Фото с сайта https://knife.media/funeral/
Каждая хорошая идея, которая когда-то приходила вам на ум, уже кому-то до этого тоже приходила. Это касается и похорон. Люди и в корабли трупы клали, и в амфоры запихивали, и в деревянные ящики заколачивали; топили и сжигали, зарывали и откапывали. И это только магистральная линия, параллельно существует неизведанный мир под названием Регион. Там свои порядки и законы: захотели покойнику на лицо блин положить — положили, проволокой обмотать — обмотали.
Тема похорон табуирована, к ней не так просто подступиться. Во многом из-за этого Анна Соколова, кандидат исторических наук, научный сотрудник отдела русского народа Института этнологии и антропологии РАН, координатор Лаборатории социальных исследований смерти и умирания, и начала ее изучать: хотелось говорить о том, о чем говорить не принято. Агата Коровина узнала у нее, зачем под покойника клали мешочек с ногтями, где дети сами хоронили детей и нужны ли нам новые обряды в цифровую эпоху.
— Откуда берутся нелепые похоронные традиции, которые соблюдают до сих пор, и в чем их смысл — зачем приглашать плакальщиц, занавешивать зеркала?
— Похоронные обряды, да и обряды в целом — это механизмы перехода, они оформляют изменения, которые происходят в социуме. Например, в современном понимании, если пара женится, то это их личное дело. В традиционной же культуре такое действие меняет социальный статус множества людей: родители становятся тестем, тещей, десятки людей приобретают новые роли. Свадебные церемонии должны всех подготовить к этому переходу.
Они очень важны в ситуациях, когда никто не знает, что делать. Во время смерти близкого у всех наступает фрустрация. Тогда человек может взять предложенную культурой роль и играть ее, не думать о том, что ему делать, не чувствовать себя уместным или неуместным, а просто действовать: сейчас нужно плакать, сейчас нужно снять шапку, сейчас нужно нарезать ведро салата; ты не хочешь его есть, но ты все равно будешь его резать, потому что такова процедура. То, что сегодня выглядит как бессмыслица, — закрывание зеркал, открывание окон, подметание, плакальщицы — все это помогает справиться с утратой. Традиционный похоронный обряд — долгий процесс, он продолжается неделю, плюс поминальные дни. Это время помогает человеку стабилизироваться.
Каждая традиция имеет смысл, даже если он не очевиден. Например, приходя с кладбища, моют руки. На кладбище мало чем можно заразиться, если не разрывать могилы недельной давности, но эта традиция и сегодня жива, как и омовение покойника. Он не грязный, но его важно омыть специальной губкой, крестообразными движениями, читая определенные молитвы. Все это ритуальные действия, ритуальная чистота. Кладбище — это пространство смерти, и нужно оградить себя от нее.
— Почему гроб никогда не лежит на полу?
— Потому что земля — это жизнь, а труп — это смерть. Гроб стоит на табуретках, потом его несут на руках, на специальных полотнищах выносят с территории усадьбы или деревни. Губка, которой омывают труп; солома, на которой он лежал; одежда — все это нужно обязательно уничтожить в месте, где они не представляют опасности. Как правило, сжигают за границами полей поселений и до границ следующего — на ничьей земле. Сегодня все эти элементы, конечно, не соблюдаются, но отдельные рудименты все еще есть.
Многие похоронные и поминальные обряды связаны с пониманием того, что будет происходить с душой после смерти. «Хождение Богородицы по мукам» — наиболее близкий к церковным догматам текст на эту тему. По многим преданиям, в загробном мире душа преодолевает путь и достигает некоего места.
У некоторых консервативных групп, например старообрядцев, эти представления до сих пор актуальны. В некоторых общинах принято до конца жизни сохранять свои ногти и остриженные волосы. Их собирают в мешочек, а потом, когда человек скончается, мешочек кладут под голову.
— Это традиционная культура. В постреволюционной России все перевернулось. Например, похороны популярных людей стали использоваться как повод для манифестаций.
— Да, их использовали для политических целей. Похороны Льва Толстого имели достаточно большой резонанс. Правительство очень боялось народных выступлений, студенческих в первую очередь, но реально это ни к чему не привело. Из более поздних историй — похороны жертв Февральской революции на Марсовом поле. И красные гробы, и принципиальный отказ от церковного участия — все это считывалось как манифест новой власти в Петрограде. Хотя это было задолго до большевиков, Ленин еще даже не сел в пломбированный вагон. Но эти паттерны затем использовались большевиками.
