А. Зглиньска. От забвения к обновлению: заброшенные кладбища в польском культурном ландшафте после 1945 года

06.03.2020
А. Зглиньска. От забвения к обновлению: заброшенные кладбища в польском культурном ландшафте после 1945 года
Фото с сайта  
https://cyberleninka.ru/article/n/ot-zabveniya-k-obnovleniyu-zabroshennye-kladbischa-v-polskom-kultu...


Дан обзор истории изменений в отношении жителей Польши к заброшенным кладбищам после Второй мировой войны. Показана роль идеологических факторов, влиявших в социалистической Польше на разрушение кладбищ, принадлежавших чужим культурам. Охарактеризован процесс принятия чужих традиций в Польше после 1989 г.


В польском культурном ландшафте сегодня заметны следы прежнего мультикультурализма Речи Посполитой. Храмы реже, чем кладбища, выживали как зримый символ в топографии деревень, городов и посёлков3. В первой половине 1990-х гг. в Польше

1 Пер. с польского И.О. Дементьева.

2 «Мы говорим о памяти так много, потому что её осталось так мало» (англ.). Nora P. Between memory and history, Les lieux de Memoire // Representations. 1989. Vol. 26. Р. 7—25.

3 Материал статьи относится ко всем областям, оказавшимся в границах польского государства после Второй мировой войны. Автор отдаёт себе отчёт в этнических, исторических и культурных различиях, однако процессы, описанные в этой статье, идентичны или сходны и на так называемых «возвращённых землях», и на территории бывшего Королевства Польского, и в бывшей Галиции (хотя проявляются с различной интенсивностью).

насчитывалось около 9 тыс. евангелических, кальвинистских и еврейских кладбищ, лишь небольшой процент которых находился под чьим-либо уходом1. Общими условиями, повлиявшими на их судьбу, стали произошедшая в районах их местонахождения смена населения, разрыв преемственности с прежней культурой, политические потрясения и изменение границ.

Такое явление, как кладбища разных религиозных, этнических или социальных групп, более не существует. Речь идёт не только

0 евангелических, меннонитских, православных, еврейских кладбищах, но и о военных захоронениях Первой мировой войны, памятных теперь лишь немногим (поскольку исчезла государственная охрана этих исторических объектов), муниципальных (немецких) и католических кладбищах (последние являлись местами погребения представителей социальной элиты, например членов семей землевладельцев, понесших значительные жертвы во время Второй мировой войны и потерявших имущество вследствие послевоенной национализации). Эти кладбища различаются как степенью своей культурной близости мировоззрению современных жителей, так и способностью последних воспринимать их как часть культурного ландшафта. Почти все они прошли через послевоенную разруху, забвение, ликвидацию. Исключение во времена Польской Народной Республики составили только несколько кладбищ, переживших реконструкцию по причине создания лапидариев2. В большинстве своём они восстановили в некоторой степени свою первоначальную форму после 1989 г. благодаря отдельным общественным инициативам.

1 Michalowski A. Ochrona cmentarzy w Polsce // Sztuka cmentarna / red. O. Czerner, I. Juszkiewicz. Wroclaw, 1994 S. 323. Сегодня уже известно, что эти оценки могут быть весьма неточными, если в одном Куявско-Поморском воеводстве таких кладбищ насчитывается около 1,5 тыс. См.: URL: http://lapidaria.wikidot.com/

2 Примером такого рода действий является создание лапидария на евангелическом кладбище во Всхове. Власти осуществили «санацию объекта», сняли почти все бесхозные надгробия (датой разрыва был обозначен 1850 г.), захоронили их в склепах, а пустое пространство заполнили надгробиями из других протестантских кладбищ, см.: Chwistek M. Kamienna kronika we Wschowie // Wokol niemieckiego dziedzictwa kulturowego na Ziemiach Zachodnich i Polnocnych / red. Z. Mazur. Poznan, 1997. S. 96.

В статье сделана попытка проследить и истолковать изменения в отношении жителей Польши к заброшенным местам захоронений. Общая тенденция к возвращению некрополям прежней ценности и к нарушению привычной структуры захоронений в целях придания им «новой-старой» формы — это непризнанное явление, над которым стоит задуматься, особенно в контексте нового историософского течения (мест памяти Пьера Нора).

