Лагерь смерти — так прозвали это страшное место те, за которыми захлопывались ворота застенка. Тысячи измождённых, обессиленных голодом и неимоверными страданиями людей были заточены в грязные бараки, обнесённые двумя рядами колючей проволоки и высокой кирпичной стеной.
Усиленные отряды специальных частей штурмовиков, конные патрули гитлеровцев, своры специально выдрессированных сторожевых овчарок круглые сутки бдительно охраняли лазарет. По тем, кто осмеливался подойти на расстояние ближе 150 метров, часовые немедленно открывали огонь из автоматов.
Наступало утро, и в лазарет прибывала очередная партия заболевших советских военнопленных. В любую погоду, в дождь или снег, их выстраивали во дворе. Так проходил час, другой, третий. Наконец, в дверях немецкой комендатуры показывался офицер. Начинался унизительный осмотр. Если среди прибывших заболевших военнопленных попадались евреи, их немедленно выводили из строя и тут же, в стороне, расстреливали. Те военнопленные, с которыми до прибытия в лазарет гитлеровцы не успели содрать обмундирование, здесь подвергались полному ограблению. Немецкие солдаты отбирали всю понравившуюся им верхнюю одежду и обувь. Несчастным оставлялось только нижнее бельё, да и то не полностью. Затем полуголых, босых людей ударами резиновых дубинок гнали к баракам, расположенным в разных концах двора. В небольшое помещение, обычно вмещающее 15-20 человек, немцы, как правило, загоняли 100-150 человек.
Когда военнопленный врач Самошня попросил разрешения у коменданта осмотреть одного тяжело больного красноармейца, он сейчас же до потери сознания был избит охранниками. Такая же участь постигла и военнопленного врача Воронова.
При лазарете существовала аптека, однако никаких лекарств для советских военнопленных оттуда не отпускалось. Сотни больных людей нуждались в немедленной хирургической помощи. Раненые умирали в страшных мучениях. Трупы не выносились из помещений по 7-10 дней. Тела умерших оставались среди живых, которые, ослабев от голода, холода и побоев, гибли десятками. Только в один день, 23 декабря, в лазарете умерло от голода и болезней 37 человек.
Несмотря на то, что лагерь официально именовался лазаретом, его режим ничем не отличался от рядового немецкого концентрационного лагеря. Больные военнопленные, которые ещё в состоянии были передвигаться, поднимались на ноги в четыре часа утра и угонялись за пять-семь километров на рытьё окопов и блиндажей. Возвращались военнопленные уже в темноте. Того, кто от слабости не мог идти, охранники по пути закалывали штыками. Однажды группа военнопленных, не выдержав издевательств, заступилась за молодого бойца Никифорова, который упал по дороге и его стал избивать немцы. Красноармейцы попросили начальника караула разрешить им донести своего товарища. Немец отрицательно взмахнул автоматом и сказал:
— Nein (нет), русь! Не может идти, пусть ползёт.
Когда военнопленные возвратились в лазарет, все те, кто вступился за Никифорова, были вызваны в немецкую комендатуру и получили по 25 плетей. Так немцы поступали с каждым, кто жаловался на плохое обращение или пытался заступиться за друзей.
На стенах бараков, на заборах и сараях были расклеены правила внутреннего распорядка. По этим правилам выходить из бараков запрещалось под страхом смерти. Вечером 17 января вышедший из барака пленный красноармеец Федюнин был застрелен на месте без всякого предупреждения.
В ноябре 1942 года в лазарет привезли большую партию испорченного сыра и раздали его больным. На следующий день вспыхнула эпидемия дизентерии. Почти ежедневно от дизентерии умирало 30-50 человек. Заболевших оставляли без всякой медицинской помощи. Врачебный персонал из числа пленных, осмелившийся обратить внимание начальника лазарета на растущую смертность, был предупреждён, что при повторении такого рода заявлений с ними будут поступать как с заговорщиками.
