Это был каталог музея Уральского общества любителей естествознания, составленный в 1898 году его хранителем Дмитрием Ивановичем Лобановым (1842-1915). Знакомясь с содержанием каталога, они случайно наткнулись на запись, гласившую, что в фондах музея некогда хранился фрагмент оградки гробницы среднеазиатского правителя Темура. Сообщение это, естественно, вызвало повышенный интерес: музейщики захотели разыскать редкий экспонат. Выяснив, что этот фрагмент экспонировался на Сибирско-Уральской научно-промышленной выставке 1887 года в Екатеринбурге, они обратились за подтверждением к ее каталогу и сопровождавшим его документам.
Стало известно, что кусок мраморной решетки, принадлежавший когда-то генерал-лейтенанту А. Е. Баранову, 15 сентября 1887 года был предоставлен им комитету по устройству Сибирско-Уральской выставки, а затем подарен Уральскому обществу любителей естествознания (УОЛЕ). Фрагмент этот был тогда же выставлен в отдельной витрине в номинации «Древности», а его владельца, по итогам выставки, наградили большой серебряной медалью. Затем, вплоть до 1920 года, самаркандская редкость неизменно выставлялась в постоянной экспозиции музея.
Однако затем устоявшаяся жизнь этого хранилища древностей была нарушена: начались скитания его экспонатов. Вместе с другими ценностями коллекции фрагмент оградки из мавзолея Темура некоторое время находился в подсобном помещении екатеринбургской церкви на Вознесенской горке, затем в подвале печально известного Ипатьевского дома, в других временных хранилищах города. А потом, почти в течение целого столетия, пролежал забытым и никем не востребованным в запаснике местного краеведческого музея…
После изучения имевшихся документов сотрудники музея приступили к поискам самого уникального экспоната, и спустя две недели они увенчались успехом: упомянутый фрагмент был найден. Он представляет собой мраморный обломок 96 см в длину, 15 см в ширину и 5 см в толщину. Весит этот фрагмент около 20 кг. У музейщиков, обнаруживших самаркандскую древность, возникла идея воссоздать историю этой находки и устроить в Екатеринбурге выставку одного экспоната, которая могла бы познакомить всех желающих с эпохой Темура, туркестанскими походами русской армии, архитектурными шедеврами Самарканда и личностью генерала А. Е. Баранова. Сотрудников музея интересовал целый ряд вопросов: подлинность фрагмента, наличие его аналогов в музеях Самарканда, история реконструкции оградки мавзолея Темура, публикации на эту тему в Узбекистане… И потому они обратились за содействием к автору этих строк.
Но прежде чем продолжить наш рассказ, следует хотя бы кратко остановиться на истории Уральского общества любителей естествознания, в музее которого долгое время находился уникальный экспонат. Общество это – УОЛЕ – было создано в Екатеринбурге в декабре 1870 года. Основала его группа местных интеллигентов: преподаватели гимназий, присяжные поверенные, горные инженеры и врачи. Финансовую помощь начинанию оказали купцы. Инициатива была поддержана не сразу: по словам активного деятеля УОЛЕ известного писателя Д. Н. Мамина-Сибиряка, «кто жил в провинции, тот хорошо знает, каких невероятных трудов стоит здесь всякое новое начинание».
Уральцам помог счастливый случай. В Екатеринбург из Швейцарии приехал в начале 1860-х годов молодой и энергичный француз Онезим Клер (1845-1920). Получив место преподавателя французского языка в местной мужской гимназии, он вскоре женился и укоренился на уральской земле. Обладая незаурядными организаторскими способностями и имея склонность к научным исследованиям, Клер начал тормошить местных обывателей темпераментными речами о необходимости создания в городе научного общества.