Заброшенные кладбища в 1945—1989 гг. Опустошение

Начало агрессивного вмешательства в форму польских религиозных кладбищ относится далеко не к периоду после окончания Второй мировой войны. Первое вмешательство такого рода датируется временем Kulturkampf и германизации под властью Прус-сии1, когда пытались наказывать за надписи на польском языке. Но это явление было не очень значительным. После 1918 г., когда районы Королевства Польского оставила часть православных верующих, начались перемещения больших религиозных групп. Именно тогда впервые в истории произошло «принятие ландшафта», образовавшегося за 123 года существования разделённой Польши. В рамках так называемой Акции по ревиндикации православных церквей2 были не только снесены и перестроены церкви, но также закрыты или уничтожены православные кладбища (хотя они пострадали заметно меньше, чем церкви)3. В Национальном цифровом архиве хранится фотография каменщика, демонтирующего надгробие на православном кладбище на Воле в Варшаве4. Это происходило при свете дня и, вероятно, по инициативе и при поддержке со стороны государства. Тадеуш

1 Dybkowska A., Zaryn J., ZarynM. Polskie dzieje od czasow najdawniejszych do wspolczesnosci. Warszawa, 1995. S. 198.

2 Ревиндикация — кампания по передаче имущества Русской православной церкви в собственность Римско-католической церкви или местных властей в Польше после 1917 г. — Примеч. пер.

3 Mironowicz A. Rewindykacja prawoslawnych obiektow sakralnych w II Rzeczypospolitej // Bialoruskie Zeszyty Historyczne. 2004. R. 21. S. 93.

4 Narodowe Archiwum Cyfrowe (dalej. NAC). Warszawa. Cmentarz Wolski. Rozkopywanie grobow prawoslawnych, Sygn. 1-U-7327-2. URL: http://www.audiovis.nac.gov.pl/obraz/83476/2b9463e8678d8620749c1947b06 9d6ea/

Мария Рудковски, пионер инвентаризации кладбищ и автор монографии о Повонзковском кладбище, считает, однако, что кладбища разрушались только до Второй мировой войны (например, во время наполеоновских войн) и исключительно во время боевых действий1. Он прав в некотором смысле: то, что случилось во время и после Второй мировой войны, несопоставимо с предшествующими разрушениями с точки зрения как масштаба, использования технических средств, стратегического планирования, так и пространного идеологического обоснования.

В годы Второй мировой войны началась глубокая трансформация культурного ландшафта деревень и городов2. В структуру некрополей были осуществлены первые болезненные вмешательства. Нацисты уничтожили еврейские кладбища, надгробные плиты использовались для укрепления дорог, дворов, берегов рек. Жестоким надругательством стало создание трудового лагеря в Кракове-Плашуве на месте еврейского кладбища. На евангелических кладбищах появилась свастика, сложился новый, атеистический похоронный церемониал, особенно широко применявшийся по случаю похорон жертв в первые дни сентября 1939 г.3 Данные «нововведения» сыграли против этих кладбищ после 1945 г. Вероятно, первыми исчезли или были разрушены надгробия, имевшие знак свастики либо надписи, выбитые готическим шрифтом, которые были сделаны для целей нацистской пропаганды4. Кроме того, агрессию вызывали и довоенные паноплии5 (прежде всего

1 Rudkowski T. M. Cmentarz Pow^zkowski w Warszawie. Wroclaw, 2006. S. 66.

2 См.: Wies i miasteczko u progu zaglady. Materialy konferencji naukowej Stowarzyszenia Historykow Sztuki / red. T. M. Rudkowski. Warszawa, 1991.

3 Убитых во время смертельного «марша на Лович», атак «польских банд»,

самосудов и нападений грабительского характера. Есть несколько фотографий церемонии захоронения сентябрьских жертв (например, «кровавого воскресенья» в Быдгоще) по специфическому нацистскому (атеистическому) обряду. См.: URL: http://www.audiovis.nac.gov.pl/obraz/

6580/ff32397a79abd8263d3c0f96772108c8/

4 Mielke E. Chronik eines deutschen Dorfes an der Weichsel im Mittelpolen.

Dortmund, 1972. S. 119. Доступна интернет-версия по адресу: www.upstreamvistula.org. По теме готического шрифта см.: URL:

http://www.klingspor-museum.de/KlingsporKuenstler/Schriftdesigner/Meyer/ ErichMeyer.pdf

5 Паноплия — первоначально название вооружения греческих гоплитов; в европейском искусстве и геральдике название декоративной компози-