В январе 1943 года в лазарете вспыхнула эпидемия сыпного тифа. Заразная болезнь испугала немцев. Для сыпнотифозных был выделен отдельный барак, который гитлеровцы старались обходить. В небольшом, холодном помещении лежало 750 заболевших. Смертность в лазарете возросла до 100 человек в день. Умерших на носилках сами же военнопленные относили в мертвецкую и складывали ярусами. Вся территория вокруг лазарета была изрыта ямами, куда сваливались десятки трупов. Очевидцы рассказывают, что были случаи, когда вместе с мёртвыми хоронили живых тяжело больных, потерявших от высокой температуры сознание. Ямы чуть-чуть присыпались землёй, и земля эта шевелилась. Из ям доносились глухие стоны.

Жители северной окраины Ростова, где был расположен лазарет, сами голодали, но пытались хотя бы последним куском хлеба поделиться с людьми, находившимися за колючей проволокой. Несмотря на то, что передача хлеба военнопленным каралась гитлеровцами немедленным расстрелом, детвора подползала к стене лазарета и перебрасывала через неё сухари. 29 января немецкие охранники тяжело ранили девятилетнего Васю Лукашёва, застигнув его с хлебом у стены. Выбирая редкие минуты, когда можно будет незаметно перекинуть больным солдатам, ребята собирались недалеко от лазарета. Немецкие часовые делали вид, что целятся в пробегавших мимо собак, а сами выпускали автоматные очереди по детворе.
Однажды в лазарет на подводе привезли несколько тяжело раненных красноармейцев. У ворот их встретила группа женщин, которые в надежде пытались найти своих близких и незаметно передать раненым несколько сухарей. Охранникам что-то не понравилось и они отрыли огонь, и, когда женщины разбежались, на земле осталось лежать трое убитых. Несколько днями позже проходившая мимо лазарета неизвестная женщина опознала среди вновь прибывших больных военнопленных своего сына. Она бросилась к часовым, умоляя их пропустить её к сыну, отдать его. Охранники схватили женщину и, затащив в караульное помещение, стали её избивать. Затем зверски изувеченную и потерявшую сознание мать вынесли за ворота и бросили на землю умирать.
Нет меры и нет края чудовищным преступлениям гитлеровцев, совершённым ими на территории Ростовского артиллерийского училища. Массовые казни людей поражают своей планомерностью и жестокостью. Когда советские войска начали один за другим освобождать донские города и посёлки, охранники лагеря начали поголовное истребление всех больных. Сначала была прекращена выдача пищи, затем десятки человек стали ежедневно вызываться в немецкую комендатуру и больше уже не возвращались обратно.
В феврале начались массовые расстрелы в связи с тем, что немцы якобы раскрыли в лазарете крупный заговор. С этого дня всех «заподозренных» в попытке к бегству ночью выводили во двор и расстреливали у кирпичной стены. Долгое время эта стена оставалась не тронутой и люди могли видеть многочисленные следы автоматных очередей и винтовочных пуль. К сожалению, до наших дней эта стена в своём первоначальном виде не сохранилась. А ведь это чрезвычайно важно видеть своими глазами отзвуки и память о прошедших годах войны, чтобы ценить существующий мир. Кстати, в Ростове не сохранилось ни одного здания со следами войны.
Тех пленных, кто ещё в состоянии был ходить, вскоре также вызвали в комендатуру. Там им вручили лопаты и погнали в угол двора рыть противотанковый ров. Когда пленные закончили работы, всех их выстроили на краю рва и расстреляли. Первые 60 трупов расстрелянных людей упали на дно рва, который вскоре стал гигантской могилой. С этой минуты расстрелы велись непрерывно. Из палаты в палату ходили охранники и вносили в свои списки фамилии тех жертв, которые намечались ими к расстрелу. Составлялись списки таким образом: у тяжело больного узнавали, кто из его земляков находится в лазарете, потом целой группой их допрашивали и расстреливали. В том же феврале в лазарет были привезены 25 раненых красноармейцев. Их даже не положили в палаты, а сразу же подвезли ко рву и, расстреляв, слегка засыпали сверху снегом. Через несколько дней ров был доверху заполнен трупами. По показаниям очевидцев событий, число убитых, сваленных в этот ров, превышает 3500 человек.

