В России рост продолжительности жизни не заметен, а в других странах, имевших в 1980-е годы сходные с ней показатели, ситуация улучшилась. В чем причина?
Доктор политических наук, профессор НИУ ВШЭ Эмиль Паин продолжает на «Русской планете» публикацию цикла статей «Антропологические этюды».
Продолжительность жизни — знак ее качества
Демографические показатели нелегко использовать для целей социально-экономического или политологического сравнения стран мира, поскольку большинство таких показателей сильно зависят от предшествующих этапов демографической эволюции и лишь косвенно связаны с управленческими решениями. Однако есть такой демографический показатель, который очень точно характеризует актуальные условия существования человека и культуру того или иного общества, — это показатель средней продолжительности жизни.
Неслучайно в десятку стран с самыми высокими значениями этого показателя (свыше 80 лет) в 2013 году вошли только те государства, которые характеризуются признаками высокого качества жизни: Швеция, Швейцария, Исландия, Франция, Канада, Австралия, Сингапур и Япония.
Роза Рейн празднует свой 112 день рождения, Швейцария, 2010 год. Фото: Fiorenzo Maffi / Reuters
Если стране повезло и вся она размещается в зоне с благоприятными климатическими условиями, то это позитивно сказывается на продолжительности жизни ее населения. В десятку мировых лидеров по указанному показателю входят две маленькие курортно-туристические страны — Андорра и Сан-Марино с благоприятным климатом и высокими же показателями дохода населения. Андорра к тому же характеризуется еще и самой льготной в Европе системой государственного медицинского обеспечения постоянного населения.
Лишь по формальным признакам не вошли в десятку лидеров еще две маленькие курортные страны, хотя они совсем немного уступают первой десятке по показателям продолжительности жизни: в Монако — 79,95 лет, а в Лихтенштейне — 79,9, то есть при округлении те же 80 лет.
И все же благоприятные климатические условия не являются обязательными для обеспечения высокой продолжительности жизни, ведь значительная часть территории Швеции расположена за полярным кругом, а Япония — в зоне высокой сейсмичности. Эксперты Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) выделяют четыре основных фактора, позитивно влияющих на продолжительность жизни. Два из них социально-экономические — это достаток населения и уровень его медицинского обслуживания. Чем беднее и хуже обеспечен медицинским обслуживанием регион, тем больше людей, которые не имеют возможности поддерживать свое здоровье современными средствами.
Еще два фактора имеют социально-культурную природу. Это фактор ценности человека, его жизни и здоровья в обществе (косвенными показателем этого может служить доля расходов государства на социальные нужды) и фактор здорового образа жизни населения, который может быть замерен показателями высокой доли населения, занимающегося спортом, и низкой доли потребления в стране алкоголя, табака, наркотиков. Таким образом, показатель продолжительности жизни интегрирует в себе разнообразные стороны качества жизни.
Примером могут служить, помимо десяти названных стран, еще двадцать тех, в которых показатели средней продолжительности жизни свыше 78 лет, а продолжительности жизни женщин — свыше 81 года. Это Австрия, Германия, Великобритания, Южная Корея, Италия, Нидерланды, Бельгия, Дания, Норвегия, Финляндия, США и другие страны, в которых одновременно с высокими показателями продолжительности жизни и показатели условий и качества жизни существенно выше средних в мире.
Даже те люди, которые отрицают феномен универсального исторического прогресса, не могут не признать, что средняя продолжительность жизни в мире исторически возрастает. Если в начале прошлого века этот показатель не достигал 40 лет (в России между 1851—1900 годами они составлял всего 24—28 лет), то сейчас приближается к 70 годам.
98-летняя китаянка Ванг Минши мастерит рыбацкую сеть, 2004 год. Фото: Claro Cortes / Reuters
Человечество, бесспорно, движется к расширению возрастных границ сохранения активности и творческих способностей людей. Люди в возрасте 60—65 лет, считавшиеся ранее доживающими свои дни стариками, ныне в развитых странах мира имеют перспективы активной жизни еще на четверть века и более. Они не только составляют значительную часть мировых туристов, но и золотой фонд трудовых ресурсов в постиндустриальной экономике знаний. Но пока этот прогресс проявляется только в странах, действительно социально развитых.
