«Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно», — писал Петр Чаадаев в своих знаменитых «Философических письмах». Вслед за ним убеждение, что у России и русских истории не было, повторяли порой бездумно многие представители отечественной интеллигенции. Речь у Чаадаева шла, конечно, о том, что у русских — неевропейская история. И благодаря такому видению образ многих исторических персонажей и смысл событий, которые они вершили, терялся. В России только сейчас появилась полная современная биография Иосифа Волоцкого, написанная питерским историком Алексеем Алексеевым.
Жизнь будущего святого русской церкви совпала по времени с образованием из разрозненных княжеств единой России. Церкви приходилось искать в ней новое место. Волоцкий способствовал централизации власти в руках московских князей, громя новгородские ереси. Но он же не позволил им превратить церковь в придаток государства еще в начале XVI века. Произойдет это только двумя веками позже. Но перед этим случитсяРаскол, возникший в результате непримиримого спора внутри иосифлян — церковного направления, основанного Волоцким.
По масштабу влияния на национальную историю Волоцкого вполне можно поставить в один ряд с его европейскими современниками Томасом Торквемадой и Мартином Лютером. Также как и первый, Волоцкий удостоился от потомков звания «рупора феодальной оппозиции» и «махрового реакционера». Но он в России, также как и Лютер для немцев, создал национальную церковь или, по крайней мере, наметил ее основные черты. Именно такого взгляда придерживается в своей книге Алексеев.
«Русская планета» с разрешения издательства«Молодая гвардия» публикует отрывок книги Алексея Алексеева «Иосиф Волоцкий», посвященный Церковному Собору 1503 года, осудившего ересь жидовствующих и создавшего предпосылки к победе иосифлян над нестяжателями.
В жизни каждого значительного общественного или государственного деятеля есть событие, благодаря которому ему главным образом и предстоит войти в историю, стать известным в глазах потомков. Несомненно, преподобный Иосиф Волоцкий остался бы в памяти как основатель монастыря на Волоке Дамском, имел бы репутацию искусного богослова, пользовался бы известностью в качестве автора выдающихся литературных произведений. Однако роль, которую он сыграл на церковном соборе 1503 года, сделала его символом того направления в Русской церкви, которое по его имени получило наименование «иосифлянство». Выступление в защиту монастырских имуществ перед лицом самого государя всея Руси закрепило за преподобным эпитет «стяжателя».
Это наименование воспринимается как негативная оценка действий Иосифа. Принято считать, что благом для Русской церкви было бы уступить требованиям великокняжеской власти и, отказавшись от земельных вотчин в обмен на денежное содержание, сосредоточиться на духовных делах. Однако этот тезис нуждается в очень серьезных доказательствах.
…В конце июля 1503 года в Москву съехались все правящие архиереи Русской митрополии. Сам этот факт свидетельствует о том, что великий князь придавал большое значение соборным решениям. На соборе присутствовали: митрополит Симон, новгородский архиепископ Геннадий, епископы Нифонт Суздальский, Протасий Рязанский, Вассиан Тверской, Никон Коломенский, Трифон Сарский, Никон Пермский.
Влиятельную часть церковного собора образовывала верхушка черного духовенства, которую составляли архимандриты и игумены наиболее значительных монастырей. …По степени влияния эта группа духовенства была вполне сравнима с епископатом. Во-первых, архимандриты и игумены крупнейших монастырей являлись кандидатами для поставления в высшие иерархи; во-вторых, от лица своих корпораций они распоряжались земельными владениями, не уступавшими (а порой превосходившими) по размерам земли владычных кафедр; в-третьих, каждый крупный монастырь через своих постриженников и вкладчиков был связан с виднейшими родами боярской аристократии и двором великого князя. Авторитет каждого архимандрита и игумена во многом определялся личными отношениями с великим князем. …Белое духовенство было представлено главным образом священниками московских церквей. …Следующую группу соборного духовенства составляли обычно приглашенные лица. Это были старцы влиятельнейших монастырей, авторитетнейшие подвижники благочестия, а также приглашенные представители приходского духовенства. В числе этих лиц находились и главные представители обеих будущих монашеских партий — Нил Сорский и Иосиф Волоцкий.