Важная история — это еще и похороны Иоффе, советского дипломата, который покончил с собой в момент наступления сталинизма. Именно здесь Троцкий произнес свою последнюю политическую речь перед ссылкой. Он уже не имел доступа к другим трибунам, печатным в том числе. Эта политическая акция имела колоссальный эффект. Безусловно, и политические оппоненты Троцкого также воспринимали это как политическую акцию. Именно поэтому все речи на траурном митинге тщательно стенографировались сотрудниками НКВД.
— Когда большевики взяли власть в свои руки, они стали вводить и красные крестины, и красные свадьбы, и красные похороны, то есть целую обрядовую систему. Как они это объясняли?
— Большевики строили новое общество на научных основаниях, заданных работами Маркса и Энгельса. В них можно найти высказывания по разным аспектам жизни, но о смерти там мало.
У Маяковского это хорошо выражено в поэме «Владимир Ильич Ленин», где он говорит, что Ленин и сейчас живее всех живых.
Во время Гражданской войны эти идеи приобрели особую актуальность, поскольку похороны революционеров были хорошим поводом для пропаганды. Существовал негласный канон красных похорон. Они обязательно включали в себя гражданскую панихиду, то есть рассказ о том, как проявил себя человек, каков его принцип и каким он останется в памяти потомков.
— Под «Марсельезу»?
— Могла быть «Марсельеза», мог быть и марш «Вы жертвою пали в борьбе роковой».
Также важным атрибутом был красный цвет, что нетипично, поскольку в православной традиции красный — цвет Пасхи, воскресения, никак не связанный с похоронами. В Пасху в традиционной культуре вообще не хоронят, а здесь этот цвет использовали в оформлении гробов. В эмигрантской мемуарной литературе все это отмечали. Очень бросалось в глаза, так же как и отсутствие священников.
— А пионерские похороны не бросались? Почему в 1920-х годах дети сами хоронили детей?
— Подробное исследование проводила моя коллега, Светлана Маслинска, не могу претендовать на ее лавры, но такая практика действительно была. Во многом это отзвук истории о детском самоуправлении, которое было распространено в 20-е годы.
Интересно, что в традиционной культуре дети обычно исключаются из похорон как наиболее уязвимые с точки зрения ритуальной нечистоты.
— Как интеллигенция, городские жители, относились к введению новых обрядов?
— Большую часть народа эта система не касалась, так как большая часть людей не могла оставить после себя какой-то принцип и умирала, в терминологии Энгельса, распадаясь на микроэлементы. Многие тогда каждый день боролись за выживание, они заботились о том, чтобы организовать хоть какие-то похороны. Это касалось и интеллигенции, может быть, даже в большей степени. В 1921 году ввели классовый принцип оплаты погребения, и они оказались в довольно уязвимой позиции: их классифицировали как лиц свободных профессий, а то и вовсе нетрудовые элементы. За то же самое фактическое отсутствие услуг они должны были дополнительно платить. Поэтому интеллигенция особенно не высовывалась со своими идеями.
— Почему кремацию так и не удалось сделать популярной в Советском Союзе?
— Банальная причина: очень дорого. Похороны в землю не стоили практически ничего: оплата гроба и рытья могилы. Кремация же стоила от 10 до 20 рублей. А поскольку избытка денег ни у кого не было, никто и не стремился к альтернативным способам погребения. Культурных предпосылок любить кремацию также не было, страна огромная и крайне неравномерная по плотности населения, люди просто не шли, хотя пропаганда велась активная. Было «Общество распространения и развития идей кремации», которое много работало над популяризацией идеи, даже предлагало включить в план первой пятилетки строительство 40 крематориев.
Первый крематорий строился в Петрограде в 1918-м году. Был такой энтузиаст кремации Борис Каплун, который в этом направлении приложил много усилий. Сначала он хотел жечь тела в Александро-Невской лавре, а когда не вышло, перестраивал под крематорий публичные бани. Работы были законсервированы по причине нерентабельности. С московскими крематориями та же ситуация. В 1925 году, когда начали строить Донской крематорий, кремационные печи закупили в Германии, и это еще больше увеличило себестоимость проекта.
Кончилось тем, что там сжигали бездомных и людей без родственников, потому что оборудование нужно было использовать, а платить никто не был готов. Активное строительство крематориев в Советском Союзе началось только в 1970-е, поскольку топить газом стало гораздо дешевле, чем углем.
— Для популяризации идеи в крематориях устраивали публичные сожжения?
— Публичных сожжений, конечно, не было, но были экскурсии.
— Прямо переносимся в мир Хаксли, где дети резвились в крематориях и ели шоколадки. В одном из дневников Чуковского написано, что люди со смехом смотрели, как трещит череп, легкие взрываются…
— Нужно понимать, что это связано со специфической культурой 20-х годов. Хотя да, представить, что Чуковский, достаточно позитивный человек, детский писатель, занимался такими вещами, довольно странно.
