«Современные кладбища, — писал Жан Дидье Урбан, — служат тому, чтобы растворить смерть в жизни <…> Они имеют эстетическое назначение, как и «живые» трупы, которые они призваны принимать. Кладбища превратились в пространство жизни, стали использоваться как парки, как недвижимое имущество <…> Кладбище становится туристическим местом! Что означает эта культурная и социальная трансформация? <…> Пространство мертвых становится экзотическим. Став туристическим аттракционом, культурной достопримечательностью, оно выставляется напоказ как своего рода палеолитический монстр <…> И это массовое явление, которое, смешивая культурные и развлекательные практики, только подчеркивет процесс трансформации функционирования кладбища» .
Действительно, роль сакрального переосмысливается в современным мире и кладбища подвергаются процессу десакрализации. Однако все не так однозначно: тот факт, что практики, не связанные со смертью, имеют место на кладбище, не отменяет ни его изначальной функции, ни традиционных норм поведения. Таким образом, приобретая новые функции, часто контрастирующие с традиционным сакральным назначением этого места, кладбище становится пространством возможного конфликта. Что же представляет собой кладбище в современном городе? Каковы его функции? Каковы формы поведения людей в этом месте? Попробуем ответить на эти вопросы на примере кладбища Монпарнас в Париже.
Кладбище Монпарнас одно из самых знаменитых кладбищ Парижа, как и квартал, в котором оно расположено. Основанное в 1824 г. на месте бывших ферм, поначалу оно называлось «Южное кладбище». Многие из тех, кто сегодня составляет художественно- литературную историю Парижа, похоронен на кладбище Монпарнаса. Здесь похоронены Щарль Бодлер, Сэмюел Беккет, Шарль Гарнье, Эмиль Дюркгейм, Пьер Ларусс, Ги де Мопассан, Филипп Нуаре, Симон Петлюра, Жюль Далу, Жан Поль Сартр, Сен-Санс, Серж Гинзбург и многие, многие другие.
Представленный далее анализ основан на материале полевых наблюдений, которые проводились в апреле-июне 2007 г. Был использован метод «плавающего наблюдения», введенный и описанный К.Петонне. Он состоит в том, чтобы «при любых обстоятельствах оставаться открытым, не концентрировать свое внимание на конкретных объектах, «плавать» по полю наблюдения до тех пор, пока из каких-то элементов, их повторений, совпадений не вырисуется сама собой информация без изначально заданных рамок и вопросов, безо всякого априори» . Следует отметить, что К.Петонне говорит о «плавающем наблюдении», как о методе городской этнологии, изучающей пространства, где функционируют, живут, двигаются без заданного направления, без определенных правил безликие, безымянные массы незнакомых друг с другом людей. По мнению исследовательницы, этот метод способен привести нас к открытию и последующему осмыслению скрытых механизмов и правил, которые неочевидным образом действуют в пространстве города.
Опираясь на проведенные исследования, я выделила четыре функции кладбища Монпарнас. Основная его функция определяется тем, что это место погребения умерших. Этому соответствует целый комплекс представлений, эмоций, норм поведения. В современном городе классический набор функций сохраняется, но наряду с ним появляются и другие.
Традиционно кладбище представляет собой сакральное пространство, предназначенное для мертвых, для похорон, для молитвы. Эта функция естественным образом присутствует на кладбище Монпарнас. Во время полевых наблюдений я присутствовала на пяти похоронах и регулярно встречала людей, которые приходят на кладбище к могилам своих близких. Их легко отличить от других посетителей: у них в руках зеленые лейки, которые можно взять на любом входе у постов охранников. Но иногда они используют пластиковые бутылки, принесенные специально однажды и спрятанные возле могилы, за которой они ухаживают. Воду набирают в многочисленных колонках, которые распределены по всей территории кладбища. Обыкновенно такие посетители направляются прямо, нигде не задерживаясь, к нужной могиле, поливают там цветы, убирают старые цветы и другой мусор, просто стоят возле могилы в медитативном молчании. Впрочем, порой они бывают любопытны, особенно если замечают что-то необычное в их понимании (например, я с моим блокнотом). Однажды проходя мимо меня, когда я что-то бысто записывала в блокнот, мужчина лет 50 спросил: «У Вас вдохновение?». Я ответила: «В каком-то смысле да».