Онисим Егорович, как русифицировано стали именовать его в городе, впервые высказал эту идею в кругу коллег и друзей еще в 1867 году. Затем целый год ушел на поиск меценатов. Вспоминая об этом времени, О. Е. Клер позже напишет: «Мы вообразили, что уральские заводчики и золотопромышленники, нередко слывшие меценатами в других городах, окажут материальное содействие нашему предприятию. К стыду их я должен сказать, что все наши старания заинтересовать их оказались напрасными и даже оскорбительными. Демидов, князь Сан-Донато, прислал 100 рублей, то же сделал Асташев, номинальный хозяин богатейших золотых приисков, – а большинство даже не отвечало. При этих условиях мы десять лет бились как рыба об лед».
Однако старания энтузиастов были вознаграждены: общество появилось на свет. И хотя все его богатства – экспонаты будущего музея и коллекция научной библиотеки – умещались в первый год в бельевой корзине, а первоначальный капитал составил всего 200 рублей, этого хватило для того, чтобы заявить о себе. Способствовала этому публикация первого тома «Записок Уральского общества любителей естествознания» (а за ним в течение более чем полувековой истории УОЛЕ увидели свет еще 40 томов), в котором Общество определило основные направления своей деятельности: всестороннее изучение Уральского края и улучшение быта народа посредством «правильного пользования природных богатств».
Желание обеспечить материальную базу для УОЛЕ натолкнуло его организаторов на мысль провести какую-нибудь эффектную и прибыльную акцию. Общество развернуло подготовку к проведению Урало-Сибирской научно-промышленной выставки. Эта выставка, открывшись в Екатеринбурге в середине июня 1887 года, собрала более 3800 участников из 32 губерний России, а также ряда европейских государств и США. Только за первые три дня работы выставки на ней побывали примерно 80 тысяч посетителей (вспомним, что в то время все население Екатеринбурга не превышало 25 тысяч жителей). Выступая с итоговым докладом на заседании УОЛЕ, председатель комиссии экспертов П. И. Глуховский подчеркивал, что, устроив с такой поразительной энергией и замечательным по новизне дела знанием Сибирско-Уральскую научно-промышленную выставку, УОЛЕ обратило на себя внимание не только всей России, но и всего образованного мира.
Однако, несмотря на очевидный успех предприятия, вырученных от выставки средств едва хватило на то, чтобы покрыть понесенные расходы. Впрочем, заработанный авторитет не пропал даром: вскоре УОЛЕ получило августейшего покровителя в лице великого князя Михаила Николаевича и ежегодную государственную субсидию в 2000 рублей… 27 декабря 1888 года (по старому стилю) на базе проведенной выставки открылась первая постоянная экспозиция музея УОЛЕ. К тому времени в музей поступило более 16 тысяч предметов, которые были приведены в систему, размещены по отделам, витринам и шкафам. Музей был открыт для свободного доступа публики и вскоре превратился в одну из главных достопримечательностей Екатеринбурга. Постепенно финансовые дела УОЛЕ пошли было в гору. Но когда мечта о собственном здании – с музеем и библиотекой – была уже близка к осуществлению, разразилась мировая война, а с ней инфляция и почти полное разорение…
Революцию 1917 года члены общества встретили с надеждой. Вскоре, однако, стало ясно, что новому государству краеведение по типу УОЛЕ вовсе не нужно. Ведь Общество работу свою строило на энтузиазме и предприимчивости местных научных сил, плохо поддающихся централизованному руководству. К тому же в 1920 году не стало Онисима Клера – бессменного президента УОЛЕ на протяжении целых 50 лет, а его сын Модест был арестован по нелепому обвинению в раскрытии государственных секретов.