Особу великого князя Ивана III представлял на соборе тверской боярин Василий Борисов. Остается неизвестным, участвовал ли он в соборе один или же являлся членом боярской комиссии, которой обычно поручались дела такого рода. Возможно, роль, сыгранную Борисовым на соборе, определил факт близости его к фактическому соправителю великого князя Василию Ивановичу.
…Насколько можно судить по имеющимся источникам, церковные соборы собирались на Руси нерегулярно. Гораздо чаще имели место архиерейские соборы, на которых решались вопросы замещения той или иной владычной кафедры. Поводом для церковных соборов служили, как правило, более значимые вопросы. Например, в 1490 и 1504 годах соборы были созваны с целью осуждения еретиков-жидовствующих. Официальная цель церковного собора 1503 года неизвестна. Бесспорно лишь то, что он был созван по инициативе великокняжеской власти. Можно предположить два варианта сценария, по которому разворачивались события. Согласно первому официальной целью собора объявлялись вопросы церковной дисциплины, но при открытии соборных заседаний от имени Ивана III был вынесен на рассмотрение вопрос о праве монастырей владеть селами. При таком обороте дела большая часть участников собора были бы застигнуты врасплох и поставлены перед необходимостью отвечать на вопрос великого князя без должной подготовки, не имея под руками соответствующих документов. При втором варианте сценария великий князь заранее оповестил участников собора о необходимости рассмотреть на его заседаниях вопрос о селах, дисциплинарные же вопросы участники собора рассмотрели дополнительно.
Иван III, портрет из «Царского титулярника», XVII век
В «Письме о нелюбках» и в «Прении с Иосифом», вышедшем из-под пера Вассиана Патрикеева, содержится указание на то, что объявленная при созыве собора тема не соответствовала вопросам, возбужденным при начале соборных заседаний. Нам представляется наиболее вероятным, что Иван III не сомневался в успехе проекта по конфискации монастырских вотчин. По этой причине он предпочел не ставить в известность митрополита и большинство собора о главной теме соборных заседаний. Трудно судить о масштабе земельных изъятий монастырских имений, которые планировал Иван III. Из «Слова иного» известно, что власти предлагали в качестве альтернативных средств обеспечения взамен отобранных сел выплачивать монастырям денежные суммы и предоставлять хлеб. В случае реализации этого проекта монастыри ставились в полную зависимость от воли великого князя, их количественный и качественный рост делался невозможным. Иван III был опытным, дальновидным и изощренным политиком. Он не был знаком с книгой своего младшего современника Ник-коло Макиавелли «Государь», но на протяжении своего длительного правления на практике руководствовался принципами, сформулированными знаменитым итальянцем. Великий князь предпочел возбудить вопрос о праве монастырей вла-деть селами не самому, но поручил это своим доверенным лицам.
В роли последних выступили старцы Нил Сорский и Дионисий Каменский. Как следует из «Письма о нелюбках», старец Нил «нача... глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы черньцы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием». Призыв Нила к отказу монастырей от сел был поддержан его единомышленниками, которые названы «пустынниками белозерскими». «Слово иное» называет по имени лишь одного из них — старца Дионисия из Спасо-Каменного монастыря. Автор «Письма о нелюбках» сообщает, что наряду с Нилом Сорским в соборе принял участие и Паисий Ярославов. Но это несомненная ошибка: установлено, что Паисий умер в 1501 году. Автор письма писал много лет спустя и мог спутать отдельные факты, но его рассказ не является вымыслом.
Напомним, что старец Нил приходился родным братом великокняжеским дьякам Андрею и Даниле Майко. Старец Дионисий принадлежал к братии Спасо-Каменного монастыря, как и верный союзник Ивана III старец Паисий Ярославов. Именно в этом монастыре прожил последние годы бывший митрополит Зосима.
Выступление старцев было сильным ходом со стороны Ивана III: вопрос о монастырских селах возбуждали сами монахи, а не представители светской власти. Отказаться от владения селами следовало во имя последовательного исполнения монашеских обетов, а вовсе не в угоду требованиям светских властей. А ведь многим из участников собора уже довелось пережить столкновения с великокняжескими чиновниками, бесцеремонно нарушавшими границы монастырских и владычных владений. Возражать старцам не осмелились ни митрополит Симон, ни присутствовавшие на соборе иерархи.
