Новосибирские спасатели опубликовали 10 июля снятое одним из них от первого лица видео с места ДТП с двумя погибшими. Часть комментаторов новости об этом на НГС сочла содержание видео — место аварии глазами спасателей — слишком шокирующим; позже оно было удалено. Спасатель — одна из профессий, в которых регулярно приходится видеть смерть и вообще переживать опыт, который со стороны кажется очень тяжелым. Об этом опыте и о том, как с ним справляются расспросили представителей нескольких таких профессий: спасатель, патологоанатом, кардиохирург и директор крематория.
Виталий Шелков, спасатель муниципальной аварийно-спасательной службы (МАСС): «Быть спасателем мечтал давно, еще когда был подростком. Лет 10 назад появилась такая возможность, — пригласили работать матросом-спасателем на реке, а через несколько лет появилась муниципальная спасательная служба и я в нее пошел работать с самого начала. Реальная работа, конечно, сильно отличается от того, как представлялось подростку, — кажется же, что спасатель каждый день совершает подвиги, а на самом деле много другой работы: откачать воду, помочь "скорой" вынести очень тяжелого — в смысле килограммов 200 — больного и т.д.Тяжелые морально вещи тоже есть, и тут нам помогает психолог, чтобы не было душевной травмы, разъясняет, что делать и как реагировать.
Например, спасатели не выясняют дальнейшие судьбы людей, с которыми столкнулись, — это важно, чтобы не вовлекаться и не травмироваться, чтобы продолжать нормально делать свою работу. У нас есть на службе комната релаксации, и в свободное от вызовов время мы ложимся, и психолог с нами беседует — индивидуально или группами. Самое тяжелое, конечно, — это смерть маленьких детей, которых ты на руках вынес из водоема или пожара. И тут даже если спасатель говорит, что ему не нужна психологическая помощь, она на самом деле ему необходима.
Как снимать стресс? Один из самых популярных способов — заниматься физическими нагрузками. Если лежать и ничего не делать — сам себе нагоняешь жути, и даже если думаешь, что то, что увидел, никак на тебя не повлияло, это все равно внутри копится.
И можно перегореть или срываться на близких».
Михаил Травин, доцент кафедры патологической анатомии НГМУ, врач-патологоанатом горбольницы № 1: «Изначально я видел себя в хирургии и в науке, но обстоятельства сложились по-другому — оказался в гостях у одного знакомого как раз в момент, когда ему позвонил будущий заведующий кафедрой, я как раз заканчивал 6-й курс… В итоге получил предложение, согласился и не пожалел. К тому времени, когда студент переходит к работе, он уже не второкурсник с круглыми глазами, он прошел огонь, воду и медные трубы и имеет закаленную психику.
Гораздо труднее приходится, например, работникам онкологических диспансеров, которые работают с умирающими. А у нас всё спокойно. Работа патологоанатома вообще отличается от того, как ее представляют со стороны. Во-первых, аутопсией, то есть, вскрытиями патологоанатомы занимаются меньше, чем биопсией — исследованием тканей живых людей для постановки диагноза.
И, соответственно, главный стресс в работе — это огромная ответственность за эти диагнозы.
Лично у меня, например, работа с биоматериалами живых людей — это где-то 80 % работы. Во-вторых, то, как работу показывают, например, в кино, тоже имеет мало общего с реальностью. Никто не занимается показушным поеданием пищи рядом с покойником — для этого есть отдельная комната.
Когда начинал работать, пару раз снились… сны, скажем так, связанные с профессией. Обстановка в них была мрачная. Что-то, видимо, прокралось в подсознание. Сейчас, когда сильно мучаюсь с диагнозом, снятся разные варианты решения. А вообще если человек любит по утрам идти на работу, а вечером — с работы, — т.е. если достигнута гармония и в работе, и дома, никакой стресс ему не грозит».
Александр Богачев-Прокофьев, кардиохирург, руководитель центра новых хирургических технологий клиники им. Мешалкина:«Естественно, кроме радости, когда все получилось, есть другие случаи — когда пациент погибает и ты прокручиваешь в голове: можно ли было сделать что-то, можно ли было сделать по-другому? Не думаю, что это притупляется с возрастом, просто с возрастом делаешь меньше ошибок. Есть еще такой момент: когда ты молодой, тебе изначально кажется, что ты можешь сделать всё — даже в безнадежных случаях.
Самый неприятный психологический момент — это разговоры с родственниками крайне тяжелого пациента, это волнение, которого не бывает во время операции.
Лично мой способ снятия стресса — семья. Просто прийти домой. Про работу жене рассказываю очень редко, но только когда совсем тяжело, бывает, что нужно уже обсудить».
Сергей Якушин, директор новосибирского крематория, сертифицированный бальзаматор, танатопрактик: «Первое, чему надо обучаться в нашей работе и чему мы обучаем бальзамировщиков, — инфекционная безопасность, которой у нас толком нигде не учат. Не учат санитаров в морге, не учат судмедэкспертов, не учат, например, тому что латексные перчатки надо менять каждые 15 минут. Что касается другой — душевной — безопасности, то, я уверен, что в похоронном деле могут работать только люди с очень старой душой, которая пережила много воплощений. Люди с молодой детской душой будут страшно терять энергию и сами уйдут раньше. Дело в том, что мы работаем на границе, возле портала в другой мир, — и такие места, безусловно, опасны. Это те места, где душа присутствует некоторое время, прежде чем последовать дальше. Это знание — и знание о том, как нужно общаться с мертвыми, какие слова можно употреблять, а какие нельзя, — мы передаем нашим работникам. И благодаря этой культуре, осознанию, что они работают с тонким миром, они — адекватные люди, на них нет жуткой печати, как на санитарах в морге.
Мы обучаем работников никогда не принимать горе на себя. Это вообще основополагающая вещь. Ты тогда слишком открываешь и принимаешь в себя отрицательную энергию, которую выбрасывают люди, переживающие смерть близких.
Хотя у нас одна церемониймейстер, которая работает давно, — но всегда плачет, когда провожает ребенка. Это непрофессионально, я ее ругаю, но она ничего не может с собой поделать. Наверное, потому что женщина.
Никакого стресса в моей работе нет. Это нужная работа, в которой нет ничего предосудительного. Хотя люди исторически ее не любят. Я как-то по приглашению своего знакомого — директора американского похоронного дома — был на заседании делового клуба в Нью-Йорке, и оказалось, что никто не хочет сидеть с нами за одним столом. Все пересели. Даже в Америке люди боятся этой темы».