10 февраля, за четыре дня от отступления немцев из Ростова, в лазарет приехали агенты полевого гестапо. Они приехали сюда на десяти легковых автомашинах и группами направились в палаты, где начали разделываться с беззащитными больными. Особенно свирепствовали гестаповцы в центральном, так называемом сером, корпусе. Вот что рассказал лейтенант Ревуцкий, бывший узник немецкого лазарета, которому удалось пережить все ужасы:
«Я находился в бараке №3, где вместе со мной лежало более 300 человек. Когда нам сообщили, что в лазарет приехали агенты полевого гестапо, мы хорошо поняли, что это означало. Нам предстояли новые допросы, пытки и истязания. И мы не ошиблись. Вскоре из других бараков до нас стали доноситься раздирающие душу крики и стоны. 30 наших товарищей, зная, что такую же участь предстоит разделить и им, воспользовавшись случайным отсутствием часового, предпочли перебраться в сыпнотифозный барак и лечь среди заболевших сыпным тифом. Сюда гестаповцы, как мы и рассчитывали, зайти побоялись. Я не знаю, что происходило в центральном корпусе, но когда после вступления Красной Армии нам пришлось пройти через этот корпус, то нашим глазам представилась страшная картина невиданного в истории войн, чудовищного истребления тяжело больных военнопленных. Все 20 палат корпуса были залиты кровью. Многие трупы были изувечены до неузнаваемости. Тела замученных были покрыты колотыми ранами, животы вспороты, головы обожжены. Черепа носили следы тяжёлых ударов, глаза были выколоты, уши отрезаны, на полу валялись отсечённые руки и ноги.
Невозможно описать муки подвергшихся пыткам людей. Если бы мы не пережили всё это сами, если бы мы не видели эти ужасы собственными глазами, то никогда не поверили бы, что так можно варварски уничтожать беззащитных больных пленных, подвергать их страшным мукам голода и холода, зверским истязаниям и пыткам».
В качестве примера приведу ещё одно свидетельское показание заместителя председателя исполкома Ростовского городского Совета депутатов трудящихся Бурменского, который увидел лазарет в первые дни вступления советских войск в Ростов:
«История никогда не знала такого дикого, кровавого разгула. Все мы были глубоко потрясены увиденным. Перед нами под снегом лежали десятки трупов. Во рву, длиною около 200 метров, были наспех зарыты сотни несчастных жертв. Кроме того, неподалёку от рва, прямо на земле, валялись ещё 380 замученных и расстрелянных советских граждан. Трупами были наполнены и все щели-бомбоубежища. Тела были обезображены жуткими пытками, раздеты донага. Видно, что люди были истощены до последней степени. Оставшиеся в живых были настолько слабы, что не могли выползти нам навстречу из бараков, даже на четвереньках. Когда мы посетили одну из палат так называемого хирургического корпуса, там лежало около 20-25 неубранных трупов, а в «перевязочной» на столе мы увидели уже успевший разложиться труп неизвестного красноармейца. К моменту прихода Красной Армии в Ростов в лагере осталось в живых всего лишь несколько сот человек. Остальные погибли. Многие из уцелевших сошли с ума, молодые выглядели глубокими стариками. Кровь стыла у нас в жилах при виде всего ужаса, который творили здесь немцы. Специальная комиссия зафиксировала неслыханные злодеяния германских фашистов над советскими военнопленными, и виновники этих зверств понесут заслуженную кару».
К концу января, когда установились сильные морозы, смертность в лазарете достигла невероятной цифры — 150 человек в день. Это означало, что в течение одного месяца весь состав пленных, находившихся в немецком лазарете, полностью вымирал и на место умерших, замученных и расстрелянных фашисты пригоняли новую партию пленных.
13 февраля, когда на подступах к городу уже шли бои, командование лазарета по приказу приступило к эвакуации в тыл всех больных, способных стоять на ногах. Их собрали во дворе, а затем погнали на близлежащую железнодорожную станцию для погрузки в вагоны. В небольшой эшелон затолкали более 2000 человек. Охрана била пленных плетьми и резиновыми дубинками. В пути сотни людей умерли от ран, голода и холода. Немецкие солдаты выбрасывали умерших из вагонов на ходу поезда. Весь путь от Ростова до Днепропетровска был усеян трупами многих сотен погибших людей.
