Роман Саши Филипенко «Кремулятор»

Пишет генеральный директор издательства "Время" Борис Натанович Пастернак:

Сегодня в России — День памяти жертв политических репрессий. Совпадение, конечно — но нет более подходящего дня, чтобы «рассекретить» новый роман Саши Филипенко. «Кремулятор» завершен. Он прочитан и принят издательством «Время» и, как обычно, предложен журналу «Знамя» для первой публикации. Сегодня получили ответ из «Знамени»: «Сашин роман берем единогласно, без колебаний. Спасибо».

В основе романа — судьба Петра Ильича Нестеренко, директора первого советского крематория на Донском кладбище. Все строго документально — Москва, Крым, Стамбул, Варшава, Берлин, Париж, снова Москва… Арест 23 июня 1941 года по обвинению в шпионаже. Саратовская тюрьма. Протоколы допросов. Волосы дыбом.

«— Расскажи мне, за сколько сгорает человек?  

— Человек сгорает за полтора часа, товарищ следователь.  

— Я же уже говорил тебе, что я тебе не товарищ!

— Простите великодушно… Если причиной смерти становится расстрел, в ведерке с прахом остаются пули — одна, иногда две…

— Разве пули не плавятся при такой высокой температуре?

— Это зависит от сердечника…

— Понимаю… Показывай дальше!

— А что дальше?

— Нестеренко, показывай с того места, на котором вы со следователем остановились в Москве, рассказывай относительно ночи, когда в крематорий приехал Голов и потребовал от тебя выдать ему прах Зиновьева и Каменева…

— Понял, показываю дальше: обыкновенно пули из праха никто не извлекал…

— Почему?

— Потому что на все пули не хватило бы ведер…

— Так, давай без литературы! Значит, Голов потребовал от тебя прах Зиновьева и Каменева, верно?

— Верно. В ту ночь Голов действительно потребовал, чтобы я вынес ему прахи Зиновьева и Каменева, из которых он собственноручно на моих глазах извлек пули…

— Для чего, по-твоему, гражданин Голов потребовал от тебя пули из прахов Зиновьева и Каменева?

— Думаю, что, исполняя приказ, Голов очистил пули и отвез их товарищу Ягоде…

— Для чего, по-твоему, эти пули нужны были Ягоде?

— Думаю, что, теша самолюбие или наслаждаясь местью, а вполне возможно и то и другое, Генрих Ягода некоторое время держал эти пули в ящике письменного стола, однако, когда его самого расстреляли, памятные артефакты перекочевали в шуфлядку к товарищу Ежову, которого тоже, как вы знаете, кончили…

— Что такое шуфлядка?

— Когда я служил в Барановичах, так называли выдвижную полку стола…

— Ты утверждаешь, что Ягода и Ежов хранили пули расстрелянных Зиновьева и Каменева только для собственного удовлетворения?

— Других причин не вижу…

— Ясно. Тебе известно, кто расстрелял их?

— Кто стоял за расстрелом, или кто непосредственно выполнял?

— Кто выполнял.

— Зиновьева и Каменева расстрелял товарищ Блохин…

— Почему ты в этом так уверен?

— Я почерк Василия Михайловича Блохина хорошо знаю. Блохин всегда стреляет так, что пуля проходит в затылок снизу вверх, оставляя череп целым. Когда приговор в исполнение приводят его помощники, перекладывая трупы, я нередко вынужден собирать ошметки голов, что отнимает лишнее время. Согласитесь, если за ночь вам необходимо кремировать пятнадцать-двадцать человек, отвлекаться на такого рода хлопоты глупо. Впрочем, осечки бывают даже у Блохина. Несколько лет назад тело мужчины, которое я уже загружал в печь, подало вдруг признаки жизни. Вероятно, пуля не задела мозг, или что-то еще — не знаю, ведь Блохин расстреливал тысячи осужденных, и, конечно, помарки при таких объемах могли быть… В общем, мужчина тот оказался жив. Кажется, он даже соображал, что происходит…

— И?

— Вам ли не знать, гражданин начальник, что нужно сделать с человеком, который по документам уже расстрелян, а на деле еще жив?

— Я спрашиваю, что ты сделал?! Выстрелил еще раз?!

— А чем бы я выстрелил? Взглядом? У меня табельного оружия нет. Блохин приподнял мужчину за волосы и несколько раз ударил затылком о тележку. Когда все мы убедились, что осужденный вновь мертв, я кремировал его...»

Дальше, пожалуйста, сами, после публикации.

На мой взгляд, «Кремулятор» — самый сильный роман Саши Филипенко. Хотя я очень ценю и «Бывшего сына», и «Красный крест». Саша, жму руку.

На публикацию обложки я не спросил разрешения, хотя тоже надо бы. Это нарисовал Сашин сын Рома, ему 9 лет, он знает, о чем пишет папа.