Украли ребро Гоголя и растаскали зубы Языкова

Альфред Сайвальд, бывший инспектор уголовного розыска

1 апреля 1987 года

ст. Ерцево, Архангельская область, исправительно-трудовой лагерь

Хоть нам и не до смеха, но все же над Щепой мы подшутили. В обед, как обычно, была гнилая капуста. Я подмигнул ребятам и говорю Щепе: «Макароны дают!». Он побежал вприпрыжку, кричит: «Мне три порции!». Так и простоял весь обед у кормушки, ждал макароны. Посмеялись от души, хотя, если честно, так не шутят, когда жрать совсем нечего. С дежурными шутить не стали, а то и в карцер угодить недолго.

Алексей Орлов, лейтенант на Афганской войне

4 марта 1983

кишлак Келогай, Афганистан

Солдатики решили надо мной подшутить. Подбросили под ноги гранату. Но я-то уже стреляный воробей, щелчка сработавшего запала нет, стою спокойно, хотя два рядом стоявших солдата мгновенно метнулись в ближайшее укрытие. Пришлось провести воспитательную работу не совсем уставными методами. Нашли взаимопонимание.

Евгений Шварц, писатель

28 января 1953 года

<О Михаиле Слонимском в 1922 году>

Итак, я заходил к нему чаще всего по утрам. Он вставал поздно. Чтобы наказать его за это, Лева Лунц расклеил объявления от Дома искусств до Дома литераторов на Бассейной. В объявлении сообщалось владельцам коз, что им предоставляется бесплатно для случки черный козел. Являться только от 7 до 8 утра — и приводился Мишин адрес. Так как многие в те годы держали коз, то Мише долго не давали спать. Ему пришлось пройти по следам Лунца и тщательно сорвать, содрать со стен все объявления. Но он не обижался. Он держался с достоинством, не сразу заметным, но несомненным. И не стал бы он обижаться на дружескую шутку. История в те дни шагала быстро.

Александр Гладков, драматург

Москва

7 августа 1936 года

Утром читка на труппе инсценировки Рафаловича «Как закалялась сталь». Читал приехавший автор инсценировки очень нудно. Я выступаю в прениях по просьбе В.Э.<Мейерхольда>. После — общее собрание о конституции и испанских событиях.

В.Э. сделал информацию о порядке дальнейшей работы над «Борисом <Годуновым>». Перед этим он хвалил и благодарил меня за мою «оркестровку» и вдруг сказал об этом при всех и, посмотрев на меня лукаво, добавил: «Вообще, Гладков на ходу подметки режет», — и неожиданно вынимает из кармана завернутые в газету две подметки и отдает мне. Когда я их взял, поднялся страшный хохот. История этого розыгрыша такова: у меня на днях отскочила резиновая подметка от ботинка, и я для симметрии оторвал и вторую и положил их в карман плаща, который третьего дня дал В.Э. и забыл об этом.

Вячеслав Полонский, журналист, литературный критик

14 июля 1931

Москва

На днях переносили прах Гоголя, Языкова, Хомякова и нескольких других писателей с Ваганьковского кладбища. Торжественная церемония. Цвет попутничества. Роют могилы беспризорники. Когда стали переносить останки — писатели стали разбирать их себе «на память». Один отрезал кусочек сюртука Гоголя (Малышкин: он сам признавался мне, но стыдясь, — не знал, куда деть этот отрезок ткани), другой — кусок позумента с гроба, который сохранился. А Стенич украл ребро Гоголя — просто взял и сунул себе в карман. В тот же день, зайдя к Никулину, просил ребро сохранить и вернуть ему, когда он поедет к себе в Ленинград. Никулин изготовил из дерева копию ребра и, завернутое, возвратил Стеничу. Вернувшись домой, Стенич собрал гостей — ленинградских писателей — и торжественно объявил, что является собственником ребра Гоголя. Всеобщее удивление и недоверие. Он торжественно предъявил ребро, — гости бросились рассматривать и обнаружили, что ребро изготовлено из дерева. Стенич весь вечер сидел как в воду опущенный.

Позорная история! Никулин уверяет, что подлинное ребро и кусок позумента сдал в какой-то музей.

Писатели вели себя возмутительно. Передают, будто они растаскали зубы Языкова — среди них называют Сельвинского.

Корней Чуковский, писатель

14 мая 1924

Москва

Сегодня в Госиздате встретился с Демьяном Бедным впервые — и беседовал с ним около часу. Умен. И, кажется, много читает. Очень любит анекдоты. «Есть у меня шофер. Я хотел подшутить над ним и говорю ему про свою дочь: «Она у меня от Шаляпина». Шофер смешался, не знал, что сказать, а потом пришел в себя и говорит: «То-тоголос у них такой звонкий».

«Был я сейчас в Севастополе. Пришел ко мне интервьюэр. Я говорю ему: — Знаете, я такой суеверный. — Вы суеверный? — Да, я. Я заметил, что когда меня кто-нибудь интервьюирует, он сейчас же умирает. — Умирает? — Да… — Ой! — и репортер убежал».

Очень смешно показывал, как репортер-заика интервьюировал Рыкова, тоже заику. «Я так хохотал, что должен был убежать».

Фридрих Вильгельм Берхгольца, камер-юнкергерцога голштинского Карла-Фридриха

30 апреля 1723 (правление Петра I)

Санкт-Петербург

Императрица даже в продолжении слишком ни с кем не говорила, кроме его высочества и притом много шутила. Между прочим она очень ловко обманула его по случаю последнего дня Апреля (который здесь в России играет такую же роль, как и первое число этого месяца): у нее была табакерка с двумя крышками, из которая она, открыв только верхнюю, поподчивала его высочество табаком и вслед за тем от души расхохоталась, когда он, приготовившись взять щепоть, наткнулся на другую крышку и ничего не смог достать. После того ее величество дала ему эту табакерку в руки, чтоб он рассмотрел, как она сделана. <…>

После полуночи мы увидели позади императорского сада большое пламя и в то же время услышали колокольный звон, бой барабанов и усердную трескотню, производимую на улицах трещотками ночных сторожей. Почти весь город пришел в движение, и вдруг оказалось, что огонь этот развели нарочно, чтоб подшутить над многими тысячами жителей по случаю последнего дня Апреля. Когда они сбежались на мнимый пожар, вокруг огня уже расставлены были часовые, которым велено было говорить всем, что это последнее Апреля. Но так как никто не хотел показать другим, что попался на удочку, то толпы спешили за толпами, желая заглянуть на опустошительное действие огня. Все это немало потешало императора. Он, говорят, ежегодно об эту пору придумывает что-нибудь подобное. Несколько лет назад здесь был один силач, и ему велели публиковать, что так как их величество со всем двором намерены осчастливить его представление своим присутствием, то он приложит все старание, чтоб отличиться, и покажет такие опыты, каких в Петербурге еще не видывали. При дворе все показывали вид, что императорская фамилия действительно поедет смотреть его, а потому приезд к нему знати был необычайный, хотя он в этот день удвоил цену, под предлогом, что иначе будет слишком тесно; но каков же был ужас многочисленных зрителей, когда кто-то вышел и объявил, что так как сегодня первое Апреля, то представления, по особому повелению его величества, не будет, и все могут отправляться по домам!