Чтобы сохранить свое собрание для потомков, УОЛЕ безвозмездно передало государству богатейшую научную библиотеку, музей коллекций, музей наглядных пособий. В результате Общество осталось неимущим нахлебником при областном государственном музее, возникшем из его же собраний. Кончину УОЛЕ никто не заметил. Хотя официальной датой называют 1929 год, удалось найти документы, где печатью и подписью последнего председателя Общества Л. Хандросса визируются бумаги до мая 1930 года. Впрочем, к тому времени от УОЛЕ, кроме печати и его одинокого председателя, уже ничего не осталось…
Теперь обратимся к личности самого дарителя уникальной реликвии. Представители старинного дворянского рода Барановых неоднократно упоминаются в документах истории Российского государства. Часть их еще в XVI веке переселилась в Прибалтику и там совершенно онемечилась, приняв евангелическо-лютеранское вероисповедание и соответствующую тевтонизированную фамилию фон Барангоф. Именно под таким именем был записан в дворянские книги Эстляндской губернии отец дарителя самаркандской реликвии Евстафий Евстафьевич. Он принимал участие в Отечественной войне 1812 года, продолжил службу по армейской пехоте и в 1824 году был произведен в полковники. Евстафий Баранов был женат на своей дальней родственнице Жанетте Егоровне (урожденной Барановой), а оба его сына – Александр и Николай, подобно отцу, прославившись на военном поприще, тоже дослужились до генеральского чина.
Старший из них – Александр Баранов – родился в 1837 году в Эстляндии и, получив образование в Пажеском корпусе, был выпущен из него в июне 1857 года прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк. В 1860 году Александр был переведен на Кавказ. Прослужив затем некоторое время в Польше, в 1865 году он был направлен в распоряжение военного губернатора Туркестанской области с зачислением по армейской кавалерии ротмистром. Здесь он к 1868 году дослужился до полковника.
После капитуляции Бухарского ханства и заключения мирного договора с эмиром полковник Баранов несколько месяцев прожил в Самарканде, после чего покинул Туркестанский край: в январе 1870 года его назначили командиром 61-го пехотного резервного (кадрового) батальона, a в ноябре 1872 года – командиром 158-го пехотного Кутаисского полка. С Кутаисским полком Баранов участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878 годов на Кавказском театре военных действий. В сражении с турками на Аладжинских высотах 20 сентября 1877 года он был ранен в левую ногу пулей навылет.
После ранения в ноябре 1877 года Баранова произвели в генерал-майоры с назначением состоять при Кавказской армии. В марте 1881 года ему был пожалован орден Св. Станислава 1-й степени. В сентябре того же года он назначается начальником 21-й (впоследствии Пермской) местной бригады. Как старший в округе генерал он неоднократно исполнял обязанности командующего войсками Казанского военного округа, к которому относилась и Пермь.
Баранов вошел в пермские анналы и в связи с событиями 1905 года. В мае по улице Сибирской, мимо губернаторского дома, двинулось мирное шествие учителей, которые стремились тогда создать свою всероссийскую общественную организацию. Демонстранты остановились на Вознесенской площади. Губернское начальство приказало полицеймейстеру вывести на улицы вооруженных солдат, намереваясь повторить в Перми московское Кровавое воскресенье. Однако генерал Баранов воспротивился этому приказу и своею волей увел солдат в казармы, заявив властям, что не позволит использовать армию против мирного населения. Учителя пошумели на площади, избрали полномочных представителей и отправились к кому-то на дом сочинять воззвание…
В конце 1905 года Баранов находился в Казани, в очередной раз исполняя обязанности командующего войсками Казанского военного округа. На этом служебном посту 27 декабря его и постигла смерть. На кончину заслуженного и весьма уважаемого в крае генерала незамедлительно откликнулась местная пресса: «В нашем городе покойный прожил 24 года. Пермь сроднилась с ним. Все мы давно привыкли считать А. Е. «своим», привыкли с любовным уважением смотреть на прямую и высокую фигуру старого боевого генерала, опирающегося на ходу на палку и одетого зимой и летом безразлично в легкое офицерское пальто. Все мы знаем, какой это был прекрасный человек, в высшей степени скромный, честный, какой это был редкий семьянин… Да будет же тебе наша пермская земля пухом, незабвенный человек, честный и верный слуга Русского Царя и матушки России!»