Китай, например, вторая экономика мира по валовому производству, а вот по качеству жизни человека он отнюдь не в лидерах, потому и по показателю средней продолжительности жизни (менее 73 лет) эта страна занимает всего лишь 79 место в мире. Вложения Китая в человека, в его здоровье значительно ниже, чем в соседних странах той же «рисовой культуры». В Китае доля расходов на здравоохранение (в % от ВВП)составляла в 2010 году всего 2,7%, а в Японии — 7,8% (потому в последней средняя продолжительность жизни на тот же год была 82,2 года); в Южной Корее доля затрат на медицину в 1,5 раза выше китайских (4,1%) и средняя продолжительность жизни примерно на столько же выше (79,1 года).
Рейтинг России по показателю здоровья и потреблению алкоголя
В России же на 2013 год средняя продолжительность жизни составляла: 66,05 года — общая, 59,1 года — у мужчин; 73 года — у женщин. Наша страна занимает по этим показателям 129 место в мире, находясь в одной группе со слаборазвитыми государствами Азии и Африки. Даже среди стран бывшего социалистического лагеря и республик СССР только среднеазиатские государства отстают от России по продолжительности жизни. И это говорит о многом.
Согласно международным критериям, население страны считается старым, если доля людей в возрасте 65 лет и старше превышает 7%, в России же, по данным Минтруда, эта доля почти вдвое выше, она составляет 13% и продолжает увеличиваться. Притом что в России, как и во многих странах Европы, население старое, наши пожилые люди, в отличие от европейских, живут недолго. Последнее обстоятельство оказывает существенное влияние на социально-экономическое положение в России. Попробуйте в нашей стране поднять порог выхода на пенсию мужчин до среднеевропейского уровня — 65 лет! Да в этом случае значительная часть мужчин просто не доживет до пенсионного возраста.
Еще менее отрадная картина предстает, если оценить возрастную структуру российского населения по показателю ожидаемой продолжительности жизни. В этом случае окажется, что «население России с позиции "перспективы на жизнь" одно из самых старых в мире». Так называемый «перспективный возраст» (в отличие от календарного или «ретроспективного») снижается там, где у человека появляются перспективы на долгую жизнь.
По этому показателю 50-летний россиянин в 2013 году был «старше» своего формального, календарного ровесника из Швеции на 21 год. Это значит, что среднестатистическому российскому мужчине до смерти остается всего 9 лет, а шведу 30 лет и, согласно статистике, 23 года из них уровень его здоровья будет вполне удовлетворительным. Разумеется, среднестатистический 50-летний россиянин старше не только шведа, но и многих других своих календарных ровесников: например, жителя США — на 19 лет, а Польши — на 15 лет.
Фото: Зураб Джавахадзе / ИТАР-ТАСС
Основной причиной демографической неконкурентоспособности России выступает высокая мужская смертность, в значительной мере связанная с алкоголизаций населения. Вот по этому показателю Россия, к сожалению, в лидирующей группе стран мира. В 2005 году она занимала пятую строчку по потреблению алкоголя в литрах чистого этанола на душу населения (в возрасте 15 лет и старше), а в 2010 году передвинулась еще на одну строчку вверх.
У нас приходится 15,1 литра чистого алкоголя на человека, но при этом для его здоровья важно не только, сколько он пьет, но и что употребляет. Например, Португалия тоже входит в десятку стран с наибольшим объемом потребления алкоголя (12,9 литра на человека), но основной объем потребления (55,5%) приходится на виноградные вина, а в России — на крепкие спиртные напитки (51%), и по показателю потребления таких напитков Россия уступает в мире только Гренаде (66,2%) и Молдавии (64,5%). При этом в двух последних странах преобладает потребление естественного виноградного спирта, а в России искусственного. Ежегодно от употребления некачественного алкоголя в России погибают 30–40 тысяч человек, и эксперты прогнозируют увеличение смертности по этой причине минимум в полтора раза.
