Смерть ей к лицу: столетие траурного наряда

Бесс Лавджой - автор книги "Покойся с миром: загадочные судьбы знаменитых покойников", которую Amazon назвал одной из лучших книг 2013 года. Ее работа появилась в The New York Times, The Wall Street Journal, Time, The Smithsonian, Quarterly, Slate, Boston Globe, и других изданиях. Бесс также работает в качестве внештатного редактора и исследователя книг и фильмов. Она является членом Ордена Good Death (Благая смерть), и одним из основателей "Салона Смерти". Она живет в Бруклине, где ее часто можно найти в библиотеке или на кладбище.


Вечернее платье, 1902 г.

В Викторианскую эпоху женщина в трауре была противоречивой фигурой - объектом не только сострадания и жалости, но и сексуальной привлекательности. Викторианские женщины хорошо знали: "очарование и обаяние вдовы привлекательны для противоположного пола", пишет Марта Луиз Рейн в своей книге о хороших манерах и этикету (1881 г.)
После того, как девушке по имени Нэнни Хаскинс рассказали, что траурный наряд, который она носила по случаю смерти ее брата, ей очень к лицу, она писала в своем дневнике в 1863 году: "Какое мне дело, к лицу он мне или нет, я ношу черное, не потому что это мне идет... Я ношу траур, потому что это соответствует моим чувствам".

Обе цитаты стали слоганом выставки в Метрополитен-музее "Смерть ей к лицу: столетие траурного наряда». Само название выражает внутреннее противоречие: большинство людей видит смерть как нежелательный аспект жизни, и все же есть что-то несомненно гламурное в траурной одежде.


Рисунок Чарльза Дана Гибсона, 1900 г.

В этом очаровании нет извращенности: любой завсегдатай показов мод или пассажир в Нью-Йоркском метро скажет вам, черное - это шик. Длинная вуаль кажется загадочной, а украшения особенно привлекательны, если сделаны из черных камней. Викторианские наряды, которые могут показаться чересчур богатыми для современного глаза, выглядят особенно элегантно черной палитре. Хотя это и далеко от нашего современного цифрового идеала современной красоты, викторианский траур по-прежнему являет мощную смесь смерти, секса и сдержанной женственности.

В музее Метрополитен тридцать траурных ансамблей в комплекте с перчатками, шляпками и ювелирными украшениями, висящих на на призрачных, седых манекенах, выстроены в абсолютно белом пространстве. Небольшой выставочный зал вместил широкий выбор траурных аксессуаров (в том числе великолепный черный шелковый зонтик), а также двухмерные объекты: страницы из английских и французских журналов мод и сатирических рисунков из Charles Dana Gibson, а также посмертная фотография ребенка, прикрытая черным бархатом, чтобы защитить ее от яркого света. (Фотографирование мертвых было обычным для Викторианской эпохи; в случае с детьми, такая фотография могла быть единственным в семье изображением умершего.)


Траурный зонтик, Европа 1895-1900 гг.

Траурные ансамбли иллюстрируют, как изменялся траур на различных предписанных этапах, как изменялись силуэты моды в траурной одежде на протяжении всей викторианской эпохи. Кроме пары ансамблей для мужчин и детей, большая часть одежды была сделана для женщин. Бремя викторианского траура было, в основном, на взрослых женщинах, которые должны были выражать коллективную скорбь всей семьи. Как сердце семьи, женщинам было разрешено давать своим эмоции полную свободу, носить их буквально на своем рукаве, в то время как мужчины могли просто быть сдержанными в эмоциях. Женщины должны были занимать личное, внутреннее пространство, которое включало реалии секса и смерти, в то время как мужчины должны были быть представителями семьи в сфере политики и бизнеса. Было справедливым и естественным, что женщины скорбят в длительные периоды времени; мужчины - меньше.

В Викторианскую эпоху смерть была повсюду. Младенческая смертность была настолько высокой, что родители часто не давали имен своим детям, пока они не доживали до конца первого года. Распространение болезней в Европе во многом было связано с перенаселенностью и плохими санитарными условиями, а в Америке гражданская война приносила несчастья в немыслимых масштабах.


Вечернее платье, 1861 г.

Один из самых интригующих нарядов на выставке - свадебное платье времен гражданской войны из серого шелка и поплина. Несмотря на то, что невесты или женихи не были в трауре, невеста на свадьбу надевала серое свадебное платье как знак общей скорби по жертвам Гражданской войны. Трудно представить, но это был выбор - отказ от чистого, девственно-белого наряда в пользу серого цвета, как напоминание окружающим, что даже в разгар жизни мы находимся в смерти. Но как описано в выставочных заметках, выбор серого вместо белого был знаком своеобразной солидарности с теми, кто сейчас в горе.

