Председатель татарстанской ассоциации «Клуб воинской славы» Михаил Черепанов в интервью Андрею Кузьмину для ИА «Татар-информ» рассказал о поисковой работе, значении Великой Победы и патриотизме.
— Михаил Валерьевич, приветствую вас. 2020-й в России объявлен Годом памяти и славы, и этой теме посвящено наше интервью. Ваша деятельность как раз связана с восстановлением памяти и прославлением наших бойцов, которые погибли, канули в неизвестность в годы войны. Давно вы начали этим заниматься?
— Моя первая публикация в газете вышла в 1976 году и была посвящена школьному музею. Я учился в девятом классе, и нам поручили создать школьный музей. И уже тогда первое, что мне бросилось в глаза — это очень большая разница между тем, что написано в учебниках о войне, и тем, что рассказывали ветераны, которым в то время было лет 50. Вот с тех пор и пришлось мне заняться этим делом, почему я собственно в журналистику пошел, хотя до этого хотел строить ГЭС.
— Для того чтобы правду раскрыть, показать истину?
— Об этом и речь. Когда я разговаривал с ветеранами, понимал, что многое о войне почему-то утаивается, причем не то, чего стоит стыдиться. Понятно, что не нужно много говорить про предателей, преступников. Но когда ничего не рассказывают о героях, о вооружении, которое у нас уже было в 1941 году!
Я спросил одного ветерана, который был одноклассником моего отца: «Как же вы воевали, если у вас даже винтовок не было?» А он ответил: «Подожди, как не было? У меня танк КВ был, который насквозь пробивал любой немецкий танк в 1941 году. А они мне только как орешки по броне стучали».
В учебниках ничего об этом нет. А были сотни таких танков. Оказывается, у нас 60 единиц было пятибашенных Т-35, у нас были сотни Т-28, у которых вообще три башни.
— Как вы относитесь к тому, что 2020-й объявлен Годом памяти и славы?
— Мы пережили таких юбилеев несколько. Впервые День Победы начали отмечать в 1965 году. Мне в то время было четыре года. И эти юбилейные годы я помню. Но надо сказать, что это, наверное, будет первый такой юбилей, на котором, очень боюсь, ветеранов на улицах мы уже практически не увидим. Фронтовиков, имею в виду.
Это будет особый юбилей, мне кажется, когда о войне мы будем рассказывать по воспоминаниям, документам, а не слушать самих свидетелей. Вот это будет самая печальная часть. Но для меня главное — напомнить, что половина из тех, кто не вернулся в нашу республику с войны, а это 175 тыс. человек, так и не будут считаться погибшими.
— Почему?
— Этот вопрос я задавал Брежневу, Горбачеву, Ельцину, Медведеву, Путину. Всем задавал. И не только я. Вместе с ветеранами, поисковиками мы постоянно задаем вопрос: почему больше половины не вернувшихся защитников, наших дедов, практически не считаются погибшими юридически?
— То есть нет похоронки, сведений о гибели?
— И юридически они не считаются погибшими. Вот проблема. Мы единственная страна, участница войны, в мире, которая это не сделала до сих пор. Это сделано в Германии. С неизвестной судьбой было 3 млн человек вермахта, пропавших без вести. Что делать, как решать вопросы наследства, пенсий? Очень просто. Посмотрели по спискам пленных, кто перешел на сторону Советского Союза, кто жив в плену остался. Остальные куда делись, если не вернулись с фронта домой? Погибли. В плену, от ран — неважно. Они умерли.
И в 1952 году немецкое правительство принимает решение: если человек не предатель, не дезертир, значит, он умер. Все, точка. И все семьи этих солдат получают статус семей погибшего защитника Отечества. А у нас и сейчас этого нет.
Причину мне объяснил один генерал. Дело в том, что если человек погиб на фронте, то за него государство должно платить настоящую пенсию — компенсацию за потерю кормильца, причем военного. В те годы это была хорошая пенсия — 200 рублей. А если человек не признан погибшим, то полагается только пособие в размере 12 рублей, максимум — 30. И эта проблема не решена до сих пор.
