В процессе расширения городских пространств многие кладбища оказались в ловушке урбанистического полотна, но не его частью. Изменить назначение некрополя сложно, однако трансформировать смысл — вполне. Мы исследовали подобную возможность для киевского Байкового кладбища, ставшего частью мегаполиса, своего рода музеем и даже местом силы. Попытки сбалансировать в фокусе социального взаимодействия Байковое и город уже принимались, например, архитекторами Владимиром Мельниченко и Адой Рыбачук. Это было их мечтой — «подружить» миры живых и мертвых.
Оценка смысловой нагрузки понятия «кладбище» влечет мысль, что любые попытки изменить традиционные взгляды бесполезны. Ежегодные поминальные дни, долги памяти и бесконечная скорбь — в поисках точек взаимодействия мы возвращаемся к парадигме изоляции и неприятия кладбищ как общественных пространств. Но почему же на Байковом так много людей, пришедших без цели, просто помолчать? Здесь возникает желание найти тишину и покой в суетном городе, абстрагировавшись от ассоциативного восприятия некрополя как последнего пристанища. Более того, многие находят такие прогулки вдохновляющими.
О чем говорит некрополь?
Члены генеалогического общества Hamilton County Genealogical Society слушают лекцию приглашенного доцента на тему «Иконография» — об изучении символов, найденных на могильных камнях. Фото: Spring Grove Cemetery Website. Все фото с сайта https://pragmatika.media/kladbishhe-vnutri-goroda-izoljacija-ili-transformacija-smysla/
По состоянию кладбищ можно судить и о нации, и о государстве. Здоровое отношение к своим местам памяти, уважение и достойный уход говорят о ментальной развитости общества, а не только о его благосостоянии. Париж не стесняется своих городских некрополей, напротив, гордится ими. Туристам спешат показать не только Собор Парижской Богоматери и Эйфелеву Башню, но и кладбище Пер-Лашез с его вечными обитателями. Французы сделали некрополь частью города, его равнозначным пространством, местом паломничества и постоянного движения.
Что-то меняется
Почему все же изменения в восприятии сакральных мест неотвратимы? Мир меняется, и само понятие вечности кажется уже не таким глобальным. 10, 25, 50 лет — это границы пребывания в земле по новым стандартам, и это время можно и нужно купить — этот факт должен обеспечить гарантию сохранения памяти о дорогом человеке. По окончании сроков покойному предлагается освободить место. Дико? Нет, это цивилизованно.
Байковое кладбище хранит память о многих выдающихся украинцах, на территории некрополя находятся уникальные памятники архитектуры
Киевский крематорий и Парк Памяти. Проект Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко. Фото: Юрий Ферендович
Залы прощания киевского крематория и колумбарии. Проект Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко. Фото: Юрий Ферендович
Залы прощания киевского крематория. Проект Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко. Фото: Юрий Ферендович
Как уже говорилось, изменить назначение кладбища не представляется возможным. Но это и не требуется. Начинать нужно с малого, а именно с размышлений, что кладбища, в данном случае Байковое, могут трансформироваться в городской актив с огромным потенциалом. Возможно, эта идея сейчас покажется вам неприемлемой. Но в мире немало примеров, говорящих о возможности невозможного.
Spring Grove Cemetery, Цинциннати, штат Огайо
Дилан Шафто, 10 лет, из Глендейла расставляет флаги вместе с членами Cub Scout Pack 260 в День памяти 2019 г. на кладбище Spring Grove Cemetery в Цинциннати. Фото: Карим Элгаззар / The Enquirer
Это пространство объединило в себе несколько функций — дендрарий с уникальной коллекцией, некоммерческий сад и кладбище. Как единое целое, оно признано Национальным историческим памятником США. Spring Grove — один из старейших некрополей, основанный в 1844 г. Для его оформления пригласили Адольфа Штрауха, ландшафтного архитектора с мировым именем. По мере роста города кладбище-сад оказалось в окружении, но не в изоляции. Получив в XXI в. официальный статус дендрария, сегодня Spring Grove Cemetery являет собой любимое место горожан и туристов. Да, здесь выращивают фрукты, ягоды и овощи, цветы и зелень. И если по нашим обычаям с кладбища ничего нельзя выносить, то американцы с удовольствием употребляют выращенные в этом месте продукты.