Генерал-лейтенант Баранов прошел все «горячие точки» второй половины XIX века: Среднюю Азию, Кавказ, Балканы. За успешную службу отечеству Александр Евстафьевич был награжден практически всеми орденами, которые мог получить тогда русский военный, в том числе орденом Св. Александра Невского, которым в то время было удостоено всего лишь несколько человек. Баранов был похоронен на местном Новом (ныне Егошихинском) кладбище, у стен церкви Всех Святых. Памятник, установленный на его могиле, постигла печальная участь: в советское время он был разбит вандалами. Однако пермским краеведам удалось с точностью установить место захоронения. К счастью, практически все куски надгробия, вросшие в землю за прошедшие десятилетия, сохранились. Они были обнаружены неподалеку от забытой могилы. В 2005 году, к 100-летию со дня смерти генерала, памятник был восстановлен.
Вернемся, однако же, к самаркандскому периоду биографии А. Е. Баранова. Не вызывает сомнения тот факт, что фрагмент оградки гробницы Темура попал к полковнику летом (или в начале осени) 1868 года, перед тем, как он должен был оставить службу в Туркестане. Можно предположить, что Баранов, как и многие другие русские офицеры, покидавшие этот край, хотел увезти в Россию какое-то экзотическое свидетельство о своей жизни на восточной окраине империи. Одни увозили с собой местные ковры, другие – восточные рукописи, третьи – монеты или ювелирные украшения. Кто-то приобретал кирпичики с мозаикой из старинных мечетей или образцы восточного оружия…
Это был период хищнического разграбления ценностей, которым не гнушались ни победители, ни побежденные. Имеющиеся факты свидетельствуют о варварских методах добывания этих «сувениров», когда предметом наживы становились не только материальные, но и духовные ценности мусульманского мира. Однако справедливости ради стоит сказать и о том, что к моменту присоединения среднеазиатских земель к Российской империи многие средневековые сооружения Самарканда и других городов края находились в весьма плачевном состоянии. Великолепные сооружения средних веков были большей частью разрушены войнами и природными стихиями, а часто сменявшие друг друга правители вовсе не стремились их сохранять.
По свидетельствам мемуаристов, в первые годы после завоевания Туркестана власти не обращали никакого внимания на творящееся безобразие. И этим ловко пользовались дельцы разных мастей, продающие или приобретающие за бесценок уникальные памятники. Потому-то приобретение фрагмента с могилы Темура было обычным фактом тогдашней купли-продажи…
Мавзолей Амира Темура состоит из двух уровней: верхнего, на котором размещены впечатляющие декоративные саркофаги, и нижнего, подлинного, где в более аскетичных гробницах находятся фактические останки темуридов. Саркофаги на верхнем уровне заключены в мраморную ограду с открытыми резными украшениями, образующими сложные геометрические узоры. Узоры обрамлены резным рельефом в ботанических мотивах. Части ограды разделены резными вертикальными элементами с цветочным орнаментом, завершающимся фигурой из лепестков.
Сохранилось авторитетное свидетельство, принадлежащее известному ученому-краеведу, редактору газеты «Туркестанские ведомости» Николаю Александровичу Маеву: «В прежнее время могильный камень Темура окружен был изящной резной мраморной решеткой; теперь от решетки сохранился только небольшой кусок. По приказанию генерал-губернатора она будет реставрирована и, по сохранившемуся случайно образцу, заказана будет другая, алебастровая, решетка». Таким образом, в период пребывания в Самарканде полковника Баранова первоначальная оградка могил в мавзолее Темура уже была разрушена. И потому офицеру, возвращающемуся на родину, было, вероятно, несложно и не очень накладно приобрести ее отломанный фрагмент у какого-то местного дельца. Однако уже вскоре намерение властей по поводу реставрации мавзолея изменилось, свидетельством чему может служить письмо начальника Зарафшанского округа А. К. Абрамова К. П. фон Кауфману, сохранившееся в фондах Центрального государственного архива Узбекистана:Мраморная решетка, окружавшая захоронение Темура и его родственников, как свидетельствуют архивные документы, была установлена в 1447 году по приказу его внука Улугбека. Долго ли она существовала в своем первозданном виде – неизвестно. Но вполне достоверно известно, что за прошедшие с той поры столетия она не раз подвергалась реставрациям.
