— Зачем на кладбище смотритель?
— Вообще, смотритель нужен, чтобы следить за порядком, за уборкой территории, отводить места под захоронение — где можно копать, где нет. Например, нельзя около дороги, надо проезды оставлять. У нас же народ такой, могут и на дороге выкопать. На произвол пусти — тут и не пройдёшь потом. Рабочий день смотрителя с 9.00 до 17.00. Ночью никого нет. Утром я печку топлю. Как печку затопили — всё: один здесь сидит, один делает обход. Час-два ходит, возвращается, греется, другой пошёл посмотреть. В сторожке нельзя, чтобы никого не осталось, кто-то должен быть. В книгу надо регистрировать. Какие деревья наклонились, падают — пилим, чтобы на могилы не заваливались, дороги подсыпаем.
Особенно непросто в Родительский день. Однажды до такой степени поминающие напились, что пришлось вызывать милицию — ребёнок потерялся. Холодно же ещё в это время, порой даже снег лежит, так вот женщина и мужчина напились, уснули где-то там, а ребёнок маленький плачет. После родительского ходят бичи, собирают водку, еду, не дай бог, костры начнут жечь — ходим, проверяем. Хотя сейчас тут пьяных нет. А то страшно, что творилось. Разогнали, нормально стало.
Мы с напарником работаем, потому что на кладбище выходных нет. Поэтому чередуемся в субботу-воскресенье, кто-то и среди недели берёт отгул. Даже в новогодние праздники только первого числа отдыхали. Нельзя иначе. Народ не поймёт. Горе у людей. Они не понимают. Они вообще считают, что надо круглосуточно работать, но это физически невозможно. Зарплата маленькая. Зарплата тут 7,5-8 тысяч рублей.
— Бывает, что весь день никого нет?
Всё равно кто-то заходит: кому-то надо инвентарь, лопату попросит, воды попить. Народ каждый божий день приходит. Никто ж не знает, сколько народа захоронено. Бывает, приходят и спрашивают про какую-нибудь могилку лет сорока. Найти её сложно — пока не наткнётся, потому что документации того времени нет, а мы и не знаем, где она.
— Давно эту сторожку построили?
— В 2003 году. Хорошо помню, потому что она горела тот раз. У нас были перекрытия деревянные, и загорелась. Мы восстанавливали.
— Как решили на кладбище работать?
— Давно было, в 98-м. Предложили, пошёл попробовать, посмотреть. Конечно, неприятно было. А потом привыкаешь. Человек ко всему привыкает. Приезжаю на кладбище, крещусь, читаю молитву. Сам научился. А вообще, не боюсь, вышел из того возраста. Ну иногда, правда, идёшь вечером, веночки шелестят на ветру, поозираешься.
— А есть какие-нибудь истории жуткие, которые вам рассказывают те, кто приезжает поминать?
— Никто не рассказывает такого страшного. Ничего не было, только халатность людей, может быть. Порой бывает, что свечку оставят, потом головная боль, и в милицию идём. Приходят, говорят, вот у нас сгорели венки. Бегаешь, смотришь, объясняешь им, почему они сгорели. Чудовищ не бывает: зайцы, собаки бегают, козы, белки бегают. Продукты же здесь оставляют, они на еду и бегут. Сатанистов всяких не было.
Знаю, что некоторые таксисты боятся заезжать сюда. Порой едешь — ой, не, тут высажу. Опять же раньше, может быть, и жутко было, а сейчас не боятся люди, приходят на кладбище как к себе домой.
— С какого года стали здесь хоронить, не знаете?
— Я видел камень 39-го года, но не знаю, его с того кладбища привезли. Все так примерно и говорят, что предвоенное время. Камень на «Салате» лежит 39-го года. Больше всего хоронили в 90-е.
— А что такое «Салат»?
— А это мы для себя участки называем по кликухам — Салат, Боцман, кто где захоронен. Вот я в книге регистрационной пишу номер участка: 7С — это «Салат». Ориентиры такие. Мы потом на чистую книгу переписываем в конце месяца. Записей по-разному бывает. В январе обычно после Нового года много народу. В зимние месяцы много, в летние меньше. Кто замёрз, кто после праздников обычно — часто умирают.
— Можно ли точно посчитать количество могил?
— Нет. Тут целый город. За день кладбище не обойдёшь, оно очень большое – умирают около четырёх тысяч человек в год. С 1940 года прошло 70 лет. Умножаем — 280 тысяч. Кладбище давно должно быть закрыто. Роспотребнадзор об этом уже говорит. Оно должно быть не свыше 40 гектаров. Тут уже свыше 100 — километра три на полтора, наверное.
— Почему кладбище не закрывают?
— Чтобы закрыть, надо сначала новое кладбище сделать. Мы очень много писали везде. Администрация всё это знает. Хотели тут через ручей начать строиться, потом оказалось, что это федеральные леса, мы и в Москву — тишина. Потом как-то такое было, что коттеджи там можно построить, а кладбище нельзя. Сейчас что-то там застопорилось.
У нас кроме этого семь кладбищ: Песчанка, по Баранского на Первой Чите, кладбище в Застепи, Аэропорт, Рудник Кадала и на Александра Булгакова, где седьмая школа, часовенка на Черновских. Это кладбище самое большое и самое старое из действующих.
— Есть известные могилы, куда всё время приходят?
— Конечно, братские могилы у нас есть.
— Что это за братские могилы?
— Помните, в 68-м году солдаты взорвались на центральной дороге? Потом военные захоронения — братские могилы, герои тут похоронены. Вишнякова тут могила. Она прямо около трассы, памятник-книжка сделана. К нему часто приходят. Бандитские есть. У них там и часовенка стоит. Цыгане часовню построили. Цыгане вообще богато хоронят.
— Часто бывает, что люди хотят побольше места?
— По возможности. Если есть возможность, люди просят не на одно захоронение.
— А дополнительный квадратный метр оплачивается?
— Нет. Мы вообще не берём за оплату. Отвод места бесплатный.
