При жизни у человека нет доступа к переживанию опыта своей физической смерти. И хотя переживание умирания может моделироваться при помощи психологических техник – определенных телесных упражнений, ролевой игры, гипноза – скорее такой опыт является лишь некой метафорой реального процесса умирания. Поэтому представления человека о смерти ограничиваются в основном умозрительными концепциями об этом явлении. Единственный реально доступный опыт, связанный с перспективой физического небытия, это то, что Мартин Хайдеггер называл словом Angst (по-русски, ужас), или то, что психоаналитики называют аннигиляционной тревогой. Это состояние, которое возникает, когда мы допускаем в сознание действительную возможность собственной смерти. Например, это бывает в ситуации реальной угрозы жизни (серьезная болезнь, нападение, катастрофа, несчастный случай), иногда это может произойти после подобного события несколько отсрочено, когда до нашего сознания дошла вся серьезность угрожавшей опасности. Когда человек охвачен ужасом небытия, у него не находится слов, чтобы как-либо с помощью известных понятий описать это состояние. Лишь отойдя на некоторую дистанцию от этого чувства, он может сказать, что это похоже на страх полного исчезновения его «я» и мира, тотального разрушения, падения в темную бездну и т.п. С точки зрения психоаналитиков, это является самым первым переживанием, которое человек испытывает в своей земной жизни, при переходе в процессе рождения от спокойного и защищенного внутриутробного существования к попаданию в незнакомый, холодный, недружелюбный и непредсказуемый (по сравнению с утробой матери) внешний мир. Это состояние настолько непереносимо, что большую часть нашей жизни оно находится за пределами осознавания, или как говорят те же психоаналитики, мы его вытесняем. В противном случае, мы просто не смогли бы нормально жить и функционировать.
Чтобы не погружаться в него, человек выстраивает множество психологических защит. Способы этих защит подробно описал психолог Ирвин Ялом. Судя по его книгам, его интерес к этой теме был отнюдь не случаен – он хотел разобраться с этим не просто как ученый с неким интересным для науки жизненным фактом, но, прежде всего, со своим собственным страхом смерти. Основываясь на проделанных наблюдениях, он разделил все психологические защиты от страха смерти на два типа – веру в конечного спасителя и веру в личную исключительность, которые могут вступать друг с другом в разные комбинации.
Первый тип защит можно назвать нарциссическим решением проблемы страха смерти (понимая здесь под нарциссизмом веру в грандиозные возможности и способности собственной личности). Второй тип защит проистекает из потребности в симбиозе, слиянии с окружающим миром. Оба типа берут начало в опыте раннего детства – переживании полного всемогущества, когда все желания удовлетворяются автоматически или опыта защиты со стороны родительских фигур, приходящих на помощь в самой трудной ситуации.
Один из видов защиты, относящейся к классу веры в личную исключительность, Ялом назвал компульсивным героизмом. В качестве примера человека, в полной мере его использовавшего, он упоминал Эрнста Хемингуэя. На наш взгляд, ярким примером в этом отношении также является еще один американский писатель Хантер С. Томпсон, автор знаменитого романа «Страх и отвращение в Лас-Вегасе». При жизни Томпсон фактически играл со смертью: он катался на большой скорости на мотоцикле, употреблял различные наркотики и алкоголь, хранил дома большое количество огнестрельного оружия и взрывчатку. В возрасте 67 лет, когда почувствовал, что его физические и творческие силы угасают, Томпсон совершил самоубийство, которое, по мнению людей хорошо его знавших, было заранее запланировано. Также заранее он составил сценарий своих похорон: его прах должен быть развеян из пушки, находящейся на высоком кране. Так и было сделано. После его смерти его друг художник Ральф Стедман вспоминал: «…25 лет назад он сказал мне, что он почувствовал бы себя действительно в западне, если бы не знал, что может убить себя в любой момент». Вдова писателя Анита так сказала о его решении: «Для Хантера, как мастера политических ходов и приверженца идеи контроля, совершенно нормальным было решение покончить с жизнью по собственному графику, своими собственными руками, а не отдавать власть над собой судьбе, генетике или случайности». Согласно теории доктора Ялома, самоубийство в случае компульсивного героизма – это попытка взять контроль над смертью и таким образом снизить страх перед ней. По всей видимости, именно к этому защитному механизму прибегают байкеры, рейсеры и любители опасных экстремальных видов спорта.