Власть Ивана III к началу XVI века достигла наивысшего могущества. Первый государь всея Руси устранил всех потенциально опасных политических соперников. После долгих колебаний он окончательно определился с наследником престола. Его войска одерживали победу за победой над литовскими и татарскими ратями. По мановению его руки менялись церковные иерархи, и даже митрополит всея Руси был его покорным ставленником. От проявления гнева Ивана III не спасали ни долгие годы верной службы, ни обладание высоким чином при дворе, ни церковный сан. В таких условиях выступить против мнения старцев Нила и Дионисия означало противостоять самому самодержцу.
Однако на соборе нашлись люди, осмелившиеся возражать первому государю всея Руси. Игумен Иосиф Волоцкий, как никто другой, был готов к спору с великим князем. Не-возможность отстоять монастырские имущества от покушений великокняжеских чиновников заставила его в свое время покинуть Пафнутьево-Боровский монастырь. За минувшие годы Иосиф сумел воплотить на практике свой идеал монастырского устройства и разработал теоретическое обоснование неотчуждаемости монастырских имуществ. Пока остальные деятели церкви бездействовали, Иосиф в стенах своей обители работал над трактатом в опровержение взглядов жидовствующих. Когда ситуация при дворе Ивана III переменилась, именно Волоцкий игумен был призван ко двору московского самодержца и удостоился от него нескольких аудиенций. Признанием заслуг Иосифа стало назначение его брата Вассиана в 1502 году на высокий пост архимандрита Симонова монастыря. Это назначение позволяло провести подробное расследование деятельности митрополита Зосимы и его сторонников, а с другой стороны, открывало возможность со временем занять одно из главенствующих мест в церковной иерархии. Выступление на церковном соборе 1503 года ни в коей мере не было для Иосифа Волоцкого случайным, к этому выступлению он был подготовлен всем опытом своей жизни. Иосиф выдвинулся далеко вперед среди многих десятков архимандритов и игуменов других монастырей. Его умел оценить самодержец (и даже в определенной степени от него зависел!), он пользовался авторитетом в среде духовенства и вельмож как основатель процветающего монастыря, прозорливый духовный наставник и выдающийся ученый-богослов. Все эти обстоятельства позволили Иосифу выступить с речью в защиту монастырских имений.
Речь Иосифа в передаче автора «Письма о нелюбках» некоторым исследователям казалась настолько неуклюжей, что они даже считали ее сочиненной недоброжелателями Волоцкого игумена. Однако аргументы Иосифа, использованные в этой речи, заслуживают самого пристального внимания. Как следует из «Письма о нелюбках», выступление преподобного Иосифа состояло из двух частей. В первой части он указал, что обычай владеть селами появился одновременно с возникновением монашества. Селами владели знаменитые святые — Феодосии и Афанасий Афонский. На Руси селами владела Киево-Печерская лавра, прославленная именами чудотворцев Антония и Феодосия. Но приведенными примерами из житий, в которых упоминались монастырские села, выступление Иосифа не исчерпывалось.
В заключительной части своей речи Волоцкий игумен привел аргумент, если так позволительно выразиться, практического свойства. Согласно «Письму о нелюбках» он воскликнул: «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися?!» В период со второй половины XIV столетия на Руси происходил стремительный рост монастырей. В монашеские кельи устремились многие выходцы из благородного сословия, которые избрали духовную карьеру, в том числе и по соображениям общественного престижа. Расцвету обителей много способствовало благородное происхождение некоторых из насельников монастыря. В обществе, где еще недавно было принято с презрением относиться к чернецам, активно формировался привлекательный в глазах аристократов образ монашеской жизни. В этих условиях призыв проживать в скитах и довольствоваться рукоделием означал резкое падение престижности монашества, что неминуемо влекло за собой крах монашества как института. Эта мысль отчетливо осознавалась участниками собора, к которым и апеллировал Волоцкий игумен.
В развитие этой мысли Иосиф продолжил: «И аще не будет честных старцов, отколе взяти на митрополию, или архиепископа, или епископа и на всякие честные власти?» В иерархически устроенном средневековом обществе авторитет и значимость человека определялись его происхождением. Епископ или митрополит, архимандрит или игумен, не обладавшие благородным происхождением, не пользовались бы соответствующим их сану уважением в глазах властей и общества. Для них были бы непосильными задачами управление монастырской братией, диалог с окрестными землевладельцами и великокняжескими чиновниками, и, конечно же, нельзя было рассчитывать на то, что им удастся защитить интересы церкви перед лицом самого московского самодержца. Вывод отсюда следовал совершенно логичный: «А коли не будет честных старцов и благородных, — ино вере будет поколебание». К моменту церковного собора все наиболее выдающиеся достижения Русской церкви были связаны с развитием монашества, количественным и качественным ростом монастырей. Теперь угроза нависла над самим монашеством, что прекрасно осознавали участники собора.
Вдохновенная речь Иосифа Санина открыла возможность вступить в дискуссию остальным участникам церковного собора. Воспрянувший от оцепенения митрополит Симон призвал выступить новгородского архиепископа Геннадия. Однако тот хорошо помнил конфискации церковных и монастырских вотчин у новгородской церкви в 1499 году. Судя по сообщению «Слова иного», он отвечалмитрополиту, что не может ничего говорить, ибо «ограблен» ранее. Самым ярким стало выступление игумена Троице-Сергиева монастыря Серапиона. У Троице-Сергиева монастыря были наиболее крупные земельные владения. Обладавший сильным характером и пользовавшийся большим авторитетом троицкий игумен не мог остаться в стороне от вызова, брошенного собору великим князем. Выступление Серапиона, который пользовался расположением Ивана III, окончательно переломило ход соборных заседаний. Отцы собора категорически отвергли предложения Нила Сорского и «белозерских пустынников».
Реакция Ивана III последовала незамедлительно. Всю вину за провал своих планов великий князь возложил на троицкого игумена. «Вся сия творит Серапион!» — восклицал московский самодержец. Воспользовавшись спором из-за земли, который произошел в волости Илемна между крестьянами и троицкими старцами, великий князь потребовал пересмотра владельческих прав крупнейшего монастыря-вотчинника. В Москву были затребованы грамоты на монастырские владения. Волость Илемну Троицкому монастырю дал сам Иван III около 1467 года как вклад по душе своей тетки княгини Ефросиний. Являвшаяся одним из самых крупных владений Троице-Сергиевого монастыря (по оценке С. Б. Веселовского, не менее 8700 десятин), она играла важную роль в его хозяйстве. Отчуждая ее, Иван III желал продемонстрировать свое право распоряжаться по собственному усмотрению переданными монастырю землями.
… Историческое значение церковного собора 1503 года очень велико. Потерпели крах попытки московских самодержцев конфисковать вотчины церквей и монастырей. Осуществление этого плана создало бы огромные препятствия для развития церковных институтов. Выплата денежной и хлебной руги (в степени регулярности выплат и в ее достаточных размерах мы вправе усомниться) поставила бы церковь под жесткий контроль светской власти. Резко ослабло бы влияние церкви на общество, окончательно нарушился бы баланс интересов между церковью и государством в пользу государства. Еще более замедлился бы процесс формирования духовного сословия, служившего на Западе образцом для формирования всех остальных сословий. Делу христианского просвещения наро-да был бы нанесен ощутимый урон. Ущерб, который бы при этом понесла древнерусская культура, большая часть которой сохранилась в стенах монастырей, вообще не поддается учету.
Благоприятный для землевладения церкви (в первую очередь монастырей) исход собора 1503 года заставил великокняжеское правительство искать другой путь согласования интересов церкви и государства. Существование монастырского землевладения стало необходимым условием борьбы за централизацию страны. К середине XVI столетия правительство распространило на монастырские корпорации весь объем налоговых тягот и повинностей. Крупные монастыри, принимая участие в укреплении обороноспособности государства, стали содержать отряды дворянской конницы. Из стен наиболее славных обителей вышли авторитетные государственные деятели, сыгравшие огромную роль в истории Русской церкви и государства.
Собор 1503 года заложил de-facto основы тех взаимоотношений между государством и церковью, которые были оформлены «Стоглавом» в середине XVI века и которые вплоть до времени Петровских реформ определяли сферы разграничения интересов обеих сторон в материальном плане.
Алексеев А. И. Иосиф Волоцкой — М.: Молодая гвардия, 2014