Свадебное платье также напоминает нам о том, как в викторианском трауре одежда могла совмещать секс и смерть. Эти два полюса четко выражались на женских платьях: объемная вуаль должна была скрывать слезы, а талия, затянутая в узкий корсет, была неизменно привлекательной. И, как ни странно это может звучать, сам запах смерти усиливал сексуальность женщины. Все мы знаем, что Танатос есть другая сторона Эроса, а табу имеют устоявшуюся репутацию повышения либидо. Исследования даже показали, что просто напоминание о смерти повышает интерес к противоположному полу.

Когда женщины в трауре скользили в своих длинных черных платьях, возможно, их одежда также навевала на окружающих особый шарм непостижимого жизненного опыта. Тем не менее, это было всегда ответственностью женщины управлять интересом к своему тела. (Большинство женщин не могли не носить траур, что означало бы подвергнуться остракизму со стороны общества, а это в тот момент было страшнее всего.)

Во время глубокого траура разрешалось носить только самый мрачный черный цвет, одежда и аксессуары покрывались крепом - грубой, дорогой тканью, сделанной из шелка, обработанной термически, а также другими черными тканями, такими как Парраматте и бомбазин. Для более поздних этапов траура допускались ткани с блеском, такие как шелк, тафта или муар, а также фиолетовый и серый цвета.



Некоторые из самых привлекательных ансамблей на выставке рассказывают о более поздних стадиях траура: фиолетовое платье из шерсти, саржи и бархата 1894-1896 г, сделанное в Нью-Йорке в универмаге McCreery & Co., два фиолетовые вечерних платья с блестками, которые носила королева Александра в трауре по королеве Виктории выглядят невероятно богато. Хотя большинство викторианских женщин, возможно, не признали бы, но такие платья служили сообщением обществу: в один прекрасный день я тоже умру, но сейчас лови момент. Эти платья красноречиво показывали, что владелица очень даже жива.

Можно винить (или благодарить) королеву Викторию за внедренную ей моду траура. Когда ее муж принц Альберт умер от брюшного тифа в 1861 году, королева Виктория оставалась в трауре, из которого она так и не вышла. И хотя она ограничила свои публичные выступления и появления в свет до конца жизни, образы ее черных нарядов постоянно появлялись в журналах мод (некоторые из которых представлены на выставке), она вдохновляла других женщин копировать ее. На выставке "Смерть ей к лицу" представлен даже черный шелковой наряд из тафты - вечернее платье, которое носила сама королева Виктория. Это единственный предмет одежды на выставки без "осиной талии", и его женственность выглядит много более комфортной, чем другие варианты нарядов. Королеве по-видимому, не подходили узкие корсеты; и у нее на уме, скорее всего не было сексапильности.

Викторианская траурная практика, которая включала не только наряды, но и периоды уединения, не говоря уже о сложных похоронных ритуалах, пришла к концу, когда Первая мировая война принесла немыслимые массовые жертвы. 37 миллионов убитых, многие семьи были в трауре до конца войны.
После Первой мировой войны, избыточная демонстрация горя вышла из моды, и все больше стала восприниматься как патология. Сегодня вдова во всем черном и плотной вуали, не выходящая из дома в течение нескольких недель вызывала бы опасения окружающих; тогда это было нормально.



И все же, поп-культура продолжает связывать траурный наряд с гламуром. Возможно, отчасти из-за эротической привлекательности, как отмечалось выше. В Викторианскую эпоху статус вдовы был надеждой на будущее для независимой женщины - сексуально опытной, но лишенной защиты мужа.

Как отмечают авторы выставки: «Черный цвет, будучи сегодня универсальным и вневременным признаком вкуса, в 19 веке был неизменно связан со смертью, в то же время, одеяние вдов было сигналом опасной независимости и привлекательности." Опасная независимость и привлекательность: не великолепно ли звучит? Может быть, маленькое черное платье, этот компактный символ утонченной женственности, потому и черный. В какой-то момент черный перестает означать печаль, и начинает олицетворять свободу...



Если и есть что-то в выставке, достойное критики, это то, что ей не помешало бы больше исторического фона, чтобы траурная одежда была в контексте. Мода никогда не существует в изоляции, но в ответ на социальные, экономические, военные и другие раздражители. Цитаты из журналов, книг и дневников, демонстрируемые на стенах выставки являют тому подтверждение. Однако сами платья, безусловно, затмевают все остальное.

Было бы интересно узнать больше о том, как траур повлиял на более позднюю моду. Выставка рассказывает о том, как черный цвет стал ассоциироваться с роскошью в период позднего средневековья, отчасти из-за стоимости красителей. Есть предположение, что сами вдовы помогли этому цвету стать действительно роскошным. В какой момент истории черный цвет перестали носить исключительно как признак траура, и он превратился в признак моды? Возможно, история черных нарядов и исследование, когда черный цвет в одежде стал предметом осознанного выбора - это тема отдельной выставки...