После освобождения Ростова специальная комиссия отобразила все зверства фашистских палачей в специальных документах. Но нужно было срочно спасать оставшихся в живых людей. Была образована целая группа врачей из числа сотрудников Ростовского медицинского институт, которые незамедлительно приступили к работе. Русские врачи были шокированы состоянием больных и теми условиями, в которых они пребывали в годы оккупации. Когда они прибыли на место спасения оставшихся в живых людей, то увидели, как на дне глубокого рва ещё шевелятся еле живые, чудом уцелевшие в страшной мясорубке, искалеченные военнопленные. Все бросились на помощь.
Один из них — Георгий Григорьевич Жамгоце. Он родился 2 января 919 года в Ростове в семье врача. После окончания средней школы он поступил на лечебно-профилактический факультет Ростовского государственного медицинского института, который окончил в октябре 1941 года. Был дважды ранен при бомбардировке Ростова вражеской авиацией. Работал ординатором эвакогоспиталя №5143 (Самбекское направление). Участвовал в ликвидации медицинских последствий злодеяний немецких медиков в лазарете смерти. Там заразился и перенёс тяжёлую форму сыпного тифа. Был эвакуирован в город Орджоникидзе. По выздоровлении работал врачом-токсикологом на заводе «Электроцинк» и на кафедре фармакологии Северо-Осетинского государственного медицинского института.
Георгий Григорьевич вспоминает: «Здания училища были использованы под «палаты». Они были без окон и света, не работала канализация и водопровод. В палатах на трехъярусных деревянных нарах лежали пострадавшие, некоторые за отсутствием места лежали на голом полу. В помещениях стоял огромный котел-параша, около которого валялись трупы. Умерших не выносили по 7-10 дней. На нарах лежали по два пострадавших — раненые, инфекционные больные, истощенные, обезвоженные люди в полубессознательном состоянии. Больные и раненые не получали воды и пищи по много дней. Могущие двигаться выползали на улицу, собирали снег. По рассказам очевидцев, воду привозили на подводе с 40-ведерными бочками. В подводу запрягали самих военнопленных по 12-20 человек. Тащить приходилось 1,5-2 км. Медицинская помощь не оказывалась. Перевязки производили врачи из числа военнопленных. Из медикаментов выдавался только марганец».
В 1951 году на территории бывшего лазарета смерти было создано Ростовское Высшее военное командное училище ракетных войск. На братской могиле военнопленных был установлен памятник.
А на месте бывшего немецкого лагеря смерти был создан целый мемориальный комплекс, олицетворяющий собой великую память советского народа. Сюда приходили многочисленные школьные и правительственные делегации, возлагались венки и раздавались многочисленные речи и салюты в честь погибших. Такие салюты и торжества продолжались до января 1976 года. Именно тогда была собрана ещё одна специальная комиссия, которая приняла решение о переносе останков погибших в другое место. Существовала ещё одна, не менее важная проблема. Училище имело статус секретного учебного заведения, поэтому возникали сложности, когда люди со стороны хотели побывать на могиле. Тем более, что по соседству с памятником находился парк военной техники. Среди старожилов училища существовала даже легенда о том, что на территорию ракетного училища под предлогом возложения цветов проникали иностранные шпионы. Поэтому было решено закрыть территорию училища от посторонних глаз и перенести на новое место братскую могилу.
Итак, читаем решение Ростовского городского совета депутатов трудящихся №21 от 7 января 1976 года (текст публикуется полностью впервые): «О перезахоронении останков праха из братской могилы, находившейся на территории Высшего военного командного училища имени Неделина, на городское мемориальное кладбище.
В связи с предстоящими строительными работами на территории Высшего военного командного училища братская могила, находящаяся на данной территории, окажется в самом центре режимных объектов».
