Галина Вишневская ушла без страха

Она появилась на свет под именем Гали Ивановой в Ленинграде в 1926 году. Борьба за жизнь началась для нее в шесть недель от роду, когда мать взвалила тяготивший груз воспитания на бабушку. Родители, по словам Вишневской, всегда оставались для нее чужими: отец, уезжая из блокадного Ленинграда с новой женой, оставил дочь замерзать, а мать после 13 лет разлуки попросту не узнала ее при встрече.

Детство Вишневской, как оно описано в ее автобиографии, могло бы стать еще одной повестью русского писателя времен Достоевского и Толстого. Бесконечная череда страшных испытаний, физических и психологических — и всякий раз чудесное спасение, дававшее силу жить дальше.

Выдержав все ужасы блокады, Галина и ее дар стали стремительно наверстывать упущенное. Обладавшая от природы поставленным голосом, она легко поступила в областной Театр оперетты. За четыре года почти ежедневных выступлений освоила весь опереточный репертуар и прошла настоящую школу артиста — с пением при минусовой температуре и гримуборными под открытым небом. Здесь же она обрела второго мужа — директора театра Марка Рубина. Первый брак, неудачный, случился летом 1944 года, когда Вишневской было 17. Впрочем, и он не прошел зря: от мужа-моряка у Гали Ивановой осталась красивая сценическая фамилия, известная теперь всему миру.

В 1950-м Вишневская встретила главную и фактически единственную учительницу в своей жизни — Веру Николаевну Гарину, которая сумела за два года сделать из талантливой девушки профессиональную певицу. В мае 1952-го, гуляя по Невскому, Галя обнаружила афишу, уведомлявшую о конкурсе в Молодежную труппу Большого театра. Напросилась спеть без предварительной записи, произвела фурор, пробудив от спячки уставшее жюри, и уже через неделю ехала в Москву.

Ее первой партией на сцене Большого стала пушкинская Татьяна в «Евгении Онегине». С этой же партией вышла ее первая пластинка. И ею же в осеннем Париже, в 1982 году Галина Павловна завершила карьеру.

На одном из приемов в «Метрополе», в 1955-м, Вишневская была представлена молодому виолончелисту, трудную фамилию которого тут же забыла. Вскоре на гастролях в Праге этот виолончелист подлетел к ней, одаривая комплиментами и ландышами. Уже через четыре дня Мстислав Ростропович и Галина Вишневская решили пожениться. Спустя много лет, когда американские журналисты спросят Ростроповича, что он думает по поводу того стремительного решения, Мстислав Леопольдович ответит: «Думаю, что потерял четыре дня».

На Сталинскую премию Ростропович купил стометровую квартиру в строящемся доме композиторов. Ордер на проживание давать наотрез отказались: двоим в столь просторных палатах жить не полагалось. Ростропович заверил Моссовет в том, что исправит ситуацию. Первая дочь появилась на свет через 8 месяцев и 27 дней после того, как в Праге Вишневская и Ростропович решили связать свои судьбы.

А о том, что носит под сердцем второго ребенка, Вишневская узнала в разгар работы над партией Аиды. Скрывая растущий живот, она спела премьеру, будучи уже на шестом месяце. Когда на следующий день обман вскрылся, дирижер Александр Мелик-Пашаев ворчал: «Товарищи, когда же кончится это безобразие?!»

Растущая слава Вишневской сделала ее полновластной царицей Большого театра. Истинная примадонна, она была на самой вершине славы, возможной в СССР для человека искусства. На закрытых приемах ее сажали между Хрущевым и Булганиным. «Швейцаром», встречавшим ее на пороге, был глава КГБ, а «секретарем», приглашавшим на приемы, — министр культуры. Она стала первой советской певицей, которую выпустили на гастроли в США, как и во все главные театры мира — Ковент-Гарден, Ла Скала, Венскую оперу.

В начале 1970-х, после того как Ростропович поселил на своей даче опального лауреата Нобелевской премии Александра Солженицына, вокруг семьи стало сжиматься невидимое кольцо. Сначала супругов начали снимать с зарубежных гастролей. Потом с формулировкой «эта запись нам не нужна» отменили работу над пластинкой «Тоски», где главную партию пела Вишневская, а за пультом стоял Ростропович.

29 марта 1974 года Галина Павловна уговорила мужа написать заявление на двухлетний отъезд за границу. Американские и европейские импресарио приняли диссидентов с распростертыми объятиями. Разумеется, в Советском Союзе не могли не отреагировать: имена Ростроповича и Вишневской стали вымарывать с пластинок, из энциклопедий и кинофильмов. В 1978 специальным указом Верховного Совета Ростроповичи были лишены советского гражданства.

Четыре страны тут же предложили им стать своими гражданами, но супруги отказались. Не приняли они и гражданство СССР, возвращенное в 1990-м специальным указом Горбачёва. Ростропович и Вишневская ощущали себя и воспринимались другими как «граждане мира», и им незачем было вновь становиться чьими-то подданными.

На завершение карьеры в 1982 году Ростропович преподнес жене «утешительный» подарок — имение в США, недалеко от православного монастыря в Джорданвилле, назвав его «Галино» и добившись, чтобы этот топоним попал на все официальные карты Соединенных Штатов.

Пожалуй, главным итогом эмигрантских лет Вишневской оказалась увлекательная, как детектив, автобиография — одна из самых ярких и эмоциональных книг русского мемуарного жанра. А в последнее десятилетие делом ее жизни стало создание Центра оперного пения на Остоженке в Москве. Это учебное заведение, концертное агентство и оперный театр под одной крышей — платформа, на которой Вишневская передавала свой опыт следующим поколениям вокалистов.

29 марта 2012 года в Москве на пересечении Брюсова и Елисеевского переулков Галина Вишневская открыла пятиметровый бронзовый памятник Ростроповичу работы Александра Рукавишникова. А 3 декабря Галине Павловне был присужден орден «За заслуги перед Отечеством I степени». В 2007-м Мстислав Ростропович скончался через месяц после вручения такой награды. Вишневская до вручения не дожила.

В грядущую неизвестность она смотрела прямо и спокойно. И так же спокойно говорила об этом, давая интервью «Известиям» несколько месяцев назад.

— В своей автобиографии вы вспоминаете, как в 37 лет к вам приходила смерть. Вы тогда сказали ей вернуться через 30 лет.

— Ну вот не пришла.

— А вы ждали?

— Конечно, ждала, что что-то произойдет. Но с тех пор ничего такого не было.

— Вы боитесь ее, смерти?

— Нет.