Специалисты выделяют как минимум четыре основных типа стран по традиционному характеру (культуре) потребления алкогольных напитков и нарастанию угроз алкоголизации. Это страны с преимущественным потреблением:
— вина и крепких виноградных напитков (южно-европейский или латинский тип) — Франция, Португалия, Италия, Испания и другие;
— пива и вина (германский тип) — ФРГ, Австрия, Швейцария, Бельгия и другие;
— пива и крепких спиртных напитков (англосаксонский тип) — Канада, Ирландия, Великобритания, США и другие;
— крепких спиртных напитков и пива (северный тип, или «водочная традиция») — Россия, Финляндия, Швеция, Норвегия и другие.
Социальное государство и стратегии сбережения народа в странах «водочной традиции»
В группу мировых лидеров по продолжительности жизни и одновременно европейских аутсайдеров по потреблению алкоголя (9,2 литров на человека) входит Швеция, северная страна «водочной традиции», в которой, как во всех государствах этого типа, высока потенциальная угроза алкоголизации населения. Вспышки массового алкоголизма были в истории этой страны, поэтому для России представляет интерес пример преодоления этой проблемы.
Музей истории русской водки в Угличе, 2014 год. Фото: Артем Геодакян / ИТАР-ТАСС
Водка как новый спиртной напиток из зерна появилась в Швеции в конце XVI века, придя из Польши, когда эти государства были частью единой империи при короле Сигизмунде III Ваза. Из Швеции уже в XVII веке водка распространилась дальше в Норвегию, Финляндию и другие провинции империи. К этому времени Швеция представляла собой одну из великих мировых держав, центр крупной империи, господствовавшей в Северной Европе и рассматривавшей Балтийское море как свое внутреннее озеро («dominium maris baltici»).
Наступил XVIII век, и потерпев поражение в Северной войне в 1721 году, шведская империя стала угасать. К середине XIX века она и вовсе зачахла, а в 1905 году, после объявления о независимости Норвегии, лишилась последних признаков имперского величия. Так или иначе, к середине XIX века Швеция переживала кризис заката империи и культурный кризис (так называемый «кризис идентичности», в чем-то похожий на тот, который на рубеже XX и XXI веков переживает Россия), и вся совокупность этих кризисов обусловила буквально взрыв алкоголизма в стране. Он стал национальной болезнью Швеции, подстегивал рост нищеты и прочих социальных проблем.
Преодоление этой национальной болезни началось снизу, с движения гражданского общества. Шведские ученые выделяют три основных течения этого движения.
Во-первых, религиозное, оно началось в 1840-е годы с активности религиозных реформаторов, которые имели иной взгляд на религию, нежели государственная шведская лютеранская церковь, в том числе и по вопросу трезвости.
Во-вторых, светское движение трезвости, которое выросло из религиозного, но затем, в 1870-е годы, охватило большие массы людей, включив представителей разных конфессий и нерелигиозных деятелей.
В-третьих, рабочее движение, которое стало развиваться в 1860-е годы, но приобрело действительно всенародный характер в начале XX века. Движение трезвости во многом сплотило шведскую гражданскую нацию.
Организации трезвенников стали для огромной массы людей школой работы в общественной организации и совместной общественной деятельности. Важнейшим итогом этой гражданской активности стало распространение ценностей трезвого и здорового образа жизни в качестве национальной нормы. В какой-то мере Швеция апробировала на себе ту модель развития, которую Александр Солженицын предлагал России как раз в связи с задачей «сбережения народа». Русский писатель в 2008 годуотмечал: «Здоровое демократическое устройство может терпеливо вырасти только снизу, от локальных объединений местного значения — и поступенчатой связью друг с другом, а далее и поступенчатыми выборами». Так оно и произошло, но не в России.
