Заявления чиновников, что в 65 лет человек может (и ему даже полезно) работать, звучат кощунственно. Да, он мог бы работать – а ещё общаться, заботиться о внуках, радоваться жизни. Но для этого система должна относиться к работнику не как к разменной рабочей силе, а как к человеку, способному прожить почти век, многое попробовать и дать обществу. А вот с этим начинаются проблемы.
Фото с сайта - https://regnum.ru/news/society/3272760.html
Э. Скотт, Л. Граттон. Новое долголетие: На чём будет строиться благополучие людей в меняющемся мире. М: Альпина, 2020
Мир ожидают большие перемены. Этот радикальный тезис стал клише, эвфемизмом, означающим прямо противоположное. Мир пойдёт по пути западного рыночного капитализма, постепенно переваривающего всё разнообразие населения (толерантность, инклюзия), новые технологии (конечно, повышающие комфорт и мобильность), заботу об экологии и т.п. Возникающие по пути проблемы решатся технически: изменением процентной ставки, договорами наций, вырабатыванием привычки. Ну, или невидимой рукой рынка. В духе американской психологии, нас ожидают перемены отношения к миру и социуму, а не структуры мира и социума.
Но возьмём такую скучную «периферийную» проблему, как старение населения. Мы смотрим на дело в духе фильма «Борат», когда главный герой представляет старейшую тридцатилетнюю жительницу села — древнюю, иссохшуюся старушку. Нам привычно, что в 18 лет человек обучается, до 65 упорно работает и затем выходит на пенсию — в идеале, период обеспеченного отдыха (как у западных пожилых туристов). И мы правы: государство вкладывается в молодёжь, далее из неё выжимает все соки бизнес, и наконец человека либо меняют на более свежую рабочую силу, либо (в высших классах) дают ему «золотой парашют», позволяя наслаждаться скопленным богатством. Люди стали жить дольше? Ну, повысим пенсионный возраст (чтобы спасти бюджет), а там либо рынок решит, либо старики вымрут!
Для существующей системы характерно, что риски, появляющиеся из-за успехов медицины (долголетие) или технологий (автоматизация) перекладываются на гражданина и его родственников. Социальная политика готова смягчить этот переход, но не готова увидеть в нём радикальный вызов, требующий системных изменений. Вроде бы справедливые заявления чиновников, что в современном мире в 65 лет человек может (и ему даже полезно) работать, звучат кощунственно. Да, он мог бы работать — а ещё общаться, заботиться о внуках, радоваться жизни. Но для этого система (бизнес и государство) должна относиться к работнику не как к кратковременной рабочей силе, а как к человеку, способному прожить почти целый век, многое попробовать и многое дать обществу. И вот с этим у капитализма возникают серьёзные проблемы. Система, всегда гнавшаяся за прибылью для немногих, не готова к большим гуманистическим переменам.
Масштаб вызова показывают авторы книги «Новое долголетие», британские профессор экономики Эндрю Скотт и профессор управления Линда Граттон, работавшие советниками при правительствах и международных организациях. Авторы доказывают, что возросшая продолжительность жизни открывает людям невиданные горизонты разнообразного опыта, планирования, более равномерного и менее напряжённого распределения работы, учёбы и досуга, общения, мудрости, даже производительности. Но из-за устаревших грубых установок бизнеса (косвенно — и государства) на быстрое выжимание из работника всех соков (в краткий промежуток между учёбой и пенсией), эти потенциалы не только не реализуются, но превращаются в обременение. Капитализм готов «переваривать» людей, как во времена Маркса. А вот обеспечить им долгую, осмысленную и счастливую жизнь — не очень. Интересы, желания и дополнительное время людей не находят себе выхода, а потому становятся взрывоопасным фактором.
