Городские музейщики и районные чиновники недолго ломали голову над тем, что делать с находкой «Фонтанки». На свалке с остатками памятника XIX века последние 15 лет гуляют жители Васильевского острова. Местной администрации потребовалась неделя, чтобы ничего не узнать и ничего не решить. Хранители памяти открестились за сутки. Как надгробие с кладбища Александро-Невской лавры попало на Морскую набережную, знают только те, над кем люди государевы привыкли смеяться.
Разбитый кладбищенский памятник напротив дома 39 по Морской набережной фотокорреспондент «Фонтанки» нашел 22 апреля 2015 года. Администрация Василеостровского района изучала фотографии два дня. А потом ответила: «Памятник находится в указанном месте более 15 лет. Его принадлежность не установлена. Возможно, что во время берегоукрепления его привезли с одного из кладбищ Васильевского острова или другого района. Сейчас думаем, куда его можно перевезти. Вопрос на контроле у главы».
Две сотни лет не стерли надпись на камне.
«На сем месте погребено тело рабы божьей купеческого сына жены Евгении Федоровны Жаденовской-Кудрявцевой, из города Ржева, урожденной Мыльниковой-Глушковой, 19 декабря 1843 — 2 сентября 1867».
Ближайшее к месту находки – Смоленское кладбище. Однако администрация и православного, и лютеранского захоронений откровенно заявили: помочь не можем, списков у нас нет. Не нашла «Фонтанка» понимания и в специализированной службе по вопросам похоронного дела, в чьем ведении находятся все городские погосты. С архивом кладбищ все стало ясно после фразы: в 1952 году хранилище с книгами учета сгорело.
Предположение о том, откуда переместили надгробие, сделал хранитель истории некрополей госучреждения:
– В конце 80-х часть территории Смоленского православного кладбища с наиболее старыми могилами передали под строительство какой-то фабрики. Захоронения срыли, а большая часть плит ушла в мастерские ритуальных услуг. Такое тогда было время.
В пользу этой версии высказывались и старожилы Васильевского острова. По их словам, на Морской набережной, неподалеку от той самой свалки, до недавнего времени была мастерская по изготовлению памятников.
«Фонтанка» обратилась к газетному архиву РНБ. Но «Петербургский листок» начал публиковать некрологи горожан только с 80-х годов XIX века. Ржевский краевед Олег Кондратьев вспомнил лишь то, что родные купеческой жены Мыльниковы и Глушковы в XIX веке были зажиточными семьями, которые торговали льном и пенькой с Петербургом. А новая для девушки семья купцов Жаденовских-Кудрявцевых в 1849 году владела участком на Невском проспекте, 129, где нынче стоит доходный дом Соколова.
Скорее всего, Евгения Федоровна была женой Александра Жаденовского-Кудрявцева. Можно лишь предполагать, почему она ушла из жизни в 24 года – в 1867 году. Историки говорят, что это рано даже для XIX века. Холера в Петербурге закончилась в 1865-м. Не исключено, что смертью закончились роды молодой купчихи.
Найти место последнего пристанища дочери и супруги купцов «Фонтанке» помогли те, над кем в коридорах власти принято посмеиваться. В отличие от городских чиновников архивы ряда погостов с XVIII века есть у общественного совета «Помним всех поименно». Они же создатели интернет-портала «Некрополь России».
10 минут поисков по базе и — Евгения Жаденовская-Кудрявцева была упокоена на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры. Сегодня он носит звание мемориала «Некрополь XVIII века».
Лазаревское кладбище – самое старое в Петербурге. В XVIII веке здесь хоронили только по личному разрешению Петра I. В XIX веке рядом со знатью разрешили покоиться и представителям купечества, но только за большие деньги. После революции, когда захоронения дворян, купцов, казаков массово уничтожались, обществу «Старый Петербург» удалось убедить большевиков сохранить некрополь как музей надгробий, имеющих культурно-историческую ценность. С 1935 года Лазаревское было фактически законсервировано и сюда даже свозили выдающиеся памятники с других кладбищ. Затем погост оказался в ведении предшественника Музея городской скульптуры. А в 90-е официально был закреплен за городом.
«Фонтанка» обратилась в музей с вопросом, как памятник из мемориала оказался на свалке. Ответ не удивил. По словам начальника отдела мемориальной скульптуры Александра Латышева, могилы 24-летней купчихи на учете в учреждении нет. Специалист предположил, что надгробие стало жертвой чистки революционеров в период с 1917 по 1932 – 1935 годы, до того как Лазаревское было признано мемориальным.
«Несколько лет назад в том же месте, где и ваше надгробие, уже были аналогичные находки», – рассказал Латышев.
Однако, как они там оказались, у него версий не нашлось. Непонятно и что делать с останками памятника. Могилу Жаденовской-Кудрявцевой сейчас найти уже невозможно. Денег на реставрацию не стоящего на учете объекта у госучреждения тоже нет.
«Конечно, негоже оставлять памятник на свалке. Мы подумаем, что можно сделать», – резюмировал Латышев.
Хранение вещественного проявления памяти в России пока никак не регламентируется ни законом, ни этикой. Можно вспомнить, как начале 2000-х Александр Невзоров раскрыл «тайну» могилы няни Пушкина Арины Родионовны: надгробный камень повторно использовали в ХХ веке, просто перевернув его на тыльную сторону.
Чтобы никто не переворачивал плиты в XXI веке, Минстрой России разработал законопроект, который должен регламентировать работу похоронных служб и существование некрополей. Но и этот документ, по словам экспертов, не дает четкого понимания, кто должен хранить многовековые надгробия и нужно ли это делать вообще.
По словам руководителя совета «Помним всех поименно» Александра Несмеянова, Минстрой на финальном этапе выкинул из текста несколько важных пунктов, защищавших старые кладбища.
– Так не оказалось в финальном законопроекте пункта о запрете переноса воинских захоронений. Исчез пункт о том, что если мемориальный некрополь погибнет в результате землетрясения или наводнения, то на этом участке нельзя строить жилые дома или бизнес-центры, а возможны только зеленые насаждения. Все это позволяет законным путем убрать с карты Петербурга, например, Фарфоровское кладбище.
Что же касается надгробного камня купчихи Жаденовской, то историк Лев Лурье предлагает отдать его неравнодушным гражданам, раз государство не хочет взять охрану памяти на себя.
«С одной стороны, это такой эгоистический подход: мол, все надо законсервировать, ничего не дадим снести. С другой стороны, часть Невского, например, это новые постройки на месте снесенных старых. Этот памятник, простите меня, конечно, своего рода артефакт. И я бы отдал его какому-нибудь ценителю, который его бы отреставрировал и поставил у себя около коттеджа», – высказал предложение Лурье.