символ железного креста), традиционно помещавшиеся в Пруссии на надгробиях1. Осуществлялась также цензура евангелических надгробий в районах, принадлежавших к «возвращённым землям»: или перековка надписей, или удаление их фрагментов таким образом, чтобы они походили на польскоязычные (например, имя Карл переделывалось на Кароль и т. п.). Действовал также запрет ухаживать за могилами польских и немецких солдат, призванных в вермахт, использовать немецкий язык в надписях на надгробиях2. Одновременно с этим элитные кладбища, пантеоны известных людей (например, Повонзковское кладбище в Варшаве) были уничтожены в результате боевых действий и расхищения.

Т.М. Рудковски предложил типологию акций агрессии против кладбищ3 (эта деятельность имела несколько видов и стадий). Второй фазой уничтожения всех кладбищ, которые утратили свою ценность, стало расхищение надгробий каменщиками (особенно надгробий из драгоценных пород камня — мрамора, габбро, порфира). Уже сразу после войны эти материалы использовались для обелисков и памятников, установленных солдатам Красной армии, Армии людовой, представителям местной элиты и другим выдающимся людям. В первые послевоенные годы данное явление получило широкое распространение, его первая волна пришлась на 1945—1955 гг., когда каменщики практиковали своего рода «каменный туризм», отправляясь в далёкие путешествия

ции, состоящей из элементов античных доспехов, оружия и т. п. — Примеч. пер.

1 Об «акции по реполонизации» на «возвращённых землях» см.: BerenczА. Oswajanie niemieckiego dziedzictwa kulturowego. Z badan etnologicznych na Srodkowym Nadodrzu // Wokól niemieckiego dziedzictwa kulturowego na Ziemiach Zachodnich i Pólnocnych / red. Z. Mazur. Poznan, 1997. S. 196. Имели место также злоупотребления на евангелических кладбищах Галиции, где уничтожались немецкие надписи. По сей день залитые чёрной краской надгробия сохраняются на евангелическом кладбище в Бельско-Бяла. См.: Janoszek E., Zmetfy M. Cmentarz ewangelicki w Bialej. Bielsko Biala, 2004. S. 10 и далее.

2 KaczmarekR. Polacy w Wehrmachcie. Kraków, 2010. S. 382.

3 Он разделил акты разрушений на те, которые совершаются на земле и под землёй (в криптах). Каждое из подобных действий можно разделить на те, которые совершаются из корыстных соображений, и совершаемые по иным, например идеологическим, мотивам. См.: Rudkowski T.M. Op. cit. S. 66.

за надгробиями из ценных материалов, установленными на вроцлавских или жулавских кладбищах. Вторая волна этого явления имела место в 1970-х гг., когда были ликвидированы многие муниципальные кладбища и фиксировался наибольший спрос на эти надгробия.

Более поздним и нанесшим наибольший урон явлением стала деятельность так называемых «дантистов» (1970—1980-е гг.), заключавшаяся в разрушении подземных захоронений по финансовым мотивам. «Дантисты», специализировавшиеся на поиске золотых зубов, проделывали отверстия в гробах на уровне головы похороненного. Их не следует путать с «кладбищенскими гиенами», которые рыскали, например, на Повонзковском кладбище в первые послевоенные годы в поисках бижутерии и коронок1. После 1989 г. к работе по уничтожению захоронений подключились заурядные воры. К настоящему времени металлические и чугунные кресты или кладбищенские ограды стали большой редкостью в Польше.

Рудковски различает разрушение «снизу» и «сверху». Вандализм, инспирированный сверху, представляет больший интерес, потому что он осуществлялся с разрешения властей — в плановом порядке. В 1960-х появился новый «тренд» — ликвидация целых кладбищ, прежде всего религиозных, которые утратили свою ценность. Исследователи также отмечали, что вновь прибывшие переселенцы не хотели хоронить своих близких на «чужих» кладбищах, даже если они относились к той же самой конфессии2. В связи с этим возникла необходимость ликвидировать целые кладбища и организовать за пределами городов новые3. Самой крупной среди такого рода акций стала ликвидация кладбищ во Вроцлаве4. Примером разрушения «сверху» является также уста-

1 Rudkowski T. M. Op. cit. S. 70.

2 Kolbuszewski J. Cmentarze. Wroclaw, 1996. S. 19.

3 Как следствие появилась литература справочного характера, рассказывавшая, как управлять кладбищенскими землями и хозяйствовать на них. См., напр.: Chmielewska U. Porz^dki w zakresie cmentarnictwa. Likwidacja starych cmentarzy. Budowa centralnych cmentarzy komunalnych // Ilustrowany Kurier Polski. 1966. №181. S. 4.