Кладбища — это способы сохранения памяти, формы которых разнообразны
Один из мавзолеев Spring Grove Cemetery, Цинциннати. Фото: Spring Grove Cemetery Website
Fairmount Cemetery, Денвер, штат Колорадо
Место пикников и длительных прогулок. Старинное кладбище, основанное в 1890 г., проектировалось немецким ландшафтным архитектором Рейнхардом Шютце как синтез ботанического сада и некрополя. Спустя столетие городские власти разрешили проводить здесь публичные мероприятия, и они делают все, чтобы привлечь местных жителей и туристов. У кладбища появился собственный сайт, где можно ознакомиться с историей локации и даже подписаться на свежие некрологи.
Молодожены выбрали кладбище Fairmount для проведения свадьбы. Фото: Fairmount Cemetery Website
Не вызовут удивления катающиеся по дорожкам Fairmount Cemetery велосипедисты, прогуливающиеся родители с детскими колясками и молодежь. Ведь кладбище, по мнению местных жителей, — лучшее место отдыха в Денвере.
Табу в наших головах
Крематорий, проектирование которого доверили архитекторам Владимиру Мельниченко и Аде Рыбачук, мог переформатировать все пространство Байкового кладбища в нечто новое для Киева. Частично такая задача была выполнена. После тринадцати лет работы проект закрыли, но идея творческого тандема Рыбачук — Мельниченко сохранилась, и сегодня мы вернулись к ее обсуждению.
Владимир Мельниченко
Архитектор, художник
Владимир Мельниченко, архитектор, художник
Во всем мире кладбища — открытые культурные пространства. По состоянию некрополей судят о психологии и культуре нации. Если они заброшены, в этом виноваты сами люди. В Киеве многие кладбища оказались внутри мегаполиса, и это огромные территории, исключенные из жизни города. Согласитесь, традиционно мы посещаем такие места только в особые поминальные дни. У горожан интересное отношение к смерти, эта тема практически табуирована.
Перед тем как принять участие в проектировании крематория на Байковом, мы с Адой отправились в путешествие, чтобы понять, какие существуют традиции похорон. Никто ведь не знал в то время, как правильно совершать ритуал кремации, какие эмоции должно вызывать пространство. Мы могли построить Дантов Ад, или создать храм, в котором уход близкого человека воспримется как торжественный ритуал. Во время нашего путешествия по Украине мы узнали, что у человека в жизни всего три праздника — рождение, свадьба и смерть. Это очень глубокое понимание сути жизни. Сам человек не знает, как праздновать, за это отвечает его окружение. И именно в эти три основных праздника происходит взаимодействие между поколениями, передача традиций и знаний, совершается таинство обрядов. Например, умершего принято нести по главной улице, медленно и неторопливо, чтобы дать каждому живому время на осознание того, что этого человека больше нет. Это возможность принять слово «никогда». Нам с Адой понадобилось много времени, чтобы осознать эти детали, прочувствовать и сформировать концепцию сохранения памяти. Должен сказать, что к ней нужно относиться очень бережно. И кладбища — это способы сохранения памяти, формы которых разнообразны.
Во всем мире кладбища — открытые культурные пространства. По состоянию некрополей судят о психологии и культуре нации
Мы вернулись с готовой философией и желанием создать не просто здание крематория, но комплекс, в основу которого закладывали идею публичности. Наша концепция заключалась в том, чтобы разбить парк, куда люди могли бы приходить не только по трагическому поводу. Тринадцать лет мы строили то самое открытое пространство, в котором концепция смерти трансформировалась в понимание, что это не конец. Жизнь продолжается и самое лучшее место осознать это — парк памяти. Спирали, ступени, ощущение движения — все это мы закладывали для тех, кто готов принимать жизнь.
Тогда же мы поняли, что для полного преображения пространства Парка, нам необходимо стать еще и парковыми архитекторами. Мы успели высадить особый сорт рябин с плодами насыщенного алого цвета. После того как наш проект уничтожили, эти деревья также вырубили. Мы хотели, чтобы Байковое стало своего рода ботаническим садом с продуманным дизайном, аккуратными колумбариями и, самое главное, с заложенным в него глубоким смыслом.