В 1976 году исполком городского совета решает:
1. Принять предложение Высшего военного командного училища имени Неделина о перезахоронении останков праха из братской могилы, находящейся на территории училища, на городское мемориальное кладбище.
2. Утвердить комиссию по осуществлению перезахоронения останков погибших воинов.
3. Комиссии определить сроки, место и план траурного ритуала по захоронению.
4. Контроль за выполнением настоящего решения возложить на городское управление культуры (товарищ Маркин О. Я.) и городское управление коммунального хозяйства (товарищ Мылтыхян С.А.).
Председатель исполкома (подпись) В.А. Щербаков.
За секретаря — член исполкома (подпись) В.В. Штольнин».
Привожу текст этого решения полностью потому, что долгие годы не удавалось узнать имена чиновников, принявших и утвердивших соответствующее решение, которое в начале 90-х годов стали активно оспаривать. Этот спор длится до сих пор потому, что многие активисты считают перенос не состоявшимся: сегодня на территории бывшего РАУ лежат останки солдат, памяти о которых сегодня, по сути дела нет.
Также был утверждён состав комиссии по перезахоронению останков погибших воинов. Это — председатель комиссии Прошунина Галина Прохоровна (заместитель председателя горисполкома); заместитель председателя комиссии Мылтыхян Сурен Артёмович (начальник городского отдела коммунального хозяйства). Также в материалах дела содержится перечень членов комиссии: начальник городского управления культуры Маркин Олег Яковлевич, инженер-куратор управления коммунального хозяйства Кукота Дмитрий Пантелеевич; полковник, заместитель начальника Высшего военного командного училища им. М. Неделина Гуров Иван Иванович; заместитель начальника училища по тылу, полковник Куликов Александр Михайлович; заместитель политического отдела училища, половник Литвиненко Андрей Павлович; старший инспектор управления культуры Клицкая Любовь Алексеевна.
После этого решения горисполкома якобы все останки были перезахоронены в торжественной обстановке на новом месте. Слово «якобы» добавляю потому, что через многие годы, а точнее в 90-х годах на волне ряда демократических преобразований стало возможно обнародовать многие засекреченные факты и получить доступ на территорию РАУ. В ряде СМИ появились фотографии останков, которые появляются при раскопках. Но эти останки надёжно укрыты обычными плитами, по которым ходят люди. Многих ветеранов, досконально знавших историю РАУ — молодое поколение об этом даже не догадывается — факт не захороненных погибших военнопленных возмущает до глубины души и они продолжают бороться за истинное, достойное отношение к погибшим воинам.
Читаем ещё одно решение.
Это протокол совместного заседания Совета ветеранов Ростовского военного института ракетных войск (РВИРВ) и Совета ростовского регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК) от 16 октября 2013 года. В ходе этого заседания выступили: председатель Совета ветеранов РВИРВ, полковник в отставке В.В. Гербач, председатель совета РРО ВОО «ВООПИиК» А.О. Кожин, секретарь Совета ветеранов РВИРВ, полковник в отставке Е.В. Зорин; профессор Московского государственного технического университета гражданской авиации, полковник в отставке Н.Я. Половинчук, руководитель Ростовского областного клуба «Память-Поиск» В.К. Щербанов, заместитель председателя Ростовского клуба «Патриот» А.П. Стасюк.
В ходе обсуждения рассмотрели и обсудили ответ на письмо начальника Управления культуры города Ростова-на-Дону Л.П. Лисициной, подписанный начальником группы ликвидационной команды Ростовского филиала ВА РВСН имени Петра Великого подполковником О.О. Савина.
Утверждение О.О. Савина: «что на территории Ростовского военного института ракетных войск никаких захоронений времён Великой Отечественной войны нет», — не соответствует действительности. Фактами подтверждается только торжественное перезахоронение части останков в шести вертикальных урнах, перенесённых и захороненных на Братском кладбище. Информация о 10 самосвалах с останками, перевезённых на территорию СИЗО №5, подтверждений не имеет.
На основании изложенного решили:
1. Восстановить на территории РАУ памятный знак и установить его на прежнем месте нахождения большей части останков.