4 К настоящему времени из десятков довоенных вроцлавских кладбищ выжили только два — еврейское кладбище на ул. Шленжней (ныне Музей надгробного искусства — Muzeum Sztuki Sepulkralnej) и используемое до сих пор Второе коммунальное кладбище.

новка новых надгробий около исторически значимых могил или на их месте с разрешения администрации кладбища, в результате чего разрушалась древняя историческая ткань кладбища, что вело к утрате им своей ценности, отрицанию данного некрополя в качестве памятника и, как следствие, его отсутствию в реестре объектов культурного наследия. Явление замены надгробий наиболее характерным стало для 1970-х гг. — эпохи экономического благополучия, когда люди смогли позволить себе обмен или приобретение новых надгробий. С согласия администрации кладбища можно было удалять надгробия даже заслуженных людей, имена которых не сохранились в памяти. Часто под ударами кирки падали надгробия землевладельцев, чьи семьи не пережили войну или уехали далеко от родительских гнёзд. Именно поэтому во многих городах не сохранились надгробия бургомистров, чиновников и других заслуженных горожан. Вследствие всех описанных преобразований кладбища не превратились в руины в материальном смысле, но эффект оказался подобным: исчезновение кладбища в его устоявшейся в прежней культуре форме.

Почему?

Вышеприведённые факты не следует интерпретировать как простые акты разрушения или ненависти, нацеленные на чужие символы в историческом ландшафте, каковыми были кладбища. Различные кладбища в годы изменения государственных границ рассматривались как «опорные пункты» в деле присвоения пространства и обоснования (часто насильственного) прав на данную территорию, однако значительные масштабы эти процессы приобрели лишь после Второй мировой войны, которая, несомненно, изменила отношение к смерти и характер уважения к человеческому телу. Имело место беспрецедентное в истории истребление целого народа, который умирал вопреки своей культуре и своим обычаям в лагерях, в гетто, в ходе массовых расстрелов, без кладбищ, ритуалов и Бога. Точно так же умирали другие народы. В таких случаях практически не соблюдалось требование неприкосновенности человеческих останков, принципы поведения в освящённой земле (особенно во время Варшавского восстания и после прихода Красной армии зимой 1945 г.). Это, без сомнения, привело к одичанию нравов, к утрате некоторых ритуалов и правил поведения на кладбищах, ставших бесполезными и даже нелепыми в военных условиях; резко изменилась норма поведения по отношению к смерти.

По словам Иоанны Хандерек, «установленные границы, создающие культурно замкнутое пространство, прежде всего позволяют уловить идентичность человека, дать ему чувство безопасности»1. Лишение человека этих границ побуждает заново переопределить идентичность субъекта и его систему ценностей. Таким моментом лишения границ были годы формирования административных структур Польской Народной Республики. Это время стало тяжёлым для кладбищ как культурных продуктов и ценностей, потому что прежняя культура оказалась неактуальной и ненужной — она не отвечала новым реалиям, являлась непрактичной, не обеспечивала безопасность. Проще говоря, быть приличным в довоенном смысле этого слова человеком оказалось нецелесообразно. Требовалось установить новые нормы. Побеждало то, что практично; уничтожалось то, что непригодно.

Другую причину такого отношения к этому вопросу выявляет Виктор Кнерцер: «Если допустим, что кладбище — это место памяти, место создания сообщества живых и мёртвых, то, глядя на мазурские (или любые другие «посленемецкие» кладбища. — А. З.), увидим, что нечто прервалось: исчезло сообщество живых и мёртвых. Живые ушли, оставив своих мёртвых и забрав с собой также и память. Для тех, кто пришёл сюда, всё было новым, другим, но ... [они] привезли с собой уважение к месту упокоения усопших»2. Фактически в сельских сообществах в первые послевоенные годы предметом расхищения были, как правило, только цветы. Часто в воспоминаниях пожилых людей мы встречаемся с историями о людях, которые за цветами (сиренью, ландышами или лилиями) ходили прямо на кладбище, после чего их пугали привидения3. Первоначально также уважение к умершим и к

1 Handerek J. Granice kultury, granice czlowieka // Granice i ograniczenia.

O doswiadczaniu granic i ich przekraczaniu / red. M. Szulakiewicz. Toruñ, 2010. S. 72.