— А сколько по стране таких пропавших без вести?
— Если считать, что Татарстан потерял 380 тыс. человек, из них пропавших без вести 175 тыс., то по стране, я думаю, статистика ничуть не менее 50% пропавших без вести. Согласно официальным данным, 11 млн военнослужащих мы потеряли с 1939 по 1945 год.
— То есть 6 — 7 млн человек пропали без вести.
— Конечно. У нас по Татарстану числится 6 тыс. предателей, мы о них все знаем, в любом отделении ФСБ о них знают. Остальных нужно признать погибшими или умершими, в том числе татар, которые призваны из Туркмении, чтобы сотни тысяч семей получили статус семей погибших военнослужащих.
— Может быть, ваша поисковая работа как раз помогает решать эту проблему?
— Все поисковики России за год находят десяток, ну, два десятка медальонов. Читаются еще меньше, потому что записи уже стерлись. По медалям, орденам, ложкам и котелкам иногда узнают. Бывает, что солдат чуть ли не весь адрес нацарапал на кожаном подсумке, но это единицы. Где данные о сотнях тысяч и миллионах пропавших без вести? В архиве. Эти данные есть, но они были засекречены до 2006 года.
Только в 2006 году Владимир Путин, наконец, принимает решение рассекретить эти сведения и, что самое главное, опубликовать их для общего доступа в интернете. Вот тогда был создан сайт ОБД Мемориал — обобщенный электронный банк данных. Он успешно действует, Министерство обороны РФ начало финансировать работу по публикации списков.
Если написано, что моряки ушли в море, и не вернулся весь состав корабля, то это не значит, что они все сдались в плен. Я уже не говорю о воевавших в окружениях, о партизанских отрядах. Напоминаю, что у нас в 1941–1942 годах немцы дошли до Волги. То есть вся территория до Волги оставалась на милость фашистов. И погибших солдат на поле боя немцы не хоронили. И никаких памятников со списками, естественно, не делали. Они заставляли мирных жителей и пленных делать санитарные безымянные захоронения.
Но списки о тех, кто не вернулся в часть, были. Они есть. Причем документально подтвержденные. Есть сведения и о пропавших без вести. Во многих списках написано «пропал без вести». Если человек в плен не попал и домой не вернулся, значит, он там, где воинская часть стояла в тот день. Информацию можно найти в интернете. Вот этим я сейчас занимаюсь и пытаюсь обучить школьников 6 — 7 классов.
— Нашли, а что дальше? Родственники куда должны с этими сведениями обращаться?
— Когда есть сведения, что он служил в такой-то воинской части и не попал в плен, он не предатель, значит, его семья имеет право с нашей бумагой обратиться в военкомат. И решается вопрос о статусе этой семьи. Дети военнослужащих имеют право на эту пенсию, внуки уже нет.
За последние годы ко мне обратилось около 5 тыс. детей погибших на фронте. Это уже бабушки и дедушки. Помочь найти какие-то сведения о месте службы я смог только половине из них. Без места службы неизвестно, где человек пропал. Это уже тяжелее. Хотя, если компромата нет, то они имеют право в суде этот вопрос решить.
Но дело даже не в деньгах. Представляете, каково быть сыном или дочерью человека, который ушел на фронт и до сих пор не вернулся?
— То есть в большинстве случаев даже не деньги им нужны?
— Они хотят передать память своим детям и внукам.
— Чем занимается Клуб воинской славы, председателем которого вы являетесь, каковы его функции?
— Организация должна методически помогать школьникам, студентам, всем желающим заняться такой работой, причем не только в Казани, но и по всей республике. Например, в Нурлате член нашей ассоциации на сходе казаков и односельчан выдавал очередные извещения, похоронки родственникам. Родственников находим с помощью школьников, после публикации в газетах. В церкви читают списки военнослужащих, которые мы нашли.