Вторая функция кладбища заключается в том, что это место работы. Здесь всегда можно встретить работников кладбища или представителей различных фирм, предоставляющих ритульные услуги. К услугам таких фирм оращаются родственники умерших, нанимая их сотрудников ухаживать за могилой, приносить или сажать цветы и т.п. Работники кладбища более многочисленны, чем представители соответствующих фирм, и выполняют самые различные обязанности. Это охранники, которые встречают посетителей на входах на кладбище, но иногда покидают свой пост, чтобы проверить, все ли в порядке на территории. Это одетые в ярко желтые клеенчатые комбинезоны работники, с опрыскивателями, которые, видимо, проводят дизенфекцию. Это дворники и многие другие, которые убирают территорию кладбища, моют могилы, реставрируют их и выполняют самые разные другие задачи. Они повсюду: работают, направляются куда-то, прогуливются, общаются между собой, наблюдают за туристами и другими посетителями. По территории кладбища ездит довольно большое количество машин. В основном это кладбищенские машины, которые развозят землю, плиты, инструменты; увозят мусор; маленькие открытые машины, в которых охранники совершают объезд территории; машины реставраторов и т.п. Можно встретить также посетителей, которые подъезжают к могилам своих родственников на машине. Судя по всему, для этого у них есть специальное разрешение.
Очевидно, что работники кладбища чаще всего знакомы между собой, приветствуют друг друг при встрече, общаются, обсуждают свою работу и не только. Они любят наблюдать за туристами, за их реакцией на тот или иной памятник; могут с удовольствием указать дорогу, посоветовать пойти посмотреть какую-нибудь знаменитую могилу.
Следует отметить, что работники по-разному относятся к кладбищу и, по-видимому, это зависит от функций, которые они выполняют, точнее от того, насколько близко они соприкасаются непосредственно со смертью. Некоторые настолько привыкли находиться на кладбище, что сакральность этого места, похоже, вовсе стерлась в их сознании; они воспринимают его исключительно, как место работы. Например, однажды я наблюдала за гравером, который выгравировывал надпись, сидя прямо на могильной плите, на которой также стояло включенное радио. Он работал и слушал музыку и новости. Кроме того, многие оставляют инструменты своей работы небрежно брошенными прямо на могилы. Другое поведение можно наблюдать у охранников, которых сама их роль обязывает напоминать посетителям о должном уважении к кладбищу. Подобное требовательное отношение я заметила также у работников кладбища, которые непосредственно принимают участие в похоронах. Один раз я наблюдала сцену: четверо работников в строгих черных костюмах с тросом, с помощью которого они только что опустили гроб в могилу, несколько раз настойчиво сделали замечание группе подростков; последние громко разговаривали и бегали по аллее кладбища. Показательно, что я неоднократно наблюдала намного более несоответствующее месту поведение посетителей, которое оставалось без малейшего упрека со стороны других работников. Конечно, люди скорее привыкают видеть кладбище, могилы, надгробные памятники и другие атрибуты смерти, чем ощущать ее в более непосредственной близости: присутствие тела, погребение, слезы близких провоцируют определенный тип поведения и даже требовательность к поведению окружающих.
Третья функция, которая меня более всего удивила, заключается в том, что кладбище Монпарнас — это просто городское, повседневное, нейтральное пространство. Другими словами, речь идет о кладбище-парке, повседневное функционирование которого может быть представлено в трех аспектах.
Во-первых, находясь фактически в центре города, кладбище полностью интегрировано в повседневное городское пространство. Множество людей (слово «посетители» здесь уже неуместно) просто привычно сокращают свой путь, проходя через кладбище. Чаще всего они не интересуются памятниками или могилами; по одиночке или в небольшой компании, они быстрым шагом целенаправленно идут к простивоположному выходу, часто громко разговаривая по телефону или со своим спутником. Они очень хорошо знают дорогу, уверенно шагают между могилами и создается ощущение, что они делают это регулярно. Прямо рядом с кладбищем есть лицей, ученики которого ежедневно ходят через кладбище, чтобы сократить путь. В определенные часы можно наблюдать целые потоки подростков приблизительно 14-ти лет, которые ходят туда-обратно между центральным и другими входами. Однажды я видела также группу из 20 детей лет шести в сопровождении двух воспитательниц, которые вошли в центральный вход и вышли через простивоположный.
