Фото Дмитрия Ладыгина и из архива Музея-заповедника «Прохоровское поле». Все фото с сайта
https://sm-news.ru/eto-muzej-chelovecheskix-istorij-61423/
Белгородцы и вся страна отметили 77-летие танкового сражения под Прохоровкой 12 июля 2020-го. И в этот же день в Прохоровке состоялось без преувеличения грандиозное и уникальное пополнение: открылся музей «Битва за оружие Великой Победы».
Корреспондент Информационно-аналитического издания Sm.News увидел новое здание, экспозицию, а затем обратился с вопросами к директору Музея-заповедника «Прохоровское поле» Наталье Овчаровой.
Корр.: Наталья Ивановна, когда и как возникла идея о строительстве музея, посвящённого труженикам тыла?
Наталья Овчарова: В 2017 году. Идея полностью принадлежит Николаю Ивановичу Рыжкову. Это была его идея — показать подвиг тружеников тыла. Наверно, он уже просто долго шёл к этому. Но неким таким катализатором послужило то, что вышел 4-серийный документальный фильм «Равная величайшим битвам». Эти слова Георгия Константиновича Жукова, его оценка трудового подвига советского народа в годы войны, дали название фильму и стали затем лейтмотивом нашего музея. Жуков сказал, что народная эпопея по перемещению производственных мощностей в годы войны по значению своему для судьбы нашей Родины равна величайшим битвам Второй мировой войны. И посмотрев этот фильм, и увидев там дорогой ему Урал, и увидев там всех знакомых ему людей, Николай Иванович впервые озвучил эту тему.
Эта тема нашла поддержку практически у всех. Летом 2017 года на Белгородчине был президент России. К нему обратились с письмом Николай Иванович Рыжков и губернатор Белгородской области Евгений Степанович Савченко о строительстве этого музея. Владимир Путин подписал его и сказал что, да, это то что нужно. Ну, и с этого, собственно, всё началось. Были выделены средства, музей строился за федеральные деньги. Год 18-й — это было время проектов и прохождения экспертиз. В 19-м году начали строить, и вот в 20-м сдали. Это что касается чисто технических вопросов.
Но музей — это, конечно, творческий процесс, созидательный. И одно дело — построить здание, а другое дело — это наполнить это здание жизнью, наполнить его интересной экспозицией.
Корр.: А как возникло архитектурное решение?
Н.О.: Здание строилось, насколько это было возможно, под задуманную экспозицию. Архитектурный проект выполнен Виталием Владимировичем Перцевым — это архитектор, который проектировал все здания нашего музея-заповедника. Я имею в виду первый музей, бронетанковый и третий музей. Было предложено несколько вариантов. Выбрали этот вариант: очень сложное здание с наклонными плоскостями, которое символизирует изломанную такую человеческую судьбу, очень непростую. Была задача, чтобы здание не получилось каким-то круглым или квадратным, то есть простой формы. А именно сложной формы, чтобы передать сложность военного времени.
Корр.: А как создавалась экспозиция?
Н.О.: Что касается экспозиции, то здесь была следующая история. Мы определили сразу, какие мы темы будем там рассматривать. И Николай Иванович Рыжков, понимая, что музейные сотрудники ничего не смыслят в производстве, а мы замахнулись на производство, организовал нам поездки по регионам. Мы посетили 32 завода, работавших в годы войны. Некоторые из них и сейчас на плаву, некоторые уже не совсем на плаву. Но всё равно мы в них побывали.
Надо сказать, что с первой поездки мы определились, что это будет не музей статистики, а музей человеческих историй. И когда мы приезжали туда, то отбирали эти истории, мы отбирали предметы, с которых нам затем делали копии или реплики для использования в экспозиции. Мы собирали информацию. И часто нам с заводов что-то отдавали. Абсолютно всё выставлено сейчас в экспозиции.
Прежде всего, мы сами вникли в историю этих производств. Потому что сколько бы об этом ни читал, сколько бы ты об этом ни слышал, никогда не понять, что такое металлургическое производство, если ты не постоишь около мартена, если не поприсутствуешь при разливке металла в изложницы, если не увидишь весь этот технологический процесс.
Корр.: Посещение заводов много дало вам как музейщикам, чтобы осознать вклад тружеников в Победу?
Н.О.: Вообще, конечно, познакомились с удивительными людьми, с которыми до сих пор переписываемся, перезваниваемся, поздравляем друг друга с праздником. Они нашим музеем интересуются, мы их музеями тоже интересуемся. В общем, было интереснейшее время сбора предметов. И такой вот, конечно, интереснейший процесс узнавания чего-то нового. Мы сделали совершенно оправданно упор на такие направления как работа конструкторов, научные открытия в годы войны.
Корр.: Вам помогали семьи участников событий?
