Почему к гробам, а не к чему-то живому и бодрому? Почему к пепелищу, а не к сияющим дворцам, шумным площадям и магистралям?
Ровно за три недели до начала Великой Отечественной Войны, 19 мая (1 июня) 1941 года, в далеком Шанхае святитель Иоанн (Максимович) обратился к своей пастве с таким указом:
«Мы видим часто стремление сродников умершего как можно богаче провести похороны и устроить могилу. Большие средства тратятся иногда на роскошные памятники…
Иные хотят объявлениями через печать выразить свое почтение умершему и свое сочувствие его родственникам, хотя самый такой способ выявления своих чувств показывает их неглубокость, а подчас и лживость, так как искренно скорбящий не будет выставлять свою скорбь напоказ, выразить же свое сочувствие можно сделать гораздо теплее лично.
Но что бы мы из всего того ни сделали, умерший не получит от того никакой пользы. Мертвому телу одинаково лежать в бедном или богатом гробе, роскошной или скромной могиле. Не обоняет оно принесенных цветов, не нужны ему притворные выражения скорби. Тело предается тлению, душа живет, но не испытывает больше ощущений, воспринимаемых через телесные органы. Другая жизнь настала для нее, и другое нужно ей оказать.
Вот то нужное ей и должны мы делать, если действительно любим усопшего и желаем принести ему свои дары!
Что же именно доставит отраду душе умершего?
Прежде всего – искренние молитвы о нем, как молитвы личные и домашние, так и в особенности молитвы церковные, соединенные с Бескровной Жертвой, т.е. поминовение на литургии…»
По мере того, как год за годом все меньше и меньше остается на земле участников и современников той войны, мы обнаруживаем, что память о ней (слава Богу!) не исчезает и не размывается в нашем сознании, общенародном и личном, а напротив, усиливается и обостряется. И поневоле требуется прибавить нечто очень важное ко всему тому, что вкратце суммирует в своем указе свт. Иоанн.…Сейчас всё это странно,
звучит всё это глупо:
в пяти соседних странах
зарыты наши трупы,
и мрамор лейтенантов –
фанерный монумент –
венчанье тех талантов,
развязка тех легенд.
(Б. Слуцкий. «Голос погибшего друга»)
Мы ставим памятники, бережем их и украшаем, как умеем, и когда заходит речь о памяти прошлых поколений, на чьих плечах мы сегодня стоим, то не стесняемся своей скорби в речах и журнальных статьях, цветов, венков и значительных средств, расходуемых на замену фанеры мрамором и бронзой. Почему так? И правильно ли это?…
Да, правильно, – подтверждает Святейший Патриарх Кирилл (телепередача «Слово Пастыря»):
«Для нас нужны могилы, памятники, чтобы сохранять нашу память об умершем, чтобы иметь возможность прийти и помолиться. И это прекрасный обычай, его надо сохранять. И нужно оберегать наши памятники, сохранять могилы в чистоте и порядке; по нашему отношению к могилам можно судить о нашем отношении к предкам, можно судить о нашем нравственном состоянии».
Так было всегда, и так должно быть.
Два чувства дивно близки нам,
в них обретает сердце пищу:
любовь к родному пепелищу,
любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля без них была б мертва,
как безотрадная пустыня
и как алтарь без Божества.
(А.С. Пушкин)
Почему к гробам, а не к чему-то живому и бодрому? Почему к пепелищу, а не к сияющим дворцам, шумным площадям и магистралям, кипящим жизнью индустриальным комплексам и другим многоценным плодам цивилизации? Сомнение вполне обоснованное для сегодняшнего дня, когда наша страна наперекор всем «международным сообществам» восстанавливает свои дворцы, площади, магистрали и комплексы, а кое-кто, якобы опираясь на «исконно-духовное наследие», требует ограничиться гробами и пепелищами.
Благодаря трудам ученых-историков, пепелища и останки умерших, захоронения и гробницы раскрывают перед нами – к радости одних, к удивлению других и к затаенному негодованию третьих – глубочайшую религиозную направленность доисторических культур и цивилизаций. С колоссальным напряжением сил наши далекие предки, не знавшие ни колесных повозок, ни тягловых животных, сооружали гигантские каменные гробницы, частично дошедшие до нашего времени: до 80% всей своей жизненной энергии затрачивали они на зримое, материальное выражение «любви к отеческим гробам»… Позже эта мегалитическая культура распространилась на юг и породила другие, еще более известные символы вечности на быстропеременчивой земле – египетские пирамиды.
Да и сам переход древнего человека от кочевого к оседлому образу жизни неразрывно связан с похоронным обрядом, как об этом сообщает проф. А.Б. Зубов («Лекции по истории религиозных идей»):
«…Захоронения, никогда раньше не встречавшиеся, характерны для всех поселений раннего неолита. Кости умерших погребены на священном участке, расположенном между очагом и противоположной от входа стеной. Иногда черепа умерших предков просто стоят на полочках в этой священной части жилища… Человек еще не умел разводить растения и выращивать животных, а уже стал обитателем оседлых поселений – его понудила к этому новая идея. В самом деле, не возить же кости умерших с собой, их надо предать земле; а если они вложены в земную утробу, их нельзя оставить. Значит, надо жить с ними. В этом и кроется причина оседлой жизни».
Итак, Пушкин полностью прав: его короткий отрывок от слова до слова раскрывает перед нами роль материальной памяти предков в культуре человечества… Как это нередко бывает в разных отраслях знания, кропотливая работа ученых – не только историков и археологов, но и биологов, психологов, физиков, математиков, лингвистов – доказывает упрямым людям истинность того, что им следовало бы усвоить из духовной сокровищницы прошлого.
Мы не отвергаем даров цивилизации, мы нуждаемся в них, – но они не дарят пищи нашему сердцу и не способны заменить нам святыню. Причина тому крайне проста: сердце ищет вечности и прикасается к ней на пороге смерти.
Суд признал епархию владельцем храма в Среднеуральском монастыре