Более мягкий и полностью социально приемлемый вариант защиты по типу веры в личную исключительность – это выбор профессий так или иначе связанных со смертью: военного, врача, священника, гробовщика и т.п. То, что человек часто сталкивается с данностью смерти, но, тем не менее, остается не задет ею, дает ему иллюзию контроля над ней.
И еще один облик этой защитной стратегии, пожалуй, наиболее неявный – это трудоголизм. Может возникнуть резонный вопрос: как же увлеченность работой связана со страхом смерти? Дело в том, что на бессознательном уровне трудоголик живет с верой в миф о неограниченной возможности достижения все новых и новых высот, в котором в какой-то момент закономерно возникающие стагнация и увядание не предполагаются вовсе. Кроме того, достижение выдающихся результатов в профессиональной или социальной деятельности – это традиционный способ символического отрицания смерти, попытка увековечить себя в памяти потомков.
Как уже говорилось выше, противоположным типом защиты является вера в конечного спасителя. Очевидно, что в качестве конечного спасителя предстают объекты религиозной веры. Каждая развитая религиозная система включает в себя представления о загробном существовании и силах, которые при определенных условиях могут обеспечить благополучие умершего. Кроме того, эти силы помогают ему и в этой жизни, оберегая от неприятностей. Однако в роли конечного спасителя могут выступать не только Бог или другие надмирские существа. Эту роль может выполнять политическая идеология, какой-либо социальный институт, работа, бизнес, значимый человек, с которым установлены симбиотические отношения. К примеру, публицисты и психологи обращали внимание на неожиданное, на первый взгляд, сходство, которое можно найти у советской идеологии и символики с вероучением и символикой православия, а также с язычеством. В качестве аналога христианского рая в советское время выступил коммунизм, святую троицу заменила троица Маркс – Энгельс – Ленин. Роль священников стали выполнять политработники. Высшими добродетелями были назначены отрешение от личных эгоистичных удовольствий в настоящем во имя беззаветного служения светлому будущему, - и неколебимая вера в догматы партии. Предполагалась также возможность достижения личного бессмертия в качестве «жизни в памяти потомков». Мумифицирование и погребение вождей в мавзолее вызывает аллюзии с язычеством.
Для многих людей фигура конечного спасителя имеет намного меньший масштаб – им может быть близкий человек, родители, супруг или возлюбленный, которые придают надежду и смысл существованию, или любимая работа, которой человек посвятил себя, свой бизнес, или врач в случае тяжелобольного человека. Пока отношения с этими объектами стабильные, человек чувствует себя полностью живым и защищенным.
Перечисленные выше защиты абсолютно необходимы – без них мы провалились бы в ужас небытия, который сделал бы наше существование невыносимым или даже привел к психическому расстройству. Тем не менее, рано или поздно они дают сбой, и мы вынуждены сталкиваться с неустранимой всепроникающей тревогой. С другой стороны, если какая-либо из этих защит чрезмерно гипертрофирована, то человек будет проживать свою жизнь не слишком разумным образом, например, бездумно рисковать ею, как в случае компульсивного героизма, либо посвятит ее служению фетишу, который возможно того и не стоит, поскольку слишком сильно полагается на какого-либо определенного конечного спасителя.
Поэтому нам нужно искать баланс, наилучший из возможных. Баланс между теми способами, которыми мы обеспечиваем себе субъективное чувство безопасности, и осознанием пугающей реальности. О том, чем может быть полезным для нас дозированное осознавание данности смерти, говорилось в нашей предыдущей публикации.