Гражданский этап борьбы за трезвый образ жизни в Швеции подготовил следующую стадию — политическую. Ее началом можно считать приход к власти кабинета Ханссона (1932 год) — коалиции социал-демократической и аграрной партий. Это правительство заложило основы шведского социального государства, подчеркиваю — не социалистического. Шведские социал-демократы защищали не социализм, а социальный капитализм, который должен быть заинтересован в здоровых, трудоспособных работниках и обеспеченных потребителях своей продукции. Если у людей появится возможность больше покупать, то промышленность получит рынок сбыта, и кризис, таким образом, станет постепенно ослабевать.
Производство водки в Швеции, 2012 год. Фото: Linus Hook / Bloomberg / Getty Images / Fotobank.ru
Шведские социал-демократы заложили основы подъема благосостояния и здоровья населения и одновременно выхода страны из кризиса. Они добились 12-дневного отпуска за счет предпринимателя, страхования по безработице и старости, выплаты средств в случае рождения детей. Они заставили предпринимателей заключать соглашение с рабочими и с профсоюзами о том, что должна поддерживаться минимальная заработная плата и строго ограниченный временем рабочий день. Составной частью социального государства стала антиалкогольная политика. Она включала три основных компонента: административные ограничения на продажу алкоголя; экономические регуляторы (цены, акцизы, налоги); социально-культурные механизмы формирования установок на здоровый образ жизни и определение социальных границ, приемлемых норм и форм употребления алкоголя.
За многие десятилетия действия этой политики ее конкретные проявления неоднократно менялись как в Швеции, так и в соседних странах (Норвегии и Финляндии), где действуют однотипные антиалкогольные стратегии. Так, Швеция и Финляндия опробовали и отказались от сухого закона и от талонного нормирования алкоголя на человека или на семью. Но основные принципы антиалкогольной политики в этих странах сохраняются. К ним относятся:
— монополия на розничную реализацию алкоголя (в Швеции в обычных супермаркетах можно приобрести пиво крепостью до 3,5%, более крепкое — уже только в сети магазинов Systembolaget, а в Финляндии — в специализированных магазинах «Алко». В обеих странах специализированные магазины размещены вдалеке от учебных заведений и людных мест и работают ограниченное время — с 10:00 до 18:00);
— возрастные границы продажи алкоголя с 20 лет;
— отказ от продажи алкоголя нетрезвым лицам;
— полный запрет рекламы алкоголя;
— высокие цены на алкоголь.
Не все эти меры выглядят эффективными, но они не раз проверялись на практике и в экспериментах. Так, высокие цены на алкоголь, казалось бы, не могут удержать его потребление ныне при высокой мобильности людей и открытых границах. Учитывая это, в Финляндии в марте 2004 года были ослаблены ограничения на торговлю спиртным. Магазины «Алко» стали работать в субботу, а цены на крепкий алкоголь были снижены на 30%. В результате к концу года на 35% возросло потребление крепких напитков и сразу же повысилась смертность, заметно увеличилось и количество преступлений, совершенных в состоянии опьянения. Уже на следующий год большая часть финского общества ощутила, что нация выиграет, если вернется к существовавшим ограничениям в торговле спиртным, и потребовала от власти корректировки политики в этой сфере. Вот это важно — они там могут требовать чего-то от своего правительства и даже добиваться удовлетворения своих требований.
«"Сбережение народа" — и в самой численности его, и в физическом и нравственном здоровье — высшая изо всех наших государственных задач. К этой цели должна быть настроена вся атмосфера жизни в стране», — писал Александр Солженицын. Эта мечта писателя оказалась осуществимой, но в условии появления государства, которого пока нет в России, государства определенного типа.
Магазин «Алко» в Хельсинки, 2005 год. Источник: wikimedia.org
Во-первых, социального, в том смысле что оно служит человеку, а не подчиняет человека себе. Во-вторых, национального, не в том смысле, как его понимают в России (этническое государство с преимущественными правами какой-то этнической общности), а национального в его исходном гражданском значении, как в «Декларации прав человека и гражданина», когда общество-нация формирует национальные интересы, а государство реализует их. В-третьих, правового, способного регулировать жизнь с помощью законов. С точки зрения уважения к закону народы Северной Европы «впереди планеты всей», а в России об уважении к законам граждан лишний раз и говорить не хочется, чтобы не травмировать душу. Может, нам присмотреться к примерам более близким по культуре и привычкам, чем Швеция и Финляндия?
Россия — утрата ориентиров
Почему в Польше живут дольше, чем в России?
Пример этой страны для нас особенно поучителен. Польша, как и Россия, страна водочной культуры, и историки двух стран спорят о том, в какой из них раньше появилось само слово «водка». В Польше первое упоминание слова «wódka» в значении спиртного напитка письменно зафиксировано в 1405 году. В русских источниках название «водка» в том же значении впервые упоминается в 1533 году, однако корень этого слова у поляков и русских общий, славянский, происходит от «воды», «водички».
Еще важнее то, что с конца 1940-х годов Польша принадлежала к социалистическому лагерю, в европейской части которого с середины 1960-х годов наблюдалась одна и та же неутешительная картина быстрого старения, резко выделяющая этот регион на фоне остальной Европы. Ко второй половине 1980-х годов в Польше и России сложилась практически идентичная демографическая ситуация.
Однако, в отличие от России, в течение 1990—2006 годов средний перспективный возраст мужского населения Польши снизился, тогда как в России вырос на целых 10 лет и не снижался на протяжении всего первого десятилетия 2000-х.
С 1950 по 2007 год продолжительности жизни в Польше увеличилась на 15 лет для мужчин, дойдя до 71 года, и на 17 лет для женщин (79 лет). К 2013 году это показатель еще больше вырос, составив в среднем 76,7 лет, для мужчин — 73,9, а для женщин — 79,4 лет. Обратите внимание: различие между мужчинами и женщинами по показателю средней продолжительности жизни в Польше всего пять-шесть лет, как в Западной Европе, а вовсе не такое гигантское, как в России, — 14 лет.
Польша, 2012 год. Фото: Peter Andrews / Reuters
И причина этого очевидна — меньшая смертность мужчин прежде всего от алкоголя. За 20 лет (1990—2010) в Польше не только значительно снизилось потребление алкоголя (с 15 до 12,5 литров), но и изменилась его структура. На родине водки ныне предпочитают пиво. В 2010 году на пиво в Польше пришлось 46,9% потребления алкоголя, на вино — 10,7%, на крепкие спиртные напитки — 37% (а в России — свыше половины). Еще одни важный показатель, доля неучтенного потребления алкоголя, в Польше ровно вдвое ниже (1,8%), чем в России (3,6%).
Демографическая ситуация в Польше совсем не уникальна. Такие же актуальные показатели продолжительности жизни (в среднем 76,6 лет) и такой же стабильный рост их наблюдается и в Чехии. Только за последние пять лет средняя продолжительность жизни здесь выросла на семь лет для мужского населения и на пять лет для женского. Похожие перемены в то же время и по тем же социально-политическим причинам проявились и в других европейских странах, вышедших из бывшего социалистического лагеря.
Так в чем же причина демографических успехов наших бывших однокашников по социалистическому лагерю? Прежде всего в большей ориентации их государств на социальные нужды своего населения. Это видно по множеству показателей, и расходы на здравоохранение (в процентах от ВВП) лишь один из них. В Польше он на 2010 год составлял 5,4%, в Словакии — 5,8%, в Сербии — 6,4%, в Чехии — 6,6%. В странах, входящих в первую десятку по средней продолжительности жизни, и того больше: в Швейцарии — 6,8%, в Исландии — 7,6%, в Швеции — 7,8%, во Франции — 9,3%. А в России — всего 3,2%. Это 106 место в мире, сразу после Того, Конго и Белиза.
А каково наше пенсионное обеспечение в сравнении с однокашниками?