«27 апреля 1870 года.
Милостивый государь Константин Петрович! В бытность осенью прошедшего года в Самарканде Ваше Высокопревосходительство изволили приказать мне реставрировать по возможности мечеть Гур-эмир, стоящую над гробницею Темура. На основании приказания я тотчас же распорядился выпискою мрамора из Нураты и лучших мастеров из Бухары. Мрамор в настоящее время доставлен, рабочие также прибыли и приступили к работе…
Приобретение мрамора на решетку вокруг гробницы и мощение полов в верхних и нижних этажах здания и перевозка его в Самарканд обошлась в 1036 рублей 20 копеек. Работа каждого звена решетки обходится до 100 рублей, обменка плит, вымостка полов, возведение стелы и ворот, реставрирование наружного фасада обойдется до 1500 рублей. А весь расход по исправлению Гур-эмира достигнет 3000 рублей».
Это письмо не оставляет сомнений с том, что уже к осени 1869 года (времени визита фон Кауфмана в Самарканд) решетки вокруг захоронения не существовало. Трудно сейчас достоверно судить о том, какое из двух приказаний Туркестанского генерал-губернатора было исполнено. На сей счет существуют весьма противоречивые сведения. Так, например, известный востоковед В. В. Радлов, посетивший усыпальницу Темура в 1880 году, писал в своем очерке «Средняя Зарафшанская долина»: «…в каком небрежном состоянии находится это великолепное здание! Украшения стен большей частью отпали, посредине пола, возле надгробных камней, куча извести. Более поврежденные части стен и пола очень худо починены, и то лишь в последнее время, когда, после взятия Самарканда, генерал Кауфман подарил значительную сумму на ремонт этого мавзолея».
Десятилетие спустя графиня П. Уварова, побывавшая в Самарканде уже после смерти К. П. фон Кауфмана, свидетельствовала, что могильные камни Гур-эмира были «обведены низкою алебастровою прорезною решеткой». А незадолго до начала Первой мировой войны – в 1913 году – была издана книга В. Н. Гартевельда «Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана». Делясь впечатлениями об усыпальнице грозного завоевателя, автор писал: «Больше всего лично меня поразили мраморные перила ажурной работы кругом могильных камней. Такое тонкое мраморное кружево, изображающее виноградные лозы, едва ли, я думаю, было где-либо сделано с таким искусством».
В XX веке мавзолей Амира Темура тоже не раз подвергался реставрационным работам. Так, например, в 1916 году был практически полностью переложен свод над склепом и заново переделаны каменные полы. Естественно, что и решетка, окружавшая могильные плиты верхней части усыпальницы и опиравшаяся на этот разобранный пол, не могла сохраниться в прежнем виде. Масштабные реставрационные работы в мавзолее продолжались с перерывами с 1950-х по 1970-е годы.
Последним по времени серьезным изменениям усыпальница Темура подверглась в 1996 году, когда республика готовилась отметить 660-летие со дня его рождения. По фотографиям и обмерным чертежам, сделанным в XIX веке российскими специалистами, были восстановлены два минарета. Что касается екатеринбургской находки, то она, являясь ныне единственным подлинным фрагментом надгробия самаркандского мавзолея, представляет собой бесценное свидетельство ушедшей эпохи и нуждается в дальнейшем изучении и сохранении…