Диего Ривера. Сон в воскресный день в парке Аламеда (фрагмент). 1948
Долголетие даёт иной поворот и теме неравенства. Известно, что несправедливости при капитализме работают, как снежный ком. Небольшое неравенство в детстве выливается в худшее развитие навыков, худшее обучение, худшую работу; оно накапливается от поколения к поколению, тянет на дно целые семьи и социальные группы, создаёт заниженные ожидания и негативные социальные нормы, вызывает сегрегацию и маргинализацию. Неравенство разрастается вглубь и вширь, не сводясь просто к недостатку денег у конкретного человека. Но различия в долголетии, показанные авторами, особенно драматичны. Низшие классы не только имеют меньшую продолжительность жизни. Их дополнительные годы грозят превратиться в ад — стрессы, болезни, истощённость; невозможность сменить профессию из-за дороговизны переобучения и узости связей. Государство относится к ним как к обузе, которую рано или поздно скинет — например, повысив пенсионный возраст (при этом заявляя, что в среднем-то в 65 лет вы должны быть бодрее и веселее!). Негативные эффекты, распределявшиеся на несколько поколений и целое сообщество, как бы суммируются теперь в вашей долгой старости.
Авторы, конечно, призывают бизнес больше вкладываться в человеческий капитал: исходя из приведённых исследований, при более тонком и гибком подходе он даёт гораздо большую отдачу, чем выжимание соков из бесправных временных работников. Однако для этого фирмам требуется решительная реорганизация, стоящая немалых денег и усилий — значит, большинство предпочтёт «синицу в руке» (хотя в книге упоминаются фирмы, оказавшиеся вынужденными перестраиваться из-за технических изменений в их сфере). Переломить статус-кво призвано государство, но авторы неохотно и косвенно признают, что оно само движется по инерции, ориентируется больше на интересы имеющегося капитала, а не попавших в трудное положение граждан.
В итоге Скотт и Граттон приходят к мысли, что само общество, столкнувшееся с разрушением привычной жизни, должно организоваться во что-то типа профсоюзов ХХ века — движения в защиту прав стариков, объединения фрилансеров и т.п. В целом в нынешнем столетии человеку требуется обзаводиться обширной сетью контактов (от этого зависит что поиск работы, что личное ощущение счастья) — логично использовать её и для низовой политики. С другой стороны, в книге делается интересное замечание: поскольку возрастных людей становится всё больше, ущемлёнными могут оказаться уже интересы молодёжи. А ведь на неё все принятые решения априори окажут большее воздействие. Помимо самоорганизации, авторы предлагают дать молодым больше инструментов влияния на политику на государственном уровне. В любом случае требуется активная низовая борьба за то, чтобы бизнес и государство принимали на себя новые обязательства — не только перед работниками, но и перед обществом в целом (тем более что занятость становится всё менее стабильной), вплоть до сокращения рабочей недели и введения безусловного базового дохода.
Кузьма Петров-Водкин. Новоселье (Рабочий Петроград). 1937
Мысль, стоящую за размышлениями авторов, равно как и многих других современных исследований, можно было бы сформулировать так. Капитализм должен отказаться от своей основы — погони за прибылью (символом которой является рост ВВП). И государству, и частным компаниям требуется сосредоточиться на проблемах живых людей (не только работников), которые гораздо шире количества денег и гарантии занятости. Человеку необходимо предоставить больше информации, больше инструментов влияния на политику, позволить заниматься семьёй, творчеством и саморазвитием (о чём постоянно твердят пропагандисты), помочь найти выход из всё большего разнообразия трудных жизненных ситуаций, создаваемых в том числе прогрессом. Просто ускорение экономического роста не решает эти вопросы, а лишь усугубляет их. Не говоря уже о том, что даже с поддержанием роста у современного капитализма проблемы.
Поначалу кажется, что книга написана весьма оптимистично и без принципиальной критики системы. Однако достаточно последовательное рассмотрение частной, казалось бы, проблемы приводит к требования радикального переустройства общества. Авторы не говорят про социализм, они как бы предлагают капитализму адаптироваться. Только вот если решать проблемы по-серьёзному, творчески, не щадя господствующих интересов и социальных структур — не придём ли мы к реальной народной революции? Одно ясно — если мы хотим жить достойно, превратить обременения в возможности, то конфликтов и борьбы интересов нам не избежать.
Читайте ранее в этом сюжете: Почему бедные всегда проигрывают: от мифа о мобильности к сегрегации