Польский пенсионер не богат, беднее чешского, словенского и тем более шведского, и обычно он не имеет средств, например, для отдыха на Канарах, но его пенсия составляет 40% от прежней зарплаты, а в России только 27%. Такую же долю от зарплаты, как в Польше, российское правительство обещает обеспечить нашим пенсионерам лишь к 2030 году, но уверенности в этом нет, учитывая более важные для властей разовые расходы: единовременные (на Олимпиаду, Крым, чемпионат мира по футболу) и постоянные, например, военные.
В России много говорят о благе народа, но мало что делают. В этом отношении, как и во многих других, современная Россия напоминает Советский Союз времен Леонида Брежнева. Известный советский, российский демограф Евгений Андреев вспоминает, как Леонид Брежнев, зачитывая отчетный доклад ЦК КПСС ХХV съезду в 1976 году, говорил: «Среди социальных задач нет более важной, чем забота о здоровье советских людей. Наши успехи здесь общеизвестны». Для профессионалов-демографов эти слова звучали, по сути, издевательски, поскольку были сказаны после 10 лет непрерывного роста смертности.
Между тем ситуация, с которой тогда столкнулся СССР, десятилетием ранее переживал и Запад. Разница лишь в том, что западные страны для преодоления новых вызовов смертности мобилизовали огромные материальные ресурсы, включая расходы на здравоохранение, охрану окружающей среды, развитие научных исследований, а главное — на активизацию населения для заботы о своем здоровье. В СССР же первой реакцией на начавшийся рост смертности было прекращение публикации сколько-нибудь подробных данных о смертности.
Леонид Брежнев на открытии XXV съезда ЦК КПСС, 1976 год. Фото: Владимир Мусаэльян / Фотохроника ТАСС
Ныне европейские страны, выбравшиеся из социалистического лагеря, ориентируются на своих более развитых европейских партнеров и используют их опыт как модель для подражания. Например, в пояснении к «Национальной стратегии охраны и поддержки здоровья — 2020» в Чешской Республике ученые сравнивают свою страну со Швецией: «Чехия по сравнению с Швецией потребляет вдвое больше сигарет и алкоголя, более чем вдвое чаще люди страдают ожирением и сахарным диабетом и вдвое меньше употребляют в пищу овощи». Далее ставится задача преодолеть отставание, с учетом своей национальной специфики.
А с кем себя сравнивают россияне? Запад — враг и уж совсем не эталон для подражания; Китай не может служить примером в социальном отношении, поскольку в этой сфере он сильно уступает современной России (по доходам населения, удельным затратам на медицину и особенно по пенсионным расходам на душу населения). Да и цели у стран принципиально разные: Китай стремится сдержать рост численности населения, а Россия — остановить ее падение, поскольку отступать дальше нельзя.
Итак, во внешнем мире примеров у России нет; на свое прошлое в демографическом отношении ориентироваться бессмысленно, а будущее в тумане, «особый путь» России не имеет определенного направления. Ориентиры утрачены, наступило безвременье. Это в косвенной форме признает руководитель государственной социологической службы ВЦИОМ Валерий Федоров: «Недоверие, которое является ахиллесовой пятой нашей системы, расцвело, потому что люди потеряли твердую почву под ногами. Не в том смысле что оказались на улице или начали голодать — с материальной точки зрения мы себя чувствуем не хуже, чем до кризиса. Но раньше были ориентиры, была перспектива...». В эпоху безвременья, когда «грядущее иль пусто, иль темно», у людей падает интерес и воля к жизни. Они замещаются повышенным употреблением алкоголя, наркотиков или уходом людей в мир иллюзий и мистики, а все это сильно мешает сбережению народа.
В комментарии к одной из моих статей из цикла «Антропологические этюды», я прочитал следующее: «В гробу я видела в белых тапочках такую дерьмократию!». Ну что же, упоминание гроба вполне уместно: чем дальше страна от демократии, тем выше вероятность оказаться в гробу, в белых или в других тапочках, а главное — в не столь уж в преклонном возрасте.
Источник