Даже если рассекреченная информация есть, она в доступе, о ней не знают в семье. Вот для этого мы такую ассоциацию создали, чтобы методическую помощь оказывать в районах. Мы с ребятишками ездим с маршами памяти. Побывали уже в большинстве районов республики. И мы там помогаем эту работу проводить самостоятельно. Найти списки может любой житель, у которого есть интернет. Правда, если ищешь татарскую фамилию, то чаще всего ее не найдешь.
— Ошибки?
— Конечно. Например, в интернете находим списки погибших в Архангельской области, где написано «Ибрагим Американов из Татарстана». Он — Амирханов! Я уже не говорю, что проблемы бывают с одной только буквой — Валиев, Валеев, Валяев, Ваняев и так далее. Что угодно могут написать, русские-то фамилии путают.
Наша ассоциация получила финансовую поддержку от Правительства, конкретно от Президента Татарстана — ссуду. Нам деньги нужны не на компьютеры, они есть. Но техника сама работать не будет. Мне людей нужно отвлечь от основной работы, поэтому хотя бы по 30 тыс. рублей я должен платить. Помните команду, которая делала Книгу памяти? Я их созываю, чтобы к 75-летию Победы успеть просмотреть списки сотен, десятки тысяч пропавших без вести, попытаться хотя бы часть из них найти. Это могут не многие, к сожалению, только профессионалы. Их у меня пять человек в Татарстане. Вот деньги нам нужны хотя бы на полгода, чтобы они работали спокойно и занимались только этим делом.
Мы договорились с Кабинетом Министров о том, что эта работа будет вестись через администрации районов. В каждом районе будут созданы координационные центры. Я и раньше отправлял эти списки в районы, в другие регионы России, где главы администраций создавали такие рабочие группы. Работу проводили, в том числе через военкоматы, музеи. Но сейчас это будет сделано централизованно, а не случайно, уже во всех районах.
— Почему вы вовлекаете школьников в поисковую работу?
— Самое печальное, что дети не знают имен своих прадедов. Чем они занимались на войне — мало кто знает. Приводят ко мне юнармейцев. Казалось бы, это лучшие, те, кто хочет стать военными или историками. Я их спрашиваю: «Твой прадед на войне был, чем занимался?» С трудом что-то отвечают. При этом наградные его прадеда опубликованы в интернете, это можно прочитать. А про историю войны практически никто ничего не знает.
У старшеклассников сейчас главное — подготовиться к ЕГЭ. Им нужно галочку поставить правильно, им не до истории, не до науки, дедов, прадедов. А у школьников 5 — 6 классов пока такой возраст, когда что-то хочется узнать, и они еще что-то могут сделать.
Поэтому шестиклассники 43-й школы сейчас ходят по домам в своем квартале, раздают анкеты, заполняют, затем каждое воскресенье приносят мне в музей, и мы вместе проверяем их по сайту. Из 22 последних анкет мы о 10 нашли сведения по месту гибели. Дети видят, что эта работа нужна конкретным бабушкам и дедушкам. Они понимают, что важно знать, чем занимался твой родственник на войне. Боевой путь своего деда прослеживают.
Я был недавно в университете на факультете журналистики, беседовал со студентами первого курса. Задал один вопрос: «Если бы наши не дошли до Берлина в 1945-м, что бы было в Европе, что бы случилось с ее жителями?» И ни один из них толком ничего ответить не смог.
Давайте честно, в учебниках об этом ничего нет. В серьезных энциклопедиях — ничего. А почему мы не можем знать, что у Гитлера была баллистическая ракета, она летала на тысячу километров со скоростью звука. И могла носить не только взрывчатку, но и обогащенный уран. И все — нет Европы, если бы наши не дошли до Берлина, если бы не поймали того самого Арденне, который был ответственным за хранение урана.
— Президент России Владимир Путин уже не раз высказывался по поводу искажения истории. Чувствуется, что он изучил документы. Очень задело его то, что Россию ставят в один ряд с гитлеровской Германией. Как вы к этому относитесь?
— Я бы хотел подсказать нашему Президенту другой ход. Мы почему-то изучаем историю Второй мировой войны, начиная с 1 сентября 1939 года. Вообще-то, политика Сталина формировалась еще в годы Гражданской войны, в 1920–1930 годы.