2 Knercer W. Ocalic od zapomnienia // Rocznik Mazurski. 2001. T. 4. S. 73.

3 Chomiuk M. Cmentarna zlodziejka // Dziwy spod strzechy i wierzbowej dziupli. Michów, 2005. URL: http://zielona.org/Cmentarna_zlodziejka

кладбищам тормозило рвение к разрушению в зависимости от нравственного состояния местных руководителей. Часто это были священники, прибывшие с новыми поселенцами1.

В местностях, где остались представители коренного населения, они навещали места захоронения своих родных (даже на кладбищах других конфессий). Однако это происходило крайне редко. Протестантов обвиняли в немецкости и культивировании немецких национальных традиций; католикам грозило то же самое. Культура памяти в сельских районах бывшей российской (после разделов Польши) части, если говорить о культе мёртвых, не отличалась высоким уровнем развития, не было семейных традиций поминания усопших2. Редким был уход за могилами чужих людей, тем более что люди не посещали могилы собственных родственников, особенно в трудные послевоенные годы, когда самым главным было выживание.

С течением времени расстояние до мест захоронения сократилось, а позитивное отношение к ним уменьшилось. Культивирование старых принципов уважения к местам захоронения оказалось нежизнеспособным в долгосрочной перспективе, а новые принципы также не располагали к этому. Действующие кладбища заполнили безвкусные надгробия из терразита, прежние обычаи ухода за надгробиями, обсадки могил дёрном и посадки цветов исчезли.

Однако в изменении отношения к местам захоронения не было проявления агрессии. Кладбище соответствует повседневному пространству, и точно так же «освоенное» пространство уже существующих кладбищ соответствовало своему окружению3 — культурному ландшафту, разрушенному войной, а позже попросту чужому. Кладбище представляет собой культурное явление, и новые жители обнаружили ландшафты, сформированные под вли-

1 Сохранилась история о мазурском священнике, наказавшем детей, которые принесли на Праздник Тела Господня цветы с евангелического кладбища. Дети должны были отнести цветы назад, а также заняться уборкой территории кладбища. См.: Knercer W. Op. cit. S. 73.

Современные жители этой части Польши, родившиеся в 1980-х гг., часто не знают места захоронения предков, потому что уже дети последних не имели привычки ухаживать за их могилами.

3 Straczuk J. Cmentarz i stol, Pogranicze prawoslawno-katolickie w Polsce i na Bialorusi. Wroclaw, 2006. S. 57.

янием чужой культуры. Они не вызывали никаких личных ассоциаций, не имели прошлого и не могли быть быстро поняты и освоены. Новые поселенцы «должны были вписаться в этот новый ландшафт, который окружал их другими, чужими вещами. Их дома, церкви, кладбища... остались, как говорили, “нашими памятниками”... Чаще всего это означало разрушение и уничтожение

і

немецких памятников, стирание следов немецкого прошлого» .

Освоение чужого пространства совпало с реализацией присущей человеку потребности в увековечении памяти об умерших путём возведения прочных памятников им, что составляло трудности, поскольку в Польше единственным материалом для них мог служить только песчаник. Ввиду этого приходилось ликвидировать старые захоронения и использовать их материал. Опустошённое кладбище, к сожалению, переставало существовать, когда исчезали его вертикальные элементы — кресты, колонны, обелиски. В польской традиции пространство кладбища организуется и «живёт» в вертикальном направлении; истоки этого явления — в сельской традиции размещения деревянных крестов на могилах и посещения их до того времени, пока сгнивший крест не опрокидывался. Такая могила лишалась целостности и, следовательно, ценности, после чего могла быть использована заново2. Опустошённые кладбища быстро утрачивали свою ценность, так как в ландшафте оставались лишь скопления растительности без вертикальных ритуальных артефактов3, а от многих кладбищ сохранялись только десакрализованные реликты, лишённые явных культурных признаков, которые свидетельствовали бы о том, что «кладбище здесь». В начале 1990-х гг. эти кладбища утратили своё сакральное измерение. Тем не менее по отношению к заброшенным кладбищам произошли некоторые изменения.