Зал прощания киевского крематория. Фото: Юрий Ферендович
Мы с Адой изначально мечтали о территории крематория и кладбища как о ландшафтном парке с объектами культуры и абсолютным подчинением памяти, трепетному отношению к ней. Мы нашли архитектурные решения, и Киев мог располагать уникальным пространством, привлекающим горожан и гостей. Вместо этого имеем просто огромный некрополь внутри мегаполиса, с которым все равно придется что‑то делать…
Евгения Кулеба
Активист, инициатор общественных проектов, среди которых Сквер Небесной Сотни и «Місто-сад» в Киеве
Евгения Кулеба, активист, инициатор общественных проектов, среди которых Сквер Небесной Сотни и «Місто-сад» в Киеве
PRAGMATIKA.MEDIA: Какова роль общественных пространств в жизни громад? Почему в каждом городе должно быть такое место?
Евгения Кулеба: Общественное пространство — это место, где люди встречаются, обсуждают свои идеи, общаются. Я бы сказала, что именно там формируется демократия. Поэтому для общества, стремящегося к развитию, это необходимый элемент. Другой вопрос, что публичные пространства должны быть комфортными и современными. В советские времена большинство публичных пространств, особенно если мы говорим о площадях, были транзитными. Отдыхать ходили в основном в парки и скверы. В современном мире, мне кажется, у публичных пространств появляется больше возможностей взаимодействовать с людьми — можно пить кофе, работать, смотреть кино летом. Поэтому идея таких мест меняется. Нам не нужны просто площади, нам нужны места для коммуникаций. В публичных пространствах, как мы уже осознали, могут находиться объекты культуры, источники информации, поводы для развития. Так что нужно уделять большое внимание таким местам, работать над их мультифункциональностью, над комфортом.
Часовня Little Ivy на кладбище Fairmount, Денвер, построена в 1890 г. по проекту архитектора Генри Тен Эйка. Фото: Fairmount Cemetery Website
Р.М.: С одной стороны, это полностью подходит под формат общения на кладбищах, когда люди встречаются, взаимодействуют, общаются, а с другой – полностью его исключает. В силу традиций многие встречаются раз в год, и таким образом это место действительно выполняет объединительную функцию. Но парадигма отношения к смерти отрицает остальное. Как быть?
Е. К.: В контексте Байкового кладбища есть возможность объединять людей вне ритуалов, но в виде экскурсий, например. Байковое– это памятник архитектуры и истории, при правильной подаче оно привлечет туристов. Это историческое место. Хотя вряд ли станет местом массового паломничества, и люди точно не будут приходить туда с детьми или чтобы пообщаться с друзьями.
Р.М.: Естественно, речь не идет о создании парка развлечений. Но Сквер Небесной Сотни — место трагических событий. И вы трансформировали его в парк нового формата, верно? Смогли придать ему новый смысл: выращивание капусты и цветов, детские развлекательные ивенты и просмотр кино.
Е. К.: У нас изначально была концепция, что Сквер Небесной Сотни никогда не будет местом скорби, грусти и печали. Мы предложили помнить о погибших совершенно другим образом. Память — это деревья, которые растут, цветы, играющие дети, люди, пришедшие посмотреть кино. У нас память — это жизнь, действие. И от этой идеи мы никогда не отходили и не собираемся. Мы хотим, чтобы люди приходили в Сквер Небесной Сотни радоваться, думать, как они могут что‑то изменить вокруг и в себе. Внешние перемены невозможны без внутренних. Это светлое веселое место, с выставками, музыкой, ярмарками. Это наш новый формат памяти.
Байковое кладбище в его возможной трансформации будет местом для локальной аудитории
Р.М.: Пример сожженного вандалами Сквера 21 в Доброполье может свидетельствовать о неготовности социума к любым переменам — даже таким безобидным. Мы обязаны прогнозировать отрицание трансформаций?
Е. К.: Когда мы только создавали Сквер Небесной Сотни, к нам приходили люди и организации, доказывающие, что мы обязаны плакать. Мы всех отправляем на наш сайт, где подробно расписана концепция. Негатив присутствует, но до поджога, как в Доброполье, не дошло. Хотя нашу детскую площадку систематически разрушают. Сейчас она в очень плохом состоянии, нам нужно ее менять. В любом обществе найдутся те, кто будет против инициатив, какими бы перспективными они ни были бы. Но, из своего опыта знаю, что всегда найдутся те, кто готов к переменам.
Сохранившийся фрагмент часовни, Байковое кладбище, Киев. Фото: Юлия Шемякова
Р.М.: Можем ли мы говорить о неизбежности трансформаций городских кладбищ как элемента урбанистической среды?