Почему Сталин считал в 1939 году своим врагом не Германию, а Англию и Францию? Ведь нам об этом никто ничего не рассказывает. А потому, что еще в 1939–1940 годах именно Англия и Франция собирались разбомбить нам Кавказ, чтобы лишить нас нефти. Причем эти планы по бомбежке Кавказа нам Гитлер передал в 1940 году. Почему Сталин должен был считать своим врагом Гитлера, а не Чемберлена, например? Другое дело, оказалось, что враг у нас не только Чемберлен, но и Гитлер тоже. А это уже другая история.
Вот почему мы подписывали любые документы о перемирии, о дружбе с Гитлером, чтобы защитить свой Кавказ и не допустить конфликта на западной границе. Почему Сталин запретил подготовку к обороне, приказ номер один о готовности, кроме флота? А потому что опасной с моря он считал Великобританию, а не Германию, где не было флота.
Мне кажется, что сегодня нужно научить пропагандистов и историков судить о тех событиях, которые были в 1939 –1941 годах, начиная с 1920-х.
Конкретный пример. В Казани была танковая школа, где в 1926 году офицеры вермахта не только сами учились, они учили нас воевать на танках. Немцы нас учили! Вот почему эту школу в 1934 году закрыл Гитлер. Офицеры оттуда уехали, но ученики-то остались. И самый успешный выпускник этой школы Гарипша Шахиморданов на танке первым ворвался в Берлин 22 апреля 1945 года. Хорошо научили немцы!
Вот почему, мне кажется, нам надо историю знать не только с одной стороны медали, а желательно с другой тоже, чтобы мы понимали логику и Сталина, и Гитлера, и Чемберлена.
— Что для вас значит «патриотизм»? Почему следующий Год памяти и славы должен воспитать чувство патриотизма, насколько это будет эффективно?
— Наверное, патриотизм не в словах, в делах надо искать патриотов. Патриот — это человек, который не кричит на митинге 9 мая или 22 июня, а который после 9 мая заходит в интернет и помогает бабушке найти ее отца. Или хотя бы участвует в каких-то акциях, чтобы вернуть доброе имя своим прадедам, чтобы сделать экспозицию в музее, рассказать молодежи, иностранным гостям о подвигах своих дедов и прадедов. Я знаю, есть такие ребята, которые посвящают этому всю свою жизнь, даже ничего не зарабатывая на этом. Вот таких людей я считаю патриотами.
К сожалению, многие наши пропагандисты рассказывают не о том патриотизме, который должен быть. Я бы не хотел, чтобы мои дети считали патриотизмом подготовку войны с соседями. Это страшно. У нас нет таких соседей, с которыми бы мы завтра начали воевать. Мне очень хочется, чтобы моих детей и внуков учили тому, что защищать Родину — это не воевать с соседями, а решать какие-то вопросы обороны.
— А вам бизнес помогает?
— Есть поисковики, которые стали бизнесменами. Помогают по возможности. Экспедиции, марши памяти помогают организовать. Конечно, такие ребята есть.
— В Татарстане, на ваш взгляд, хорошо организована подготовка к Году памяти и славы? Что еще нужно сделать?
— Делается очень многое. Я прежде всего сужу по себе, по той поддержке, которую мне оказывают на самом высшем уровне. Всегда это было и в 1990 годы, когда мы делали Книгу памяти. Татарстан — единственный регион в России, который выпустил Книгу памяти на двух языках и тем тиражом, который нужен был району, каждой семье. Это только благодаря поддержке Минтимера Шаймиева. И сегодня это не изменилось.
Финансирование есть, проводятся всевозможные конкурсы, фестивали, соревнования, но детям никто не рассказывает, что такое «Победа». Это не спортивные соревнования, от беды спасли нас деды. Мы победили, потому что у нас не было другого выхода. Вот об этом детям надо рассказывать, иначе они просто не знают, кто такой «фашист», «Гитлер» и какая угроза от них была. В учебниках об этом ничего нет, в школе — нет, в университетах тоже.
— Спасибо вам огромное за интервью.