1 Knercer W. Op. cit. S. 74.

2 Spiss A. Wiejskie cmentarze w Polsce // Smierc — przestrzen — czas — tozsamosc w Europie Srodkowej ok 1900 : materialy z konferencji 8— 10.12.1996 / red. K. Grodziskia, J. Purchala. Krakow, 2002. S. 221.

3 В ходе полевых исследований неоднократно встречались высказывания, сопровождавшиеся характерным жестом: движение открытой ладонью параллельно земле, словно поглаживание чего-то невидимого. Он появлялся при ответе на вопрос о дороге в сторону кладбища, часто с уточняющим замечанием: «Но там ничего нет».

Процесс принятия и обновления

В 1989 г. Польское историческое общество на съезде делегаций в Торуни приняло резолюцию о необходимости сохранения и ухода за всеми кладбищами в Польше независимо от обстоятельств и времени их создания1. Именно с конца 1980-х гг. отмечается рост научного и общественного интереса к кладбищам. Кроме того, в 1980-х гг. было организовано несколько международных встреч в Галинах, разработана типовая кадастровая карта кладбища и начата общепольская кампания по инвентаризации кладбищ. Эта пионерская работа получила международное признание, в результате чего в Польше была проведена конференция Международного совета по охране памятников (ICOMOS)2. С этого времени начинается лавинообразный рост числа публикаций, касающихся кладбищ.

В 1987 г. создана неформальная группа каменщиков, на сегодняшний день это ассоциация «Magurycz» под руководством Ши-мона Моджеевского3. Помимо деятельности таких комитетов, как «Повонзки» или «Старое кладбище» в Лодзи, одной из первых (если не первой) стала общественная акция по реставрации кладбищ — православных, униатских, католических, еврейских и евангелических — в Низком Бескиде. За последние десятилетия эти кладбища нашли своих кураторов. Общественные активисты не ограничиваются ремонтом надгробных плит — они создают собственную документацию, занимаются популяризацией знаний и образованием, поддерживают контакты с потомками захороненных на этих кладбищах людей. Каждый год появляется несколько новых инициатив такого рода. Однако путь к успеху — неблизкий: так, в Куявско-Поморском воеводстве расположено около

1 Jasinski J. Dlaczego powinnismy ratowac stare cmentarze i groby na Warmii

1 Mazurach? // Borussia. 1993. Т. 6. S. 47.

2 Материалы конференции изданы на двух языках — польском и английском. См.: Sztuka cmentarna : Mi^dzynarodowe sympozjum — pazdziernik 1993 — dokument / red. O. Czerner, I. Juszkiewicz. Wroclaw, 1995.

3 Уже 26 лет она занимается реставрацией и реконструкцией кладбищ всех конфессий и других памятников материальной культуры в юговосточной Польше и на Западной Украине. Лауреат международной премии Europa Nostra 2011 г.

1,5 тыс. заброшенных некрополей; по разным оценкам, около 100 из них находятся в приличном состоянии или имеют своих общественных кураторов1. Стоит задаться вопросами, почему именно сейчас и почему в таком быстром темпе происходит этот процесс обновления?

Известный польский исследователь кладбищ и надгробных надписей Яцек Колбушевски справедливо указал, что не каждое место захоронения является кладбищем. Катынь, могилы солдат вермахта, территории концентрационных лагерей имеют потенциал стать кладбищами. На примере концентрационного лагеря Бе-лжец он объясняет: «В действительности территория белжецкого лагеря стала кладбищем только тогда, когда над тайным местом с останками убитых были возведены могилы и на них установлены могильные плиты, а в центре бывшего лагеря воздвигнут памятник, ставший как бы светским алтарём — символом памяти, почитания и молитвы... Кладбище представляет собой на самом деле особое пространство, организованное на основе чётко определённых целей, одна из причин его существования — то, что это местосакрализации смерти, и таким образом оно с момента основания становится пространством культурного характера» .

Этим «определённым целям» подчинены также акции по реконструкции и увековечению бывших религиозных кладбищ мультикультурной Польши. Десакрализованные и осквернённые места подвергаются разным процедурам «исцеления» с намерением их коммеморации, и в результате «некладбище» становится вновь кладбищем. Проблема, однако, заключается в другом элементе этого явления — в культуре. Кладбище в своей основе носит культурный характер, но когда уходят сообщества памяти, с ними уходит и их культура. Даже будучи очень близкой к прежней, она никогда не станет той же самой. Таким образом, обновлённые кладбища остаются и далее «некладбищами». Они могут как вернуться к состоянию забвения и последующего опустошения, исчезнуть из ландшафта памяти, так и путём намеренного увековечения (крест, табличка, надпись) стать местами памяти.

1 Каждый год в этом регионе прибывает от нескольких единиц до нескольких десятков приведённых в порядок кладбищ. Если эта тенденция сохранится, то потребуется около 100 лет, чтобы все кладбища нашли своих кураторов.

2 Kolbuszewski J. Op. cit. S. 11.

Это не есть до конца восстановленная память, потому что невозможны ни пересадка памяти, ни её возвращение сообществу1, которое не утратило память, а лишь имеет другую — свою собственную.

В предисловии к альбому о немецких кладбищах «Каменные эхо» Богдан Рымашевски пишет об опустошённых кладбищах в ландшафте: «Они вызывают мысли о важности, но также и о слабости памяти. Неоднократно уже использовалась естественная людская склонность к созданию определённого образа прошлого. Прошлым манипулируют с дурными намерениями, представляя не фактический ход событий, а то, как их рисовали настроение и воображение. Нередко реконструированная таким образом история становилась результатом желаний в отношении персонажей и

давно минувших событий, а их отражение было смоделировано кривым зеркалом» .

По отношению к кладбищам, ставшим объектами общественных акций по реставрации, возвращённая «память» бывает образом прошлого, сформированного и заданного как результат работы историка (часто любителя), который расспрашивает старейших жителей или потомков семей, захороненных на этом кладбище: «Как это происходило на самом деле?» (Wie es eigentlich gewesen?). Это может быть память, составленная из элементов памяти соседей, оживающая под влиянием попыток увековечения кладбища, это может быть, в конечном счёте, продукт написанной с определённым желанием истории — в таком случае реализованной через идиллическое видение сосуществования многих культур «в старые добрые времена».

Между тем для сообщества, которое умерло, «старыми добрыми временами» часто оказывался период разделов или Второй мировой войны, когда кладбища — продукты культуры, связанные с национальностью или религией, — развивались в государстве, враждебном по отношению к польскому народу. Таким образом, намерения в отношении кладбищ — возвращение памяти о

1 Следует заметить, что ошибочно приписывать группе (как это делается в отношении деревень, местечек, обществ, общин) черты отдельной личности, часто относящиеся лишь к личности, такие, как адаптация, восстановление памяти и т. п.

2 Rymaszewski B. Wst^p // Kamienne echa. Groby Niemców w Polsce ; fot. W. Krynski, T. Prazmowski. Warszawa, 1998. S. 8.

них или разрушение памяти о них — связаны нередко с ангажированным историческим видением, как правило в обоих случаях радикальным (обе получившиеся чёрно-белые версии одной и той же истории, разумеется, ложны). Указанные явления и аргументы не снимаются тем, что отремонтированные кладбища становятся, в соответствии с концепцией Пьера Нора, местами памяти. Память о кладбище и тех, кто раньше ухаживал за ним, для сообществ, проживающих в данной местности, всё ещё не очевидна; ещё слишком рано, чтобы с лёгкостью вспоминать это, как мы вспоминаем мелодию старой доброй песни. Огромную роль в образовании мест памяти имеет «государственная» память. Не без причины лишь после 1989 г. в этом отношении дошло до «извержения памяти» (erupcji pamiçci). В условиях относительной демократии в новой системе появляется «новая» память, конструируемая и прививаемая (посредством масс-медиа и образования) в форме мест памяти. Нередко кладбищами занимаются молодые люди, родившиеся в новой политической системе, сформировавшиеся посредством других лекций по истории, школьных уроков, телевизионных программ, нежели поколения их родителей и предков.