2. В перспективе создать на территории РАУ военно-мемориальный комплекс».
Таких решений и постановлений за последние годы было множество. Приводить их все не имеет смысла потому, что в их основе лежит одна единственная просьба — сохранение памяти погибших да достойном уровне. Самые разные инициативные группы обращаются к мэру города, губернатору и Президенту. Письма возвращаются обратно и снова их запускают по кругу. В этом, 2016 году исполняется 40 лет с момента принятия решения о перезахоронении останков. Об этом факте многие забыли, но и многие помнить. Их память не даёт им права останавливаться в своих поисках справедливости.
…Стоит писать о войне или пора о ней забыть? Все мои сомнения развеяли события последнего года на Украине и откровения «свободолюбивого и просвещённого Запада». Процитирую «середняка» по агрессивности — французов. Вот о чём они сожалеют и на что настраивают всё западное сообщество: «Пришло время завершить работу, которую начал в 19 веке французский император Наполеон и продолжил в 20-м веке немецкий канцлер Гитлер: завоевание России». Поражения от России объясняют «морозами» и тем, что США в 19 веке были ещё второстепенной страной, а в случае с Гитлером — штаты были союзниками России. Теперь иное дело: климат потеплел и Америка — сильнейшая страна мира во всех отношениях, и она не союзница России, а её враг! И делают вывод: «Так не будем же повторять ошибку, которая стала роковой для блестящих предшественников — Наполеона и Гитлера! Нам надо действовать прямо сейчас». Нам, россиянам, в ответ Западу, тоже надо действовать прямо сейчас. И, в первую очередь, вспомнить свою историю, её славные и горькие страницы, особенно Отечественной войны 1941-1945 годов.
В Ростовской области есть ещё один малоизученный концентрационный лагерь, располагавшийся в городе Белая Калитва, куда тысячами сгоняли беженцев и военнопленных и заживо сжигали их там в бараках немецкие изверги. Но об этом факте слышно мало: больше пишут о геноциде еврейского населения, ставя во главу угла память, прежде всего, о них. Простой пример: когда на территории Змеёвской балки — в годы войны здесь массово расстреливали еврейское население — был изменён текст памятной надписи на мемориале, в региональной прессе сразу же поднялась невидимая шумиха, главный мотив которой сводился к тому, что нельзя трогать святые места и нельзя ничего изменять там. И, действительно, благодаря такой позиции прессы, вскоре исчезнувшую, было, надпись, снова восстановили. Ничего не имею против этой акции. Но какое пристальное внимание уделяется таким незначительным изменениям, когда почти рядом, в центре города находится ничем не отмеченная братская могила, где покоятся тысячи людей. Ветераны ракетного училища даже провели небольшие раскопки, и нашли практически на поверхности человеческие останки — это были маленькие кости, вероятно, это была рука. Этот факт страшен до глубины души, до дрожи.
Когда училище по приказу бывшего министра обороны Сердюкова было закрыто, то активисты снова забили тревогу всеми возможными способами: ведь здесь планировалось построить один из очередных уродливых торговых центров. Снова в разные инстанции пошли письма с предложением по воссозданию мемориального комплекса. Также предлагалось создать военный музей на территории училища. Оказывается, в Ростове до сих пор нет ни одного военного музея, и этот факт тоже не оставляет равнодушным. Удивительно, ведь город признан городом воинской славы. Правда, при новом градоначальнике ветеранам передали великолепное здание на одной из центральных улиц, но и там военному музею места пока не нашлось. А надо бы этот музей создать давно, причём он должен быть не частным, а государственным. Потому, что на защиту государства вставали в строй наши деды и прадеды, братья и сёстры. И, думаю, в этом музее должна быть обязательно галерея, посвященная узникам лагерей. Но всё это — мысли вслух. Такие дела быстро не делаются. Нужны снова многочисленные согласования и резолюции соответствующих ведомств, которым в свою очередь тоже нужно согласовать свои действия с вышестоящим руководством. И вся эта круговерть может продолжаться годами. Иногда, как в нашем случае, десятилетиями.

