Бесланской годовщины я ждал, предполагая, что говорить о ней у нас будут по минимуму — понятно, что такую дату целиком замолчать нельзя, но ведь отмечать ее можно по-разному. Формально мой пессимизм оправдался не вполне. Сюжеты к годовщине сделали все федеральные телеканалы, в интернете — несколько ярких спецпроектов, в журналах большие репортажи, все как бы в порядке. Но все же это не совсем то; это, знаете, как в девяностые в газетах была рубрика «Негромкая дата», или «Забытые страницы истории», или как-нибудь еще — в таких рубриках писали, допустим, о том, как погиб маршал Митрофан Неделин, или о том, как затонул теплоход «Александр Суворов». О Беслане сейчас рассказывают так же, счищая десятилетнюю пыль — «Вы, наверное, не помните, но так было». К этой интонации добавляется стандартное «что было и что стало» — вот новое здание школы, и многим не нравится, что окна в спортзале слишком высокие; а вот достраивается храм Бесланских младенцев, так и написано на информационном щите у стройплощадки. А вот девочка, которая была заложницей, выросла и вышла замуж — представляете? Нет, не представляем. Для не представляющих — рассказы очевидцев, бывших заложников и большой монолог Маргариты Симоньян, которую мы все тогда увидели по телевизору впервые, она еще в прямом эфире сказала «Мама», было страшно и трогательно.
Потом подтянутся, наверное, политологи. После Беслана была серия путинских политических реформ — отмена выборов губернаторов, отмена выборов Госдумы по округам, и еще создание Общественной палаты. Наверное, Общественная палата будет праздновать свое десятилетие, десять славных лет, но вы же понимаете — что может быть унылее десятилетия Общественной палаты?
Набор обязательных медийных упражнений к годовщине, и на каждом упражнении большими буквами написано «так положено»; больше ничего. Была старая книга, в которой кто-то пришел к одному старику с опытом литературных и политических битв двадцатых годов, «но, к сожалению, выведал немного. И дело не в том, что память старца ослабла. Он не хотел вспоминать».
Бесланская трагедия по своему масштабу — событие из таких, которые и делают нацию нацией. Коллективный опыт, коллективная рефлексия, неразрешимые вопросы, над которыми надо думать всем народом. Человеческая жизнь — она после Беслана подешевела или подорожала? Силовое решение при захвате заложников — ему так и нет альтернатив, или они все-таки есть? Вторая чеченская война, вечный осетино-ингушский конфликт и международный терроризм — в какой пропорции Россия столкнулась с этими тремя явлениями в Беслане? Что делать, чтобы это не повторилось? Как вести себя, если повторится? — эти вопросы, пинками загнанные в самую темную глубину общенационального сознания, еще потребуют ответов. Через десять лет, через двадцать, через сто. Вообще, главная потеря постсоветских лет — это даже не человеческие жертвы, а потеря способности чувствовать себя в истории. Единственный ее островок, на котором мы, современные русские, чувствуем себя как дома — это между сорок первым и сорок пятым годом, и все; никто ни о чем больше не знает и не думает, любой текущий вопрос у нас принято переводить на язык плаката «Родина-мать зовет» — мы, кажется, просто не видели других плакатов. Это нездоровая ситуация, унизительная, это что-то на грани безумия, прийти в себя после такого будет сложно, но надо будет приходить в себя. Через сколько угодно лет.
Смотрите фоторепортаж: 10-я годовщина памяти жертв террористического акта в Беслане
И, наверное, единственное, что сейчас в наших силах — это сохранить в памяти как можно больше всего, что с нами было, в том числе о страшном сентябре 2004 года. Я тогда ничего не писал про Беслан, бегал по больницам и кладбищам в связи с другими терактами тех дней, о которых вообще никто уже ничего не помнит — за неделю до Беслана над Тульской и Ростовской областями взорвались два самолета, вылетевшие из домодедовского аэропорта в Волгоград и Сочи, а прямо накануне Беслана в Москве у метро «Рижская» взорвалась смертница. Я вернулся из Ростова, где опознавали пассажиров сочинского рейса, и новость о захвате бесланской школы застала меня в какой-то из московских больниц, где раненный на «Рижской» прохожий хвастался мне, что у него в заднице застрял болт (бомба была начинена болтами), и он теперь не может сесть. А о штурме школы я узнал, когда на Домодедовском кладбище разговаривал с родственниками парня, которого хоронили — он был русский из Таджикистана, и вместе с семьей убежал от войны в Москву, в которой его война и настигла. Совсем маленькое воспоминание, но я и его складываю в ту копилку, которую когда-нибудь обязательно придется разбить.
Фото: Во время дня памяти жертв террористического акта в школе №1/ Фото ИТАР-ТАСС/ Станислав Красильников.
Читайте далее: http://svpressa.ru/society/article/97015/
