Товарищ ГПУ... Выставка архивных документов, посвященная Дню памяти жертв политических репрессий
Остарбайтеры - Выставка архивных документов о советских гражданах, вывезенных в годы Второй мировой
Государственный архив административных органов Свердловской области предлагает вашему вниманию электронную выставку архивных документов, посвященную Дню памяти жертв политических репрессий.
Материалами для выставки послужили архивные документы из описи № 2 фонда Р-1 «Управление ФСБ РФ по Свердловской области», где сосредоточены архивно-следственные дела на граждан, арестованных и осужденных на территории Свердловской области по ст. 58 УК РСФСР (в редакции 1926 г.), впоследствии реабилитированных.
Представленные документы относятся к категории доносов, написанных в партийные, административные органы, трудовые коллективы с 1931 по 1942 гг. XX века.
Само понятие «донос» - не изобретение советской эпохи. Но негативную коннотацию слово «донос» стало приобретать только в XX веке [1] . Так, в словаре Даля, вышедшем в свет во второй половине XIX века, слово «донос» ставилось в один ряд со словом «донесение» в значении «раппорт к начальству» и трактовалось как «доводъ на кого, не жалоба за себя, а объявленіе о какихъ-либо незаконныхъ поступкахъ другаго; извет». А уже в словаре С.И. Ожегова слово «донос» имеет помету «неодобр.» (неодобрительное), указывая на негативный, презрительный сопутствующий смысл.
Известно, что правовые нормы об «извете» (доносе) появились еще во времена образования Московского государства. При Петре I в 1711 году был создан особый институт фискалов - надзирателей, штатных доносчиков, которые занимались сбором информации для правителя. Особым отличием фискальной службы был ее тайный характер - предписывалось «проведывать и доносить», в том числе пользуясь изветами с мест. Именно с доносов начиналось абсолютное большинство политических дел. Доносы были и письменные, и устные. С устными доносами связано знаменитое выражение «Слово и дело государево». Так маркировалось публичное заявление неграмотного изветчика о государственном преступлении [2]. За справедливо изобличенное преступление доносчик мог быть щедро награжден, что делало доносы прибыльным делом. Однако двигала людьми не только алчность. Это могло быть личное соперничество, а также страх - знавший о преступлении, но не донесший объявлялся государственным преступником.
Аналогичные мотивы доносительства прослеживаются и в XX веке. К ним можно добавить получивший широкое распространение в молодом советском обществе идеологический мотив - доносы на классово чуждых элементов, шпионов, врагов республики часто не имели корыстного характера и были продиктованы интересами государства в понимании автора доноса. Если донос на ближнего своего, на родственника, соседа или сослуживца всегда считался недостойным деянием, подлежащим моральному осуждению, […] то иначе обстояло дело с доносами на «начальство», на злоупотребления местных властей и чиновников. Подобный поступок часто требовал от доносителя мужества, готовности пострадать «за народ» [3]. Доносы в таком виде воспринимались своеобразным каналом «обратной связи» с высоким начальством, олицетворяющим в сознании жалобщика справедливый суд.
Мы представляем вниманию читателей документы, составленные жителями Свердловской (Уральской) области в 1930-е - 1940-е гг. XX века. Данные свидетельства относятся к категории нарративов, поскольку создавались лично гражданами по их собственной инициативе и, возможно, без осознания трагичности происходящего.
Авторский стиль, манера написания и неисправности текста, имеющие смысловое значение, полностью сохранены. Пропущенные в тексте документов и восстановленные слова или части слов заключены в квадратные скобки. Пунктуация приведена в соответствие с современными правилами русского языка.
Дальше читайте по ссылке https://выставки.гааосо.рф/page22864998.html