Во-вторых, кладбище — это место отдыха, куда люди приходят почитать, отдохнуть, сидя на скамейке или даже поесть. Начиная с 12-ти часов дня (это традиционное время обеденного перерыва во Франции) можно наблюдать целый поток людей с сендвичами в руках, которые жуя гуляют по кладбищу как по парку или же устраиваются на скамейке, чтобы поесть что-то более основательное, принесенное в контейнерах. Чаще всего они приходят по одиночке или же небольшими группами по 3, максимум 5 человек. Они едят, громко разговаривют, смеются, рассказывают друг другу разные истории, а закончив свой обед, уходят, видимо, своей обычной дорогой, в зависимости от того, в какой выход им удобнее выйти. Мне удалось познакомиться с одной женщиной, которая работает преподавателем географии в лицее, о котором речь уже шла выше. Она регулярно приходит в обеденный перерыв на кладбище, чтобы перекусить, у нее даже есть свое любимое место, «своя» скамейка. По ее словам, она ходит обедать именно на кладбище, «так как это в двух минутах ходьбы от лицея, так как здесь очень приятно, нет пыли, много цветов, много деревьев, мало людей… это спокойное место». Во время нашего разговора она сказала также, что есть люди, например, среди ее коллег, которые отказываются составить ей компанию, когда она предлагает им в перерыве пойти перекусить на кладбище. Они объясняют это тем, что «так не делается» или «им неприятно есть в присутствии мертвых».
И наконец, в-третьих, кладбище является популярным местом прогулок для жителей квартала, для любителей особенностей кладбищенской атмосферы и для людей, которые приходят сюда, как они сами говорят, «подышать воздухом». Это мамы с младенцами в колясках или с детьми постарше, которые приходят часто надолго, медленно прогуливаются по аллеям кладбища или читают, сидя на скамейках, пока их дети спят. Они часто берут с собой еду, кормят детей, кушают сами, иногда играют со своими детьми или же дети сами играют, например, в прятки. Это также пожилые люди, которые приходят достаточно регулярно, когда хорошая погода, встречаются в одних и тех же местах кладбища, общаются, делятся новостями. Кладбище для них — место встреч. Среди них есть одна дама лет 60-ти, не очень хорошо одетая, с седыми, собранными сзади в хвост волосами, сильно накрашенная и с несколькими блестящими перстнями на пальцах. Я несколько раз наблюдала за ней и заметила, что она регулярно ухаживет за могилами знаменитостей, похороненных на этом кладбище. Я неоднократно пыталась с ней поговорить, чтобы выяснить, почему она это делает. Но с удовольствием рассказывая что-то сама, она всячески уходила от прямого ответа на мои вопросы. Мы встречались не один раз, и, насколько я смогла понять, никто не обязывает ее заниматься этими могилами, но она сама чувствует себя ответственной за них и занимается этим, судя по всему, очень давно. Она стала своего рода хранительницей этих могил, неофициальным работником кладбища. При этом многие из официальных работников знакомы с ней, приветствуют ее при встрече, иногда с ней общаются. На вопрос одного туриста, который подошел к могиле Сержа Гинсбурга, когда она убиралась там, не является ли она членом семьи, она ответила «Нет, я делаю это дружески… Я ухаживаю и за другими тоже». Она приходит регулярно с зеленой лейкой и маленькой метелочкой, с помощью которой сметает мусор с могил, всегда с маленьким черным рюкзачком за спиной, в котором она приносит бесплатные газеты для своих «кладбищенских» знакомых. Она очень хорошо знает кладбище, указывает дорогу, с удовольствием рассказывает что-то из истории жизни или смерти известного умершего. Ее рассказ всегда изобилует самыми разными подробностями, она хорошо показывает, что она в курсе всего. Но при этом, я бы не сказала, что она хвастается, она всему находит объяснение. Например, говоря о своей работе на кладбище, она объясняет ее необходимость: «Это нужно делать, ведь если забросить… нужно поливать… нужно этим заниматься». Чаще всего я наблюдала эту женщину у могилы Сержа Гинсбурга, около которой всегда много людей. Там она становится своего рода гидом: рассказывает что-то о Гинсбурге, о его семье, о дочери, показывает и объясняет все, что есть на могиле (сигареты, кочаны капусты, заколки для волос, серьги, браслеты, диски, записки, билеты на метро и многое другое). Когда она приводит в порядок эту могилу, она одновременно объясняет вслух всем присутствующим свои действия: «Не нужно, чтобы они [слишком высокие цветы] закрывали его [Гинсбурга] имя»; «Это [большинство билетов на метро] нужно выбросить, иначе могила превратится в мусорку» и т.