Николай Николаевич Нарицын - практикующий врач-психотерапевт со стажем более 25 лет, член Общероссийской профессиональной психотерапевтической лиги (ОППЛ) и Российского психоаналитического общества (РПО). В 1976 г. закончил Калининский (бывший III Ленинградский) медицинский институт. Получил специализацию по психиатрии, наркологии и психотерапии, а в последнее время - и по психоанализу. Работал в Институте высшей нервной деятельности и нейрофизиологии АН, преподавал на кафедре психотерапии Института усовершенствования врачей, участвовал в становлении Центра клинической психотерапии и психологической помощи, вел цикл передач в прямом эфире на кабельном телевидении Юго-Восточного административного округа Москвы и в том же округе работал в медико-психологическом центре. С разрешения автора публикуем его статью о страхе смерти и его проявлениях.
Страх смерти, страх мыслей о смерти - по сути дела это оборотная сторона инстинкта самосохранения. У животных такой инстинкт есть, но «страха смерти» нет, потому что животные, как и маленькие дети, и инфантильно мыслящие некоторые взрослые, в основном живут сегодняшним днем. Инстинкт оберегает их от потенциальной сегодняшней опасности; но лишь стоит избежать опасности, то, что угрожало, уже забыто. До следующего момента угрозы.
Человек же постепенно начал, скажем так, обобщать и прогнозировать аспекты своего существования, анализировать, что «вчера я жил, сегодня живу, значит, и завтра буду жить». И по сути дела, то, что «завтра буду жить» - это продолжение привычного модуса существования и, в общем, доставляет какие-то приятные ощущения (хотя бы ту же стабильность). А с другой стороны, обобщения и прогнозы побуждают задуматься хотя бы о том, «КАК я завтра буду жить», - и в конце концов о том, «а буду ли я завтра жить вообще». Последнее - страшно. Точнее, страшно даже подумать о том, что «завтра, послезавтра, когда-то в будущем меня может не быть».
Смерть - это прежде всего для многих людей переход в другой НЕПОНЯТНЫЙ статус. Непонятность чаще всего и страшит. Перемена «неизвестно на что». И вот тут человеческий инстинкт самосохранения, подкрепленный стремлением к прогнозу и анализу будущего хотя бы на несколько дней вперед, а также желанием ничего круто не менять, на бессознательном уровне как бы говорит: «этого серьезного изменения статуса «неизвестно на что» надо всячески избегать. Именно всячески - даже в мыслях!» Потому даже мысль о том, «что будет, если я умру», как правило, неприятна, негативна, пугающа.
Конечно, бывают исключения. Такой, например, факт: одинокая женщина похоронила единственного взрослого сына, и поставила на его могиле памятник… на двоих. На памятнике рядом с именем сына и датами его рождения и смерти были выбиты имя, фамилия матери и год ее рождения. Год же смерти был… пока не написан. Сделала сама себе памятник заранее.
Вроде бы, человек думает о своей смерти, и вполне рационально… Однако у данной женщины это могло быть связано с тем, что психологически после такой потери, такой психотравмы она словно бы «ушла вместе с сыном». И если ее убеждения и имеющийся пока именно животный инстинкт самосохранения не позволяют ей сделать это физически, то она хотя бы сделала это формально. И если она сумеет адаптироваться - ее этот памятник будет пугать, и она его наверняка демонтирует. А если адаптации не произойдет, она скорее всего достаточно быстро угаснет. Увы… По крайней мере, по определенным причинам ей мысль о своей смерти на момент решения о таком памятнике была как минимум не страшна, а то и вообще приятна. Вопреки инстинкту самосохранения.
Кстати, о приятном-неприятном: вспомним снова про амебу, упоминавшуюся в статье о сублимации. Даже на уровне столь примитивного существа движение к чему-то приятному - приятно, а к чему-то неприятному - нет. Но в том и дело, что у амебы как раз понятие приятного-неприятного более однозначно, чем у человека. Почему я и сказал, что женщина сделала себе памятник, именно двигаясь на тот момент по ее мнению к приятному - к хотя бы формальному воссоединению с погибшим сыном…
Не у всех и не всегда мысль о смерти априори вызывает негативные эмоции. Тот же шахид, например, подчас взрывает себя с улыбкой; правда, ему перед этим нужно провести, прошу прощения, длительное «промывание мозгов в определенном направлении». Почему и говорится часто о том, что люди, стремящиеся к смерти, призывающие смерть вопреки своим бессознательным инстинктам, не то чтобы психически больны, а резко дезадаптированы до неестественных реакций. Возможно, только в какой-то определенный момент или на протяжении какого-то времени, по тем или иным причинам. Потому что это для человеческой личности (даже можно сказать, для человеческой особи) не естественное поведение. Даже когда человек начинает щекотать себе нервы теми или иными опасностями, уже можно задуматься: по каким причинам он исповедует суицидально обусловленное поведение? Оттого, что «жизнь его достала»? Или оттого, что он мыслит не как разумный человек, а как инфантильная личность: сегодня избежал опасности, и хорошо (приятно), а страха смерти у него нет потому, что он не задумывается о том, что будет с ним завтра.
Многие люди, страдающие страхом смерти, а чаще более выраженным чувством, именуемым танатофобией, боятся процесса отхода ко сну, процесса засыпания. Часто это люди с выраженным истероидным компонентом, у них сон и смерть по сути дела в восприятии связываются по принципу «потому что одно друг на друга похоже». Сон порой называют промежуточным этапом между жизнью и смертью (и потому большое значение придавая сновидениям, придавая им достаточное значение в смысле «предсказаний будущего»). Но умерший ведь и снов не видит? Как там у Шекспира в «Гамлете»: «...забыться, умереть, уснуть, и видеть сны, БЫТЬ МОЖЕТ»... Во всяком случае, с точки зрения материалиста - врача, после смерти нет ни снов, ни прогнозов на будущее, нет всей той деятельности, которая нам свойственна. Поэтому сон и смерть по сути две абсолютно разные вещи. Другое дело, если человек боится спать, потому что ему снятся кошмары, в которых он умирает - это опять-таки просто неприятное ощущение. Но тут надо разбираться не со страхом смерти как таковым, а с причиной данных сновидений.
Страх засыпания (в том числе и страх переходить в «состояние, не похожее на жизнь», и страх умереть во сне) нередко возникает после процедуры общего наркоза. И это не удивительно. Наркоз - это по сути даже не сон, а парабиоз, «состояние рядом с жизнью». То есть можно сказать, что переживший наркоз человек побывал на грани жизни и смерти. И вот это нахождение на грани смерти человеку тоже подчас неприятно на бессознательном уровне (эта неприятность ощущается даже при отключенном сознании). Однако можно «убрать» негативные последствия парабиоза возвратом на том же психоанализе к изучению видений и ощущений, которые напугали человека во время наркоза (часто люди, находясь под наркозом, видят даже не сны, а какие-то картины собственного бессознательного).
Кстати, тяжесть перенесения наркоза зависит и от настроения, с которым больной идет на операцию: грубо говоря, он воспринимает себя «еще на территории ЖИЗНИ» или «в шаге от СМЕРТИ» (то есть - оценка по принципу «стакан наполовину полон или стакан наполовину пуст»)? Насколько вообще он психологически готов к этой операции, насколько положительно ее воспринимает? Вот пример, извините за натуралистические подробности: один мой клиент, молодая женщина, жаловалась на трудности засыпания, возникшие после применения общего наркоза, сделанного при выскабливании полости матки. По какой причине делали выскабливание? Самопроизвольный выкидыш при желанной беременности. Где делали? В гинекологическом отделении самой обычной больницы (потому как был практически «аборт в ходу» и женщину увезли по «Скорой»). Причем в палате было 10 человек, и все больше женщины, пришедшие делать аборт «по желанию» и относившиеся к этому легко и просто. Они говорили: «Да не бойся, будешь под наркозом, как мы, мультики смотреть!» Одна рассказывала, что во время операции вокруг нее было солнышко и бабочки летали, другая - что конфеты любимые вокруг валялись, третья смотрела какой-то детектив увлекательный… А моей клиентке привиделась сцена ее собственной казни, практически завершенная. И связано это, как выяснилось, было с тем, что она ощущала чувство вины: мол, не сумела удержать беременность… Пришлось поговорить и с мужем (который уж очень сильно выражал свое желание стать отцом и свое отношение к женщинам, которые не могут родить), и работать с цензурными установками самой женщины, и т.п.
Так что картинки, виденные во время наркоза, могут многое сказать о причинах, к ним приведших: фактически это сведения из чистого неприкрытого бессознательного, которое эту операцию расценивает как «шаг не для жизни, а по направлению к смерти…» (не как позитивный для себя, а как негативный). Вот почему пациентов к серьезной операции, особенно к плановой, желательно готовить психологически.
…Вообще люди на протяжении долгого времени думают, как обойти, обмануть этот страх смерти. Для того, кто желает знать, что с ним будет завтра, представить, что «ничего не будет» чаще всего просто невыносимо! И тогда люди придумали загробный мир. Точно так же, как нуждающиеся, например в дружбе, нередко придумывают себе друзей, идя по пути наименьшего сопротивления. Придуман загробный мир и бессмертие души как защита от психотравмы при мысли, что не будет ничего или что неизвестно, ЧТО ТАМ, и это тоже пугает. Однако как ни странно, здесь нередко получается наоборот: есть личности, которым приятнее думать, что со мной не будет ничего и никто с меня не будет ничего требовать, нежели что я попаду в какой-то загробный мир, буду там гореть в каком-то аду, отрабатывать какие-то долги… Тут уже можно сказать, что каждый верит в то, что ему комфортнее. Некоторые не смогут вообще жить без мысли о бессмертии души (в частности, своей собственной).
...Когда мы обсуждали страх смерти в мастер-классе, один из участников вспоминал о телевизионном сериале «Клиент всегда мертв». Мол, как же так: говорим, что тема смерти неприятна по самой биологической сути, но тем не менее об этом снимается целый сериал, значит, тема востребована массово?
Так-то оно так, но человек не амеба, и у него «приятно-неприятно» не такие однозначные оценки. Во-первых, подчас людям бывает нужно подойти к краю смерти, а потом ДВИГАТЬСЯ ОТ НЕЕ - вот это как раз приятно. Этим могут быть приятны всякие экстремальные виды спорта и прочее времяпрепровождение. Во-вторых, еще приятнее бывает близко к своей смерти, к своей опасности не подходить, а посмотреть на чужую опасность, на чужую угрозу (в конце концов, на чужую смерть) и при этом говорить себе: «А это все не про меня, весь этот ужас не со мной!» и т. п. Люди, занимающиеся пропагандой безопасности, жалуются: сколько ни показывай просветительских материалов о предупреждении тех или иных бед, все равно большинство думает, что со мной такого никогда не случится. Это уже работа того самого предсознания, которое упорно говорит: «весь этот ужас произошел не с тобой, и с тобой никогда не произойдет». Правда, это больше бывает у тех, кто плохо умеет прогнозировать.
Так или иначе, определенный спрос на боевики, ужастики, мистические триллеры и программы типа «Дорожный патруль» все же есть. В том числе и потому, что человек в конце такого фильма оглянется вокруг, увидит себя в уютном кресле, за чашкой чая, в мягких тапочках, и скажет: «Хорошо-то как, это все на самом деле не произошло!» И вот ради этого релакса в конце, явного или неосознанного, многим и нравится подобный сериал. К тому же интересно заглянуть за грань жизни: а что там? И заглянуть желательно за чужой счет. Вот почему еще нередко так привлекают зевак чужие смерти и чужие похороны… Или хотя бы фильмы о смерти, похоронных агентствах и обрядах похорон.
Кстати, я не так давно писал, что наше телевидение, будучи несколько лет назад особенно «труполюбивым», смакует чужие смерти во многом еще и потому, что его работники получают определенную психотерапию: «Слава богу, все это не со мной».
Вообще, кто рассылает страхи вокруг, как правило, сам чего-то сильно боится. А. Хичкок, говорят, был довольно-таки декомпенсированным, малообщительным и выраженно трусливым ребенком. И его творчество - это своего рода «терапия творческим самовыражением», вытеснение собственных комплексов и страхов в область вне себя. А популярно потому, что попало на благодатную почву у зрителей, которые хотели также увидеть что-то страшное - а потом, в конце фильма, осознать, что это не с ними произошло… Потребители подобных сериалов в основном те, кто просто хочет ощутить то же самое удовольствие: «Это не моя проблема, не мое горе, не моя смерть». Разумеется, кто еще и впечатлителен (сензитивен) серьезно рискует, именно так решая свои проблемы. Ведь ощущение, вызванное излишней впечатлительностью, может перекрыть удовольствие от того, что смерть чужая.
У слишком сензитивных людей любой негатив воспринимается в какой-то мере как собственный.
Вообще, абстрагируясь от сензитивности, кому-то чужой негатив неприятен, а кому-то приятен. Если человеку, что называется хреново самому, нередко он, особенно не будучи слишком впечатлительным, решает вопрос посредством системы «найди тех, кому хуже, чем тебе». Причем кто-то из таких людей будет помогать тем, кому хуже, (чтобы ощутить себя сильным и востребованным, и тем решить свою проблему), а кто-то просто удовлетворится наличием тех, кому хуже, мол, «моя проблема не проблема, во-он как еще бывает…» И понятно, что самым весомым сторонним негативом для такого человека будет чужая смерть. Особенно когда после страха, переживаемого в связи с этой смертью, потом можно перевести дух, что это все тебя не касается. А у кого такого желания лечиться чужим негативом нет, тому и сериалы такие могут быть неинтересны и даже неприятны.
Вообще стремление к чужому несчастью, желание его лицезреть - это признак определенной собственной социальной декомпенсации. Хотя еще вопрос: что считать декомпенсацией.
Один клиент как-то говорил, что ему, добропорядочному законопослушному водителю, претит видеть, как лихачи на дорогах едут на красный свет, подрезают, откровенно пренебрегают правилами… Претит потому, что они создают определенную опасность на дорогах, и это водителю, не нарушающему ПДД, неприятно (как любое движение К ОПАСНОСТИ). Он говорил, что испытывает весьма скверное ощущение оттого, что у него нет законодательных, социально допустимых рычагов, чтобы такого лихача догнать и от души ему наподдать как следует. Не затем, чтобы слить свой негатив, а в качестве наказания: «сделать ему за этот поступок неприятно, чтобы он больше подобного не делал». Когда таких балбесов попадается в течение дня особенно много, а наказать их в рамках закона такому человеку лично нельзя (надлежащие структуры не всегда это осуществляют, увы) вот тогда он приходит домой, включает какой-нибудь «Дорожный патруль» и смотрит, как подобного лихача все-таки кто-то хорошенько «наказал», столкнув того в кювет или как минимум чувствительно боднув на перекрестке. Можно это сожаление о невозможности наказать тоже считать определенной социальной декомпенсацией. «Хотя, - говорил этот клиент, - если я вижу ДТП, где пострадал невиновный водитель по вине подобного лихача, мне становится еще хуже…»
Увы, многие по такому принципу становятся психологами, психотерапевтами или как минимум волонтерами на телефонах доверия. Они какое-то время действительно испытывают удовольствие как от осознания того, что помогают страждущим, так и от осознания того, что вон у людей чего бывает, мои-то проблемы по сравнению с этим - тьфу! Но проблемы возникают тогда, когда при отсутствии профессиональной защиты (а защита тут изначально не формируется, поскольку как раз есть основная цель ВОСПРИНИМАТЬ все слышимое) наступает своего рода передозировка чужого негатива.
Страх смерти близких людей - это отдельная тема… Тут ключевое пугающее слово «никогда»: просто не укладывается в голове, что ты больше НИКОГДА не увидишь этого дорогого тебе человека. Тем более, если сам боящийся плохо адаптирован к жизни, не самостоятелен психологически или материально. В том числе и из-за невозможности воспринять это «никогда» люди придумали загробную жизнь, где мы наконец-то увидимся с ушедшими родными… Присутствовать на похоронах близкого человека или нет - тоже проблема неоднозначная. Как известно, эти ритуалы делаются для живых. И нередко бывает так, что если вы не побывали на похоронах кого-то близкого - вам трудно воспринять его смерть как факт или гнетет ощущение, что «не попрощались»… Если такое вероятно, тогда желательно посетить похороны (приходилось писать, что по этой причине далеко не всегда следует ограждать от похорон детей, особенно подростков). А кому-то наоборот, тяжело видеть близкого мертвым, в гробу. В таком случае на похороны лучше вообще не ходить, что бы по этому поводу ни судачили прочие родственники…
По поводу похорон. Один достаточно известный психолог в какой-то из своих ранних книг с подчеркнутой бравадой и эмоциональным равнодушием говорит о факте смерти, сравнивая ее… с циклом жизни лампочки. В его изложении обряды и празднования рождения и поминок в сравнении с лампочкой выглядят действительно то ли смешно, то ли абсурдно: «лампочка зажглась - все радуются, лампочка горит, горит, потом лампочка погасла - все плачут; девять дней, как нет лампочки, сорок дней…» С одной стороны, вроде бы на самом деле все похоронные обряды (раз уж мы о смерти) в таком изложении абсурд, о чем так горевать?! Но проблема в том, что человек не лампочка, и он, в отличие от серийного электротехнического изделия, и при рождении (а то еще и до рождения), и особенно к моменту смерти имеет некоторые социально-психологические связи и взаимодействия. И говорить о тех же похоронных обрядах (многие из которых, согласен, для кого-то могут быть тягостны, могут казаться абсурдными и лишними, могут обременять, потому что берут свое начало из тех же мегасемейных традиций…) вот так примитивно и эпатирующе - это другая крайность. По сути некий вызов обществу, но без понимания сути высмеиваемого процесса - для чего он, процесс, этому обществу нужен и против чего, собственно, надо протестовать (скажем, против обязательного присутствия на похоронах, если кому-то это тяжело), а против чего нет. Возможно, в понимании некоторых психологов подобные высказывания - своего рода эмоционально-стрессовая психотерапия, как и нередкие фразы напрямую на тему: «Подумаешь, у вас умер ребенок, но вы-то живы? Чего вы, извините, сопли развесили?» (опять утрирую для наглядности). Однако об эмоционально-стрессовой психотерапии следует вести отдельный разговор. В частности, о том, кому и как ее показано применять, а кому и нет.
…В общем, получается примерно следующее: чтобы научиться не бояться смерти, надо, извините, поглупеть. Жить только сегодняшним днем, ничего не анализировать, не прогнозировать, не планировать и не смотреть вперед. Но даже в таком случае вряд ли подобный субъект проживет долго: потому что потеряв страх смерти, не сумеет даже перейти улицу, потому что у него не будет потребности пропускать идущий по ней транспорт. Он будет попадать невольно в такие переделки, из которых может очень скоро не выйти живым. И все потому, что он не боится смерти: избежал опасности в данный момент - хорошо, но что предпринять, чтобы избегать ее и впредь - уже неважно. Так что полностью лишаться страха смерти неразумно и опять же с точки зрения самосохранения неприятно. У человечества этот страх присутствует до сих пор и в ходе эволюции не атрофировался. Однако не надо кидаться в другую крайность, выращивая из естественного страха смерти танатофобию. Если человек вдруг зацикливается на страхе собственной смерти - это, если хотите, какой-то признак внешней декомпенсации: его мозгу, извините, больше нечем заняться, кроме как это пережевывать. По поводу природы танатофобии, то есть навязчивого страха смерти, невротического, который становится «главной мыслью в жизни», я вам могу предложить одну идею, по аналогии с социофобиями и фобиями вообще.
Итак, у страха смерти может быть три составляющих.
1. Страшно, что «что-то будет, когда МЕНЯ не будет».
2. Страшно, что «то, что будет, я не смогу контролировать».
3. «Так не должно быть!!! Я должен быть всегда, и всегда должен контролировать то, что происходит в жизни».
Таким образом, предположу, что танатофобия развивается у лиц, имеющих (как и все фобисты) в первую очередь невротически завышенную истероидность, а плюс к ней специфическую добавку. Социофоб плюс к истероидности имеет психостению, а танатофоб - эпилептоидность. Социофоб боится своей жизни в социуме, а танатофоб - своей смерти в социуме, то есть того факта, что он потеряет возможность в социуме наличествовать и его контролировать. Вот примерно такая идея.
Кстати, если у личности показатель истероидности существенно выше эпилептоидности, и человеку не столько надо все контролировать, сколько надо самому существовать, особенно если это истероид-эгоцентрист, он зачастую не испытывает страха смерти. Потому что его предсознание, его восприятие как таковое НЕ ДОПУСКАЕТ в принципе мысли о том, что когда его не будет, будет что-то еще: он умрет, и жизнь вроде как тоже остановится, так что все в порядке. А еще нередко у такой личности есть тайные желания «побывать на собственных похоронах, послушать хвалебные речи и посмотреть на те страдания, которые люди будут терпеть без него», в общем, постепенно наблюдать, как мир в его отсутствие разрушается и прекращается жизнь, как и должно быть. Хорошо, что он не может все это наблюдать в реальности, велико бы было его разочарование…
Между прочим, подростки с такими убеждениями нередко идут на демонстративный суицид - в том числе и затем, чтобы наказать родителей, которые его не понимают. Мол, «вот я уйду - и вам жить будет незачем!» Понятно, это в том случае, когда родители слишком уж явно живут только ради ребенка (нередко этого ребенка совсем не понимая…).
Таким образом, психотерапевтические методы работы со страхом смерти начинаются с диагностики - страх смерти у вас или танатофобия? Как отличить фобию от страха, мы уже говорили. Как работать со страхом смерти (хотя бы в первом приближении) - скажу чуть ниже. А как работать с фобией - непосредственно в кабинете психотерапевта.
Приходилось слышать еще и такое мнение о страхе смерти и о смерти вообще. Например, человек чего-то добивается, растет, становится лучше, но в результате все летит в «мусорную корзину», так как он умирает. Честно говоря, не стал бы так категорично формулировать: «умирает, и поэтому все сделанное летит в корзину». Человек зачастую оставляет много-много после себя! Он передает свой опыт детям, ученикам, просто окружающим его близким людям; делает открытия, пишет книги, строит дома... В общем, как-то изменяет этот мир, пусть чуть-чуть, но все же; и хорошо, если к лучшему. Так разве изменения к лучшему «идут в корзину» после его смерти?... Но вот что пишет одна из участниц мастер-класса: «…пожалуй, действительно для меня страх смерти связан… еще с тем, что жизнь оборвется внезапно, когда еще толком не успел ничего после себя на земле оставить... Но тогда, если уж хотите, лучший способ избавиться от излишнего страха смерти, угрожающего перейти в танатофобию - это КАЖДЫЙ ДЕНЬ наполнить какими-то задачами, чтобы не занимать его ожиданием грядущей смерти; чтобы было ощущение, что и этот день прожит вами С ТОЛКОМ (пусть это будет ваше собственное удовольствие от отдыха и прочитанной книги; необязательно какие-то трудовые свершения). Вы видели какую-то красивую природу (пусть до этого вы такую птицу и такое дерево видели сто раз - но сегодня вы заметили, что они красивы), слышали что-то интересное, разговаривали с умным человеком (пусть даже с самим собой)… Все это ваш багаж, удовольствие познания: где же тут «день прожит без толку»? Нагрузите себя этими впечатлениями, которые вы почему-то пропускаете мимо. Почему? Разберитесь с теми глобальными задачами, которые вы ставите перед собой: реальны ли они, нужны ли они лично вам и в каком виде, и почему все, что помимо них, вы считаете «прожитым без толку»?
Попробуйте обучать самостоятельности ваших детей, постепенно, но упорно, чтобы ваш страх смерти не имел такой условной приятности: «А как же мои дети без меня?» Потому что вам в глубине души хочется, чтобы «они без вас вообще никогда не смогли», и боитесь вы смерти во многом оттого, что «вдруг дети без вас смогут?!».
В общем, лучшее средство избавления от излишнего страха смерти - действительно конкретизировать задачи жизни. И уже с этими выясненными ощущениями жить да жить, сквозь годы мчась. Обратите внимание: не тащась, не ползя, а именно мчась: чтобы каждый день был насыщенным, с каким-нибудь толком, чтобы мозг был занят проблемами жизни, а не смерти. Жизненная активность и прогоняет страх смерти, и убирает потребность в том, чтобы пользоваться чужим негативом; своих-то задач реальных хватает, и голова плотно занята их реализацией!
К слову, о смысле жизни. Верно, страх смерти опосредованно связан со смыслом жизни: по сути это две стороны одной медали. Поэтому тот, у кого нет осознанного смысла жизни, он от этого не страдает (и не знает, что этот смысл должен быть) и тоже страха смерти не испытывает: «пить будем, гулять будем, а как смерть придет - помирать будем!». А страх смерти у того, кто обрел смысл жизни, может быть связан со страхом не успеть его оправдать. Получается, что нередко работа со страхом смерти связана с уточнением смысла жизни: что за такой смысл человек себе взял, что боится не успеть его реализовать, точнее, не уверен в возможности его реализации, и вообще этот смысл жизни на самом деле не его устраивает?
Николай НАРИЦЫН, врач-психотерапевт, психоаналитик, г. Москва
#GALLERY#