В концепции П. Нора местом памяти называется «любой материальный или идеальный значащий элемент, который воля людей или работа времени превращают в символическую часть наследия для данного сообщества»1. В случае кладбища важной является «воля к памяти», которая остаётся общей для всех кладбищ, охваченных общественной опекой. Без «воли к памяти» материальные свидетельства прошлого будут не более чем частью ландшафта — фрагментом экспозиции, связанной с историей, то есть так называемым «местом прошлого»2. Желание сохранить

1 Nora P. Das Abenteuer „Lieux de memoire” // Nation und Emotion. Deutsch-

land und Frankreich im Vergleich, 19. und 20. Jahrhundert / red. E. Francois, H. Siegrist, J. Vogel. Göttingen, 1995. S. 83; цит. по: Deutsch-polnische Erinnerungsorte, Polsko-niemieckie miejsca pamiçci, Reader dla Autorek i Autorów artykulów nt. polsko-niemieckich miejsc pamiçci. Warszawa, 2008. S. 12. URL: http://www.cbh.pan.pl/images/stories/pliki/pdf/PNMP/2009-10-

16_Reader_PL_online.pdf

2 См.: Ziçbmska-WitekА. Wizualizacje pamiçci — upamiçtnianie Zaglady w muzeach // Materialy XVII Powszechnego Zjazdu Historyków Polskich. S. 10. URL: http://jazon.hist.uj.edu.pl/zjazd/materialy/ziebinska.pdf

элементы культурного наследия, быть может, станет той каплей, которая точит камень, включая эти чуждые элементы в наследие, принимаемое и вспоминаемое сообществом. Момент принятия чужого наследия носит ключевой характер. Всё чаще в средствах массовой информации появляется тривиальное утверждение, что «не стоит обижаться на историю», что историю нужно принимать с фактами, «неудобными» для текущей исторической политики или для сообществ, населяющих ту или иную территорию1.

Часто приобретённая посредством индивидуальных поисков память становится лекарством в отсутствие собственной памяти, передающейся из поколения в поколение. Мы нуждаемся в этой

памяти настолько, что «императивом нашего времени стала необходимость сохранить всё, каждый показатель памяти» , даже тогда, когда мы не уверены, какую память он отражает и кому она принадлежала. Это «извержение памяти» в полной мере играет большую общественную роль, потому что оно удовлетворяет потребность людей в сопричастности. По-прежнему актуальной остаётся та проблема, что государство, учёные или историки-любители имеют право принимать решения о списке «мест памяти», которые конституируют нашу «заместительную память» и влияние которых мы можем ожидать в будущем.

Будущее

К сожалению, мы не можем ожидать того, что все опустошённые и забытые кладбища найдут своих общественных кураторов. Поскольку государство играет огромную роль в стимулировании интереса к созданию «мест памяти», то для эффективной охраны кладбищ требуются комплексные и конструктивные решения. Можно только надеяться, что документирование выполняемых

1 См., например: Knercer W. Op. cit. S. 73. См. также интервью 2007 г. с доктором Мачеем Лагевским, директором городского музея Вроцлава, на тему немецкого культурного наследия в «Газете Выборчей»: UrbanekM. Na historiç nie mozna siç obrazac. URL: http://wroclaw.gazeta.pl/ wroclaw/1,78999,4227257.html

2 См.: Nora P. Between memory and history ... P. 9.

работ позволит передать будущим поколениям хотя бы изображения исчезающих некрополей. С другой стороны, начинается рефлексия о минувшем. Невозможно нивелировать время и сохранить всё. Что-то должно уйти, и желание остановить этот процесс неосуществимо, хотя и типично для нашего времени.

Об авторе

Анна Зглиньска (Anna Zglinska) — выпускница магистратуры Университета им. Н. Коперника в Торуни (Польша), zglinka@wp.pl


                                                                                    Картинки по запросу "cyberleninka.ru"

По теме:  
Польское воинское кладбище в Волковыске https://zen.yandex.ru/media/starcom68/polskoe-voinskoe-kladbisce-v-volkovyske-5d411a571d656a1fe2ea08...
Польское кладбище времен Первой Мировой войны в Волковыске https://www.holiday.by/by/skarb/940-polskoe-kladbishhe-vremen-pervoj-mirovoj-vojny-v-volkovyske/phot...
Польское кладбище времен Первой Мировой войны в Волковыске https://vetliva.ru/tourism/what-to-see/polskoe-kladbishche-vremen-pervoy-mirovoy-voyny-v-volkovyske/
МЕМОРИАЛЬНОЕ КЛАДБИЩЕ ПОЛЬСКИХ СОЛДАТ В ВОЛКОВЫСКЕ https://planetabelarus.by/sights/memorialnoe-kladbishche-polskikh-soldat-v-volkovyske/

Делясь ссылкой на статьи и новости Похоронного Портала в соц. сетях, вы помогаете другим узнать нечто новое.
18+
Яндекс.Метрика