Но очередную редакцию закона, которая была представлена на суд общественности и профессионального сообщества, снова раскритиковали. Планировалось, что законопроект в этом году будет рассмотрен в Госдуме. Но судя по количеству критики документа, этого в ближайшее время не произойдет, и он снова будет похоронен. Все о смерти, захоронении, кладбищах, об уважении к мертвым и о совести живых "Правде.Ру" рассказал консультант-аналитик Общества защиты прав усопших Антон Авдеев.
— Существует две мировоззренческие доктрины похоронного дела. Что вы можете о них сказать? И как это отражается в законопроекте Минстроя?
— Мы с вами сейчас живем в индустриальном обществе, которое начало строиться на рубеже XVI-XVII веков. Его суть заключается в материально-техническом развитии, построенном на научном прогрессе. В нем не существует ритуалов и обрядов как системообразующих вещей, потому что они очень сдерживают технологическое развитие. Следовательно, от них можно отойти. Не совсем отказываться, конечно, а просто не ставить их в фундаментальную основу общества.
Но есть и традиционное общество, главная функция которого — не материально-техническое развитие, а сохранение социальной стабильности внутри своего круга. Поэтому в нем всегда были ритуалы, означающие переход из одного статуса в другой, своеобразный язык, который всех связывает воедино. Поэтому вопрос перехода из мира живых в мир усопших, с подведением итогов в виде символических действий — похорон, в традиционном обществе всегда имел фундаментальное значение.
Давайте взглянем на индустриальную Европу. Ломать традиционное общество там начали на рубеже XIX века, когда стали строиться промышленные города. Тогда во время прокладки коммуникаций европейцы натолкнулись на христианские кладбища с тысячелетней историей. Рабочим необходимо было что-то с этим сделать, поэтому они начали выкапывать останки предков и перекладывать их в костницы — оссуарии.
Из этого можно сделать вывод, что усопшим не дается никаких гарантий по погребению. Они есть только у платежеспособного потребителя. То есть, фактически, кладбище в западной индустриальной модели — это место платной парковки вашего дедушки.
А в традиционном обществе все не так: мы даем гарантии усопшему, потому что до этого он был живым. Он где-то работал, имел какой-то социальный статус, в соответствии с этим статусом ему должно быть выделено бесплатное место погребения. Это происходит не за счет индивидуальных платежей, а за счет общественных трат. Именно здесь и кроется принципиальное различие между индустриальным и традиционным обществами.
Сейчас Минстрой пытается пропихнуть западную модель похоронного дела, где на законодательном уровне существует такая вещь, как семейно-родовые захоронения. Еще в 90-е годы нам пытались подсунуть эту схему, чтобы брать за похороны дополнительные деньги. Если сегодня это будет легализовано на федеральном уровне, то платная тема захоронения будет вытеснять всю бесплатную.
— Какие проблемы сейчас особенно остро стоят в похоронном деле?
— Проблема в том, что кладбища постоянно расширяются. И тут есть два выхода в западную модель: с арендой, нет денег — выкопали, новых захоронили, или же передача этих мест захоронений в опекунство с последующим захоронением того, кто стал новым опекуном. В Москве, например, около 17-20 процентов мест захоронений на кладбищах — бесхозные. Проект опекунства был запущен в Москве в 2009 году, но его быстро свернули, как только на городском уровне были введены дополнительные денежные сборы за места захоронения.
Беда современных правителей в том, что они не видят то, что традиционное общество, в котором они являются носителями власти, стоит именно на позиции сакральности, что отношение к институту предков является здесь фундаментальным, связующим все народы, нации и религии на территории евразийского пространства.
— У любого общества есть традиции, которые оно свято оберегает. Переход на индустриальную платформу без предварительной подготовки может быть воспринят как некое святотатство.
— Это сейчас так и воспринимается. Но просто надо понимать, что эта модель прекращает свое существование уже сейчас: постоянное расширение технологических цепочек уперлось в границы земного шара. Это то, о чем в свое время говорили Адам Смит, Роза Люксембург, Карл Маркс, потом Олег Григорьев, Михаил Хазин. Мы достигли пределов развития. У нас сегодня нет людей, подготовленных жить в среде, в которой какие-либо изменения будут сознательно обществом сдерживаться.
Народы и нации, в которых сильны фундаментальные традиции, не признают нарушения прав усопших. Есть, конечно, те, кто думает, что у усопших нет прав. Это утверждают, например, сторонники идеи с перезахоронением Ленина: они говорят, что после смерти гражданские права заканчиваются.
Но еще в 1979 году в журнале "Правоведение" рассматривался вопрос сохранения прав за усопшими: у любого почившего всегда есть право на упокоение и на поминовение. Это вековые гарантии. Если мы нарушаем эти традиции, то мы, по сути дела, ничего никому не гарантируем. В китайской мировоззренческой доктрине один из самых главных дней в году — это день поминовения усопших.
То, что для людей индустриального общества кажется нормальным, для традиционного общества считается неприемлемым. За последние сто лет европейцы разрушили институт семьи. Потому что вопрос погребения — это вопрос преемственности из поколения в поколение. Сейчас есть только наследование имущества, а преемственность ответственности исчезла. И теперь мигранты, которые приехали из стран с традиционным укладом жизни, рассматривают жителей Европы как нелюдей. Потому что с их точки зрения, те, кто выкапывает своих предков — это животные.
Кстати, похоронно-мемориальная деятельность — единственное, что отличает нас от животных. Без этой деятельности мы бы не смогли объединяться в большие социальные группы.