Е. К.: Да, это будет происходить. Но, думаю, Байковое кладбище в его возможной трансформации станет местом для локальной аудитории. И, если говорить о такой возможности в целом, то считаю ее возможной.
Катерина Лисова
Искусствовед, куратор выставки А. Рыбачук и В. Мельниченко «Стена. Стальной гобелен», один из создателей электронного архива украинского неофициального искусства Ukrainian Unofficial
Катерина Лисова, искусствовед, куратор выставки А. Рыбачук и В. Мельниченко «Стена. Стальной гобелен», один из создателей электронного архива украинского неофициального искусства Ukrainian Unofficial
PRAGMATIKA.MEDIA: Мы исследуем возможность трансформации Байкового кладбища в публичное пространство. Поскольку оно является частью города, причем неотъемлемой, с ним нужно что‑то делать. А культурная ценность Байкового неоспорима. Но этична ли сама постановка вопроса об изменении функции?
К. Л.: Еще полвека назад киевское общество узнало об идее «Парка Памяти» на Байковой горе. Тогда Ада Рыбачук и Владимир Мельниченко предложили невероятно смелое решение организации пространства современного некрополя. Это была попытка показать обществу иные критерии его восприятия. Художники проектировали своеобразный храм Памяти. Масштабной идее не суждено было воплотиться, из всего задуманного авторами сегодня мы можем увидеть модернистское здание киевского крематория и массивную опорную стену, где под гладью бетона скрыты рельефы «Стены Памяти», а вместе с ними замурован и грандиозный замысел художников. Это была первая попытка трансформации кладбища в контексте публичного пространства. Будет ли вторая — это вопрос, но то, в каком плачевном состоянии находится старая часть киевского некрополя, волнует многих горожан. Я думаю, что именно культура общественного восприятия и осознание историко-культурной значимости подобных мест способны повлиять не только на сохранение достопримечательностей, но и на преобразование исторической части Байкового в мемориальный парк. А потребность в этом остро ощутима.
Р.М.: Байковое — уникальное для всей Европы место, где еще сохранились склепы, а сами памятники — настоящее произведение искусства. Не говоря уже о самом главном — значимость кладбища формируется его «обитателями». Насколько это может быть решающим фактором?
К. Л.: Байковое хранит память о многих выдающихся украинцах, его история началась в позапрошлом веке, на территории некрополя находятся уникальные памятники архитектуры, но, несмотря на все это, кладбище не имеет статуса историко-мемориального заповедника, что способствует разрушению «сакрального» места. Я думаю, именно этот фактор является решающим.
Сохранившийся фрагмент скульптуры Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко в киевском Парке Памяти. Фото: Юлия Шемякова
Р.М.: На ваш взгляд, «Стена Памяти» не являлась ли попыткой сделать из такого сакрального места, как некрополь, то, что мы сегодня называем публичным пространством? То есть местом, куда люди приходят смотреть, думать, отдыхать и общаться.
К. Л.: Концепция Ады Рыбачук и Владимира Мельниченко заключалась в создании «Парка Памяти» как городской рекреационной зоны. Само название указывает на то, что авторы попытались выйти за рамки традиционного понимания некрополя. Философской концепции подчинялось художественное решение элементов комплекса, одной из задач которого было помочь людям, переживающим потерю, справиться с эмоциями. Ориентируясь на лучшие мировые образцы мемориальных парков, художники спроектировали ландшафтно-архитектурный ансамбль, объединивший крематорий, колумбарий, парковую зону, «Стену памяти» и прилегающее к ней искусственное озеро. Воплощение в жизнь этой идеи могло явить миру уникальный пример.
Р.М.: Если мы говорим о кладбищах как о части урбанистического полотна, то назревает еще один этический вопрос — наличие кафе. Что, если общепит зайдет на Байковое?
К. Л.: Мне кажется более неприемлемым в культурном и этическом аспекте украшение памятников искусственными цветами, нежели открытие кафе на кладбище. Если мы говорим о некрополях как о мемориальных парках, то наличие подобных заведений вполне уместно.
О вечном и о прагматичном
Размышлять на тему сакральности кладбищ и, как следствие, их неприкосновенности и урбанистической изоляции можно бесконечно. Но переступить через внутренние табу и начать диалог о преображении мест скорби в места памяти — самое время.
Кладбище Пер-Лашез, Париж
Автор ЮЛИЯ ШЕМЯКОВА
