Пересадка органов может спасти жизнь даже самого безнадежного пациента. Она дала многим людям шанс вернуть здоровье и былую активность. Но тема трансплантации всё еще вызывает множество вопросов. В Тюмень с рабочим визитом приехал главный внештатный специалист трансплантолог Минздрава Сергей Готье. Наши тюменские коллеги из 72.RU
опубликовали небольшое, но важное интервью с ним. Читайте, как можно уменьшить время нахождения пациентов в листе ожидания, чего не хватает врачам в регионах, как решаются этические вопросы и что ждет эту сферу в ближайшие десятилетия.
Сергей Готье — главный внештатный специалист трансплантолог Минздрава России, заведующий кафедрой трансплантологии и искусственных органов университета имени Сеченова. Доктор медицинских наук, академик РАН, заслуженный врач РФ.
— Как в трансплантологии решаются этические вопросы?
— У нас нет этических вопросов в области трансплантации. В Российской Федерации существует законодательство, которое основано на презумпции согласия. Это и есть этическое решение вопросов по органному донорству. Можно отказаться — это записано в 323-м законе, в 47-й статье.
Статья 47 ФЗ № 323 «Донорство органов и тканей человека и их трансплантация». Пункт 6: «Совершеннолетний дееспособный гражданин может в устной форме в присутствии свидетелей или в письменной форме, заверенной руководителем медицинской организации либо нотариально, выразить свое волеизъявление о согласии или о несогласии на изъятие органов и тканей из своего тела после смерти для трансплантации». Пункт 10: «Изъятие у трупа не допускается, если медицинская организация на момент изъятия поставлена в известность о том, что данное лицо при жизни заявило о своем несогласии на изъятие его органов и тканей после смерти для трансплантации».
— Люди адекватно реагируют на это?
— Не все. Но если есть отказ родственника, то никакого донорского изъятия не происходит. Таких людей очень мало. Крайне мало, доли процентов. Иногда это возникает якобы в связи с религиозными соображениями. Хотя любые классические конфессии совершенно лояльно относятся к посмертному донорству.
— Если нет этической проблемы и люди все безусловно согласны с самого начала, почему тогда некоторые долго находятся в листе ожидания?
— Это организационный вопрос. Мы его решили в Москве, например, за много лет. За это несёт ответственность Департамент здравоохранения Москвы. Текущая активность донорская позволяет на территории Москвы выполнять более полутора тысяч операций по трансплантации различных органов в год. В одном нашем институте (НМИЦ ТИО им. Шумакова — Прим. ред.) в 2023 году выполнено более 800 трансплантаций. Сердца — 252 трансплантации в одном нашем центре. Понимаете? А это значит, что любой пациент с тяжелой сердечной недостаточностью, который «завтра должен умереть», но сегодня попал в отделение реанимации и ему проводится ЭКМО, получит свое сердце в течение ближайших пяти суток. И будет жив!
— И в регионах это должно так же работать?
— Да. В регионах мы тесно общаемся со всеми трансплантологическими центрами. Это наши коллеги ближайшие, которые могут воспользоваться и средствами телемедицины, просто позвонить, посоветоваться. Но всё это требует, естественно, практического повторения этих ситуаций, которые в конце концов приводят нас к определенным цифрам успеха.
— А если говорить о детской трансплантологии? Как обстоят дела с ней?
— Ну понимаете, мы решили вопрос с детской трансплантацией. У нас нет вообще дефицита в этом плане. Все дети, которые нуждаются в трансплантации почки, печени и частично сердца, получают свой донорский орган. Это в основном подростки. Вся хирургия проходит в Москве, поэтому пока регионы должны решить вопросы взрослой трансплантации. Дети — это особый контингент, который нуждается в такой концентрации специалистов, особенно педиатров, реаниматологов. Поскольку потребность страны полностью обеспечена, я думаю, что сейчас неактуально.
— Что в трансплантологии в ближайшие годы будет происходить? Какие перспективы или технологии развиваются?
— Во-первых, мы должны распространять традиционную практику и охватить большинство населения возможностями. Дальше — это выращивать органы. Собственно, мы их пытаемся выращивать, но они «медленно растут». Не забываем, что с увеличением возможности трансплантации всегда увеличиваются возможности всей медицины. Для того чтобы этих пациентов, во-первых, довести до трансплантации, чтобы они не умерли в ожидании, и так потом лечить их уже. Вот так формируется общая такая медицинская платформа.
— Есть надежда начать выращивать органы в ближайшие 10−20 лет?
— Надежда есть. В основном, это паренхиматозные органы. Все стремятся вырастить почку, печень. Сердце пока не очень.
— А что насчет трансплантации легких? В Тюменской области такие операции пока не выполняются.
— Её нигде не хватает. У нас (НМИЦ ТИО им. Шумакова. — Прим. ред.) эта работа ведется. Пересаживаем легкие. Не так часто, как хотелось бы, но пересаживаем. Это зависит от ряда обстоятельств, которые нас сопровождают: условия жизни, экология и так далее. Легкие — это наш с вами орган общения с внешней средой. Она не всегда хороша. В нашем центре проводится 10–15 операций в год.
— Почему настолько меньше, чем остальных органов?
— Это сложнее, чем с трансплантациями других органов. Потому что пациенты, которые нуждаются в трансплантации легких, — это обычно коморбидные пациенты. Они страдают многими другими заболеваниями. Их выхаживание, их подготовка к трансплантации и возможность найти легкие достаточно сейчас сложны. Мы работаем в плане увеличения числа трансплантации легких.