— В бочке? Через казнь вряд ли можно было транслировать кремацию как позитивное явление.
— Да, это так. Но в основе была идея, что кремация — это гигиенично, технологично, она позволяет увеличивать посевные площади. Идея теоретически привлекательная, но она во всех странах вводилась с трудом.
— Если власти поначалу пропагандировали кремацию, почему не сожгли Ленина?
— Здесь я поддерживаю идеи, которые высказывает в своих новых работах Алексей Юрчак. Они коррелируют с идеей о двух типах смертей.
В этом и заключается технологическое ноу-хау. Мне кажется, что это и есть сохраненный принцип, который должен был помогать преобразовывать общество и после смерти вождя мирового пролетариата. Конечно, для самого Ленина кремация, по всей видимости, была предпочтительнее. Крупская выступала за кремацию. Но нужно учитывать, что в 1924 году крематории все еще не были построены.
— В том же дневнике Чуковского написано, что трупам перед кремацией подрезали сухожилия, чтобы руки не взлетали. Так на самом деле было?
— Никто ничего не подрезал, но было такое народное представление, что в процессе кремации покойник совершает конвульсивные движения. И это тоже играло свою роль. Существовало много предрассудков по поводу кремации. Преодолевались они с трудом.
— А на мыло люди действительно завещали себя отдать?
— Были единичные истории. Сказать, что это было массово, конечно, нельзя.
— Какая похоронная обрядность больше всего поразила вас в регионах?
— Из того, что мне рассказывали… Для того чтобы сохранить тело в кондиции, чтобы не начинался процесс разложения, к нему приматывали медную проволоку и какую-ту железку, и опускали в таз.
— Неплохо! Но вот что еще интересно. Раньше носили ладанки с иконками, а сейчас разрешение на передачу своих органов. Или, к примеру, появились урны, в которых из твоего праха выращивают деревья. Может, люди в принципе стали относиться к смерти немного проще?
— Мне кажется, наше отношение к смерти изменилось в том смысле, что мы не готовы каждый день умереть. Мы нацелены на долгую жизнь, уверены, что врачи нас вылечат. Недаром рак и СПИД представляют для нас такой ужас.
Может быть, мы и умрем, но хотя бы в такой форме мы продолжим свое существование.
А сами похороны во многом отражают нашу социальную реальность. Сильное влияние оказала урбанизация. Одно дело, когда ты пашешь в поле и можешь отвлечься на несколько дней, чтобы совершить все похоронные обряды, другое — если ты работаешь на заводе и живешь в коммуналке, где тебе не до церемоний. Сегодня мы меньше времени готовы проводить с покойником один на один.
— Сейчас появляются виртуальные кладбища. Многие люди, когда-то зарегистрировавшиеся в социальных сетях, умерли, а аккаунты остались. Как вы думаете, на основе этого могут появится новые обряды?
— Сложно сказать, поскольку это только начинающаяся история. Есть прекрасные проекты генераторов аккаунтов, которые после смерти человека продолжают создавать контент на основе его прежних постов и симулируют его бессмертие. Думаю, это связано именно с той же неготовностью к смерти — ни физической, ни виртуальной.
— Нужны ли людям новые обряды?
— Есть события, которых не было в традиционной культуре, к примеру развод. Это травматично, люди меняют свой социальный статус, не очень понятно, как жить дальше, как презентовать себя окружающим, а обряда нет, хотя нужен.
— А выписка из роддома — обряд?
— Да, пример обряда, целиком сконструированного в советское время. Моя подруга попыталась уйти из роддома, минуя процедуру выписки, ее остановили и сказали, что так нельзя. «Сейчас дайте мне ребенка, вы войдете через эту дверь, я войду через другую, отдам ребенка отцу на руки», — не получилось всего этого миновать.
— Тройная защита обряда.
— Да-да-да. Все это существует пока, с одной стороны, существует ситуация, а с другой, специалисты, которые могут обряд воспроизвести. Как и детский утренник. Тоже обряд. Ты туда приходишь и чувствуешь себя крайне странно. Но это важный ритуал, через который нужно пройти, и тебе об этом скажут.
Как человечество училось убивать. Интервью с философом о войне
Былины как досуг молодежи и ментальная практика. Интервью с фольклористом Александром Маточкиным
Автор Агата Коровина
Похоронные обряды до революции, после нее и сейчас: как и зачем мы все это делаем
https://knife-media.livejournal.com/7779.html
Похоронные обряды до революции, после нее и сейчас: как и зачем мы все это делаем
https://ohgirl.ru/pohoronnye-obrjady-do-revoljucii-posle/