За всё это время у противоборствующих сторон скопилось немало претензий. Причём как с одной стороны, так и с другой. Руководство бывшего ракетного училища на каком-то этапе можно было понять: секретный объект, он и есть секретный объект со всеми вытекающими последствиями. Но ведь останки надо похоронить, а не заковывать их под железобетонными плитами. А с другой стороны немало общественных организаций, в том числе ветеранских, имеют смутное представление о сложной процедуре согласования, необходимой для прохода на территорию училища. Свидетелем одного из таких случаев мне пришлось стать лично. Вместе со школьниками ростовской школы №25 и представителями ростовского клуба «Патриот» мы отправились возложить цветы на символическую могилу убитых военнопленных. Символическая эта могила потому, что ничего не напоминает о том, что здесь погребены люди: обычная ровная площадка с соответствующими плакатами военной тематики, которая находится практически рядом с той самой каменной стеной, около которой проходили расстрелы. Но ничего об этом сегодня не напоминает.
Когда мы подошли на КПП, то выяснилось, что соответствующие документы прошли согласование только на уровне управления образования города, а руководству воинской части не поступили. Руководителям тоже в свою очередь этот вопрос нужно было согласовать этот вопрос с Москвой. А мы стояли и ждали, пока все чиновники — и военные, и гражданские — смогут уладить этот вопрос. Начались претензии: почему организаторы процессии заранее не согласовали до конца вопрос прохождения на территорию секретного объекта?
И таких столкновений было множество. В основном они возникают из-за непонимания гражданскими лицами особой специфики жизнедеятельности воинской части и тех определённых условий, которые необходимо выполнять.

Ситуация в тот день складывалась парадоксальная. Ведь пришли поклониться памяти погибших не только школьники двух классов, но и около закрытых ворот стоял человек, прошедший испытания лагерями смерти: Евгений Васильевич Моисеев в годы войны был несовершеннолетним узником двух немецких лагерей смерти — Штуттгофа и Маутхаузена. Об этом на нашем сайте была размещена отдельная статья. И этот человек тоже вместе со всеми стоял и ждал. Организаторы акции наспех пытались договориться о проходе на территорию воинской части, но процесс согласования затянулся и после примерно часового ожидания, пришлось возложить цветы около бокового входа и провести там импровизированный митинг. Моисеенко выступил и там. Он рассказал ребятам обо всех ужасах, которые ему пришлось испытать. Он стоял и говорил на слепящем майском солнце — всё дело происходило в мае — его подходили слушать и солдаты, и офицеры, которые, в принципе, были не против всей этой акции, но они, люди военные и обязаны были подчиняться тем требованиям и приказам, которые, по сути, являются основой дисциплины каждой армии.
Потом организаторы выяснили, что один из них просто понадеялся и до конца не согласовал со всеми ведомствами — гражданскими и военными — процесс проведения группы школьников и ветеранов на территорию училища.
Обращу особое внимание, что такие несогласованные действия случались неоднократно. Второй раз я стала свидетелем подобного инцидента, произошедшего уже зимой. Организаторы процедуры возложения цветов заверили нас, журналистов, что в этот раз всё будет хорошо, что мы сможем пройти на территорию части без проблем: все необходимые письма подписаны и согласованы на всех уровнях. Итак, мы снова стояли перед КПП. И снова не знали, что делать потому, что нас снова не пускали. Оказывается, организаторы акции снова пришли в надежде «просто так пройти» на территорию. И снова начали раздаваться многочисленные звонки. На холодном морозе мы простояли около часа, пока, сжалившись, молодой лейтенант, видя все наши мучения, смог договориться с дежурными и нас провели на территорию части, где обрадованные организаторы наспех провели свой митинг. Эти вылазки напоминают вылазки партизан. Как-то всё это не по-людски. И это продолжается долгие годы. Причём на территории училища есть памятник павшим военнопленным, но он находится в другом месте, не там, где был тот ров, где проходили массовые расстрелы. Обращения к губернатору Ростовской области Василию Голубеву с просьбой разобраться и решить эту нравственную проблему должного эффекта не возымели. Пока всё остаётся на своих местах. Что делать?