Н.О.: Здесь у нас, конечно, были большие удачи. Например, когда удалось познакомиться с сыном Николая Дмитриевича Зелинского, химика мировой величины. И получить от него предметы, из которых сложился целый зал в музее — химическая лаборатория, где представлены вещи Николая Дмитриевича. Это была и Ирина Коккинаки, внучка знаменитого лётчика-испытателя Владимира Константиновича Коккинаки. Это и семья Ивана Николаевича Назарова, который изобрёл знаменитый клей Назарова. Это и Наталья Кирилловна Сидорина, внучка Ивана Ивановича Сидорина, который изобрёл кольчугалюминий. В музее у нас выгорожена шарашка. И вот там как раз представлены вещи Сидорина и Туполева. Мы познакомились с внуком Туполева. Благодаря ему у нас в музее появились предметы Андрея Николаевича. Конечно, мы очень благодарны и Сергею Александровичу Яковлеву, который для прохоровского музея передал документы и все награды своего отца. Что для нас особенно важно: он даже передал нам семейную реликвию — краги своей мамы Екатерины Матвеевны Медниковой.
Корр.: А что попало в музей с посещённых вами производств?
Н.О.: С заводов много нам передавали. Особенно хочется отметить город Дзержинск, Нижегородская область. Это город химиков, опасное производство. Вся химия, которой обладала страна, она вот там как раз выпускалась: и иприт, и кислоты. И старинный завод боеприпасов, в 1912 году он был пущен в строй, а сейчас это завод имени Свердлова. Там и во время войны делали, соответственно, боеприпасы. И там живёт замечательная женщина Галина Анатольевна Савченкова. Она очень авторитетный человек в своём городе. У неё своя передача на местном телевидении. И она объявила клич — собрать предметы для прохоровского музея. И нам привезли три «Газели» предметов. Люди просто несли для прохоровского музея!
Корр.: Можем сказать, что это показатель духовного единства страны?
Н.О.: Понимаете, когда вот только это всё начиналось, было опасение, что люди будут говорить «Почему в Прохоровке? Почему не на Урале?». Я первая высказала эту мысль. А когда мы ездили по регионам, а мы были в Норильске, в Новосибирске, на Алтае, всё Поволжье, и Казань, и Нижний, и Самара, я сейчас всё и не упомню. И никто ни одного раза не спросил «А чего это в Прохоровке?». На Урале мы были, на северном, на южном, на среднем Урале — там тоже никто ни разу не спросил «Чего это музей будет в Прохоровке, а не здесь на Урале у нас?». Более того, они отдали предметы из музея истории «Уралмашзавода», относящиеся к Музрукову Борису Глебовичу, который руководил «Уралмашем» в годы войны. Они у нас теперь представлены в музейном кабинете директора.
Корр.: Наталья Ивановна, новый музей в Прохоровке — это крупнейшее собрание о трудовом подвиге страны ради Победы?
Н.О.: У нас первый музей в мире,а не только в стране или в Белгородской области. Дело в том, что мы же промониторили сначала, есть ли музеи такие, и если есть, то зачем повторяться? Оказалось, что такого общего музея нет. Поэтому этот музей строился всем миром. Поэтому нам отдавали люди предметы.
Корр.: Видимо, небольшие выставки на эту тему вообще мало кому доступны?
Н.О.: Есть только заводские. Когда мы уже начали стройку, то объехали эти заводские музеи. Туда не всякий может попасть: они находятся на промышленной территории. Везде пропускная система. Особенно если эти заводы и сейчас относятся к оборонной промышленности. Там очень сложная система доступа вообще.
Корр.: Может ли новый музей в Прохоровке всколыхнуть в стране интерес к истории тыла?
Н.О.: Итак, узнав, что нет такого музея, мы решили его создать. Затем, когда мы начали его делать и рассказали об этом «по секрету всему свету», то тут же на Урале два музея решили сделать такой же темы. Пока об их судьбе я не знаю. Они мне поначалу звонили. Но у них был небольшой бюджет,и делалось это в приспособленном помещении, а не во вновь построенном. А затем в «Музее Победы» к 75-летию Победы открыли новую экспозицию, первая часть которой посвящена эвакуации. Эвакуация у них так же представлена очень сильно. Но кроме эвакуации у нас ведь дальше идут производства, специфика.
Корр.: Тема битвы за Победу огромна. Трудно было выбирать?
Н.О.: Мы понимали, что не можем объять необъятное. Поэтому из продукции оборонного значения мы выбрали авиацию, стрелковое оружие, артиллерийское оружие, боеприпасы. Бронетехнику мы в музее «Битва за оружие Великой Победы» не показываем, потому что у нас есть Музей бронетанковой техники, где мы затронули военную тему соответствующего производства.
Корр.: В музее произвела впечатление и созданная атмосфера, и охват тематики. Те же шарашки.
Н.О.: Помимо непосредственно производства оружие Победы, конечно,создавали и конструкторы, которые его постоянно совершенствовали. Это и учёные, потому что они этот сплав разрабатывали. Это, конечно, металлургия, которая производила бронелисты и всё, что нужно, комплектующие. А металлургия из чего? Из руды. Поэтому взяли шахтёров, как одну из самых знаковых профессий. Кроме того, мы здесь показываем, что Победа была бы невозможна и без пищевой промышленности, а это у нас сельское хозяйство, в основном, давало еду людям. Невозможно было и без лёгкой промышленности. Показываем мы и вклад медицины. И затронули тему ленд-лиза.
Корр.: Также очень большой интересный зал.
Н.О.: Весь этот большой зал называется «Конвейер Победы». Там витрины, повторяющие заводские конвейеры: авиация, бронетехника, автопром, артиллерия. А также витрина «Ленд-лиз», где можно увидеть два плаща, тушёнку. В зале выставлены автомобиль «Виллис» и мотоцикл «Харли-Дэвидсон». Кстати, «Виллис» и «Харлей» — это подарок Николая Ивановича Рыжкова. Дело в том, что Николай Иванович в своё время написал книгу по ленд-лизу. И он был один из первопроходцев, кто поднял эту тему после войны. Долго о ней очень не говорили, никак. Поэтому мы и уделили внимание ленд-лизу, который хотя и не сыграл решающую роль в Победе, но помощь действительно оказал.
Корр.: Наталья Ивановна, через считанные дни после открытия музей «Битва за оружие Великой Победы» кое-где в СМИ стали сокращённо именовать Музей тыла. Это корректный синоним?
Н.О.: Народу не укажешь, как называть. Он ходит правильными тропинками и натаптывает там, где ему удобно. И если народ будет так его называть — Музей тыла — значит, так тому и быть.
Корр.: О погружении в эпоху: произвело впечатление, когда догадался открыть дверь телефонной будки. Зазвонил телефон, внутрь можно войти. Хотя с советских времён казалось, что…
Н.О.: «Руками не трогать»? Но у нас как раз можно трогать. То, что не закрыто стеклом.
Корр.: Заходя в теплушки для эвакуации, в каждом отсеке, слышишь рассказы участников событий, видишь изображения на мониторах. Создание особой атмосферы изначально входило в концепцию музея?
Н.О.: Да, слово «атмосферный» звучало в нашей концепции. Как вам сказать… Я просто наблюдала за людьми, как они к этому относятся. Моё глубокое убеждение, что в этом музее нужно ходить с экскурсией. А не просто осмотром. Причём не просто с экскурсией, а с немногочисленной группой. Чтобы достучаться до сердца каждого. Например, на днях я проводила экскурсию. Приезжал к нам Музей связи белгородский, который очень нам помогал в ходе строительства музея, сбором экспонатов помогал очень. Перед этим приезжала Наталья Ивановна Конева, дочь Ивана Степановича Конева со своей семьёй, я тоже им проводила экскурсию. Знаете, когда рассказываешь глаза в глаза— устанавливается связь между экскурсоводом и экскурсантом. Там есть такие истории, где люди просто плачут… У них остались очень хорошие впечатления.
Корр.: Как реагируют молодые, новое поколение?
Н.О.: По-разному. В том самом вагоне в каждом купе можно просто присесть и послушать историю. Все истории, которые звучат в музее из динамиков, я написала на материале подлинных дневников и писем. В каждой истории есть воспоминания определённого человека. И ты просто заливаешься слезами, когда такие вещи пишешь. Но был также случай, который меня просто потряс. Это было в день открытия, когда много людей пришло не получить знания, а сфотографироваться в музее. И когда я видела, что некоторые люди хихикали, не слушали. Они просто фотографировались и лезли на вторые полки этого вагона. Вот это мне очень трудно понять.
Корр.: Это была молодёжь?
Н.О.: Да.
Корр.: Может быть, как раз для них и нужны экскурсии, и они повлияют?
Н.О.: Очень на это надеюсь.
Корр.:Радуют и другие примеры. Например, акция среди соотечественников за границей к 9 Мая, там и школьники участвовали. Кстати, молодых должно привлечь обилие интерактивных возможностей в музее, например, листать «планшеты» с информацией. Это сделано с прицелом на запросы молодёжи или просто чтобы дать побольше информации тем, кто идёт без экскурсовода?
Н.О.: Это во всех трёх наших музеях так. Мы стараемся давать максимум информации для одиночного посетителя. Мы не можем всё поместить в экспозицию. В экспозиции — яркая картинка. А всё остальное мы забиваем вот в такие базы, где можно читать просто бесконечно. Тысячи листов текста были написаны.
Корр.: Наталья Ивановна, как вы с коллегами отнеслись к публикациям об истории сражений, которые сейчас нередко называют фейками. Я о публикации газеты Die Welt годичной давности и ей подобных. Якобы в сражении под Прохоровкой не было ничего грандиозного, а были просто потери для Красной Армии.
Н.О.: То, что происходило 12 июля прошлого года — это не забыть. Я даже не знала, что у нас есть столько телеканалов, скольким я давала интервью. И я помню, что я тогда говорила: этот иностранный журналист хотел принизить Прохоровское сражение, но наоборот всколыхнул волну интереса к ней.
Корр.: Нет худа без добра?
Н.О.: Да. Всем вдруг захотелось приехать в Прохоровку, посмотреть.Насчёт неправдоподобных утверждений: я считаю,что об этом может говорить только историк. А историки дали оценку отрицательную этому высказыванию Die Welt. Журналист взял за основу какую-то аэрофотосъёмку. Она была снята с такой высоты, что вообще было трудно там что-то рассмотреть. Знаете, у меня есть наша аэрофотосъемка.
Эти фотографии были сделаны 5 августа 1943 года, как раз когда освобождали Белгород. А на Прохоровском поле ещё практически никто ничего не сделал: видите, сколько подбитой немецкой бронетехники? А что касается 12 июля.
Наверное, не случайно ещё в 60-е годы Ротмистров, командующий 5-й танковой армии сказал: «Запомните, друзья, этот день — 12 июля 1943 года. Запомните этот день и это местечко под названием Прохоровка. Здесь впервые за всю войну лето стало по настоящему нашим». Читая боевые донесения, видишь: Прохоровка там везде. Говорить, что день 12 июля был обычным днём в истории войны — это просто несправедливо. Здесь состоялось встречное сражение.
Оно, кстати, было описано и у немцев. Западные журналисты хотя бы почитали немецкие источники, в том числе Дневник Риббентропа, командира танковой роты, где он вообще описывает это Прохоровское сражение. Он пишет, что «танки русских везде, они впереди нас, сзади нас, вокруг нас». Описывает, как погиб его товарищ в соседнем танке. Он как раз сражался на той высоте, где теперь у нас установлена Звонница.
Корр.: На Западе и даже некоторые русскоязычные авторы пытаются возлагать часть ответственности за начало Великой Отечественной войны на СССР. У вас сложилось какое-то мнение на этот счёт?
Н.О.: Я такие суждения читала. Якобы была идея превентивной войны со стороны немцев. Естественно, я не разделяю эти мнения.
Корр.: Факт есть факт — они напали. О чем здесь вообще говорить?
Н.О.: Да.
Корр.: Как вы считаете, какова роль западных стран? Провоцировали ли они, поддерживали они Германию до начала активной фазы войны для борьбы с СССР?
Н.О.: Наверное, здесь моё мнение неуместно. Есть открытые архивы о взаимоотношениях Рузвельта и Черчилля с Гитлером. Они разругались ещё до нападения на Советский Союз Гитлером. Сначала, да, они дружили. И Рузвельт дружил с Гитлером, и Черчилль дружил с Гитлером. Но затем, уже к моменту начала Великой Отечественной, они уже давно разошлись. И поэтому США буквально в первый день войны высказали готовность помогать Советскому Союзу в войне с немцами. Они же сразу предложили ленд-лиз. До этого они такую же помощь оказывали Англии, а потом и Советский Союз был включён в эту программу. К началу войны они уже Гитлера не поддерживали.
Корр.: Как раз недавно в Белгороде шла эксгумация в Центральном парке. Там было офицерское кладбище противника. Как вы оцениваете попытки называть военных Вермахта и их союзников жертвами тоталитарного режима Гитлера?
Н.О.: Например, мадьяры, которые настолько наследили здесь. Ведь у каждого человека есть выбор, как тебе поступать, даже если тебя призвали на фронт. Ты можешь быть жестоким, можешь быть не жестоким. Ведь у нас здесь в Прохоровском районе мадьяры заживо сожгли 615 человек. О чём можно говорить? Они здесь вели себя хуже немцев. А немецкие части СС, на которые печати ставить некуда было в смысле жестокости! А теперь они жертвы какого-то там режима? Нет, конечно.
Корр.: И ещё вопрос о музее «Битва за оружие Великой Победы». В интернете уже много снимков экспозиции. И всё же, почему это нужно увидеть своими глазами?
Н.О.: Мы не возражаем против фото. Всё равно они не передают ни информацию, ни эмоций от посещения. Наоборот, мне кажется, увидев фото, люди захотят к нам приехать.
Корр.: В музей хочется вернуться и после посещения. Спасибо большое!
Автор: Дмитрий Ладыгин