п. Она говорит и с цветами, когда ими занимается, здоровается с Гинсбургом от лица всех присутствующих словами: «Ну вот Гинсбург, мы пришли тебя поприветствовать», прощается с ним уходя жестом поднятой руки. Подойдя к могиле Гинсбурга можно легко определить, приходила ли уже эта дама, так как после ее визитов все всегда «на своем месте», то есть в порядке, который она сама определила для всего, что приносят на могилу, и поддерживает регулярно. У этой женщины свое довольно специфическое отношение к случаям воровства на кладбище. Она часто рассказывает об исчезновении сигарет, которые ежедневно приносят фанаты на могилу Гинсбурга. Видя негативную реакцию слушателей, она успокаивает: «Это не страшно, лучше пусть их заберут, чем они размокнут под дождем». Фанаты Гинсбурга приносят также и разные зажигалки. Однажды я наблюдала сцену: эта дама вместе с одним из своих «кладбищенских» знакомых проверяли, работают ли эти зажигалки, и, найдя лучшую, женщина отдала ее этому мужчине. Это меня немного шокировало, так как, на мой взгляд, человек, ухаживающий за могилой, должен, напротив, оберегать ее от подобных посягательств.
Когда эта женщина говорит о могилах, которыми она знимается, или советует пойти к определенной могиле, то слова «могила» или «памятник» отсутствуют: «Идите посмотрите Беккета», «Нужно полить Бодлера», «Я занимаюсь Гинсбургом», как если бы они все были живы или как будто факт ее заботы о них сближает ее с ними. После нескольких встреч с ней сложилось впечатление, что кладбище, все что там происходит, истории жизни людей, за могилами которых она ухаживает, жизнь еще живых членов их семей — все это составляет неотъемлемую часть ее жизни. Ее друзья находят ее легко около «ее могил», она раздает им газеты, они быстро говорят о своих новостях, и она идет дальше по своим делам, а они устраиваются на скамеечках и общаются.
Среди регулярных посетителей кладбища есть и другая калоритная дама из той же компании. Ей тоже лет 60, она прилично одета, хромает и ходит с тростью. Однажды я застала ее за воровством роз: она ходила по кладбищу и видя красивый куст роз, подходила и обрывала цветы, а наполнив ими свою сумку, ушла. В то время как она обрывала один из кустов, ее заметила другая женщина, ухаживающая за какой-то могилой. Заинтригованная, она так и не решилась подойти: она не знала, как расценивать подобные действия, так как было очевидно несоответствие респектабельного вида и действий любительницы цветов. На русских кладбищах такие ситуации не редкость, так как цветы, принесенные или посаженные на могилах часто являются средством дохода и используются для продажи. Во Франции же несанкционированная торговля практически невозможна, поэтому можно предположить, что женщина просто отнесла букет себе домой.
Четвертая функция кладбища Монпарнас заключается в том, что это туристическое место.
Сайт кладбища предлагает визиты с гидом, но они редки в отличие от более известного парижского кладбища Пер Лашез. Однако туристов, одиноких, парами или небольшими группами по 2-3 человека, довольно много. Они всегда с фотоаппаратами, планами кладбища или гидами Парижа на разных языках. Планы выдаются бесплатно в домиках охранников у входа. Туристы либо ищут интересующую их могилу знаменитости, либо просто гуляют повсюду, обращая внимание на интересные надгробия. Это похоже на посещение музея. Самые известные и, соответственно, наиболее посещаемые, могилы кладбища Монпарнасс — это могилы Сержа Гинсбурга, Жана-Поля Сартра, Шарля Бодлера. На этих могилах всегда можно видеть цветы, камешки, билетики метро, записки и многое другое. На могилах Бодлера и Гинсбурга даже есть специальные стеклянные баночки, