За что убивают царей?

И события эти все больше невеселого свойства. Тут и убийство Павла Первого, коему нынче исполняется 210 лет, и отречение Николая Второго. И первое событие месяца: убийство народовольцами 1 марта 1881 года (ст. ст.) императора Александра Второго, царя-освободителя. Год 2011, богатый на юбилейные даты, отмечает 130 лет цареубийства. После него, ощущали современники, уходит эпоха, переворачивается страница истории, а что будет дальше – страшно и загадывать.

Но почему именно это цареубийство было воспринято так надрывно и трагически? Ведь не в первый раз и, увы, не в последний льется царская кровь. Уже был у нас неугодный Павел (опасно не угодить своей аристократии!), был и несчастный Петр Третий. Да и Иоанн Антонович, таинственная Железная Маска России, забываться никак не хочет. Но «…Идиллическая Россия с Царем-Батюшкой и его верноподданным народом перестала существовать 1 марта 1881 года…» Вот так прямо – перестала существовать. Произошло нечто слишком ужасное, чтоб можно было, схоронив очередного убитого царя, разойтись по домам и мало-помалу забыть о нем. Люди ощутили начало потопа, того самого, который «после нас».

Александр Второй не был жертвой очередного дворцового переворота. Против него не сговаривалась недовольная аристократия, которая часто недовольна монархом. Царь, которого не кто-нибудь, а сам народ без указа свыше прозвал Освободителем, был убит на улице в результате взрыва бомбы, брошенной народовольцем Гриневицким, происходившим из мелкопоместных дворян с малым достатком. Цареубийца выполнял решение Исполнительного Комитета «Народной Воли», приговорившей Государя к смертной казни как преступника. Господа-народовольцы считали себя защитниками и почти освободителями своего страдающего народа, действующими от его лица и по его поручению. Вот только у народа, как водится, опять не спросили. Но главной цели своей достигли: кровь царя, пролившаяся между царствующим домом и народом империи, отметила новую веху в их отношениях и обозначила на горизонте контуры еще далекой революции.

А 1 марта 1881 года в Зимнем дворце умирал человек, взрывом бомбы почти разорванный на куски. Почему стало возможно это покушение, почему не спасла охрана, почему он оказался в нужное время в нужном месте? Ведь уже шестое покушение, уже и сам знал, что приговорен, знала полиция, уже готовившая аресты народовольцев, а не уберегли… Сам он никогда не берег себя. Александр Второй был человеком большого личного мужества и отваги. Воспитанный своим рыцарственным отцом, он и сам был рыцарем на троне. Мы сейчас уже почти не помним о том, что он, единственный из русских царей, был награжден орденом Св. Георгия 4 степени за боевые заслуги. Государь Николай Павлович, поощрявший в наследнике «души прекрасные порывы», не мог устоять перед горячей просьбой сына: отправиться к театру военных действий – на Кавказ. Как было отказать цесаревичу? Ему предстоит властвовать, решать вопросы войны и мира, посылать людей на смерть или спасать им жизнь, он должен знать, что такое война. Так думали тогда.

Конечно, поездке был придан парадный вид, конечно, наследника престола никто не собирался ставить в цепь, чтобы он добывал славу со штыком наперевес, конечно, будут охранять… Но начальство затрепетало в тихом ужасе: ведь пуля-то – дура, поди ей втолкуй, кто здесь царский сын, неприятель рядом, далеко ли до греха? А цесаревич молод, горяч, рвется в бой, не допустишь – еще обидится, а станет царем – вспомнит. Да и звание генеральское уже имеет, попробуй ему прикажи. Вот и держали на почетном месте: в резерве да в засаде, тыл прикрывать. Все при деле. Только кто ищет – тот найдет. И под крепостью Ачхой Александр бросается на отряд чеченцев, не предупредив конвой. Поступок дерзкий, безрассудный, могли и убить ненароком. Но неприятель разбит и бежал, победа наша, а наместник Кавказа граф Воронцов, перекрестившись, садится писать реляцию в столицу. В Петербурге венценосному отцу доложили как надо о подвигах сыночка, и последовал грозный приказ: наследнику вернуться!

Современники говорили: Александр Второй никогда не рвался к великим преобразованиям, он стал «реформатором поневоле». Так было надо. И кто знает, когда требовалось больше мужества: под чеченскими пулями или в тиши кабинетов Зимнего дворца, выслушивая ропот близких и друзей, смиряя негодование аристократии и уж совсем нежданно столкнувшись с ненавистью тех, кто должен бы первым рукоплескать царскому либерализму – всех радетелей о народном благе. В самом деле, почему смертный приговор был вынесен монарху, который при жизни был назван Освободителем? Кто из царей больше, чем он, сделал для торжества свободы? «Вам нужны великие потрясения…», – скажет другой реформатор, также погибший от руки революционера. Народная воля, дарованная царем, никак не устраивала народовольцев: как же тогда разрушать мир насилья? Если государь сам освобождает народ, зачем тогда нужны борцы за народное счастье? И началась травля.

В день шестого покушения Александра уговаривали не появляться на улице. Умоляла жена, княгиня Юрьевская, просил министр МВД граф Лорис-Меликов: уже известны имена заговорщиков, в ближайшие дни арестуют всех! Но ведь унизительно императору всероссийскому прятаться от своих подданных, бояться высунуть нос из дворца.

И вот первый взрыв. Погибли два казака из конвоя, кучер умирает от ранения щепками, прохожему мальчишке оторвало руки… Царь выбрался из развороченной кареты без царапины. Так беги отсюда, спасай свою жизнь, ведь известно же: бомбисты на дело по одному не ходят! «Хочу увидеть своих раненых». Прохожие, ставшие жертвами теракта, могли быть простыми обывателями, могли быть сочувствующими, «идейными» – таких тогда было много. Их никто не спросил об их убеждениях, их убивали заодно и они сейчас умирали за своего государя. Как он мог уйти и оставить их? И вторая бомба летит прямо под ноги царю. 2 марта, в день похорон императора, у гроба почившего царя стоял мальчик неполных тринадцати лет. Эта смерть сделала его отца новым государем, а его самого – наследником престола и будущим царем. Глядя на погибшего деда, юный Николай, конечно, не мог предвидеть своей судьбы... Слава Богу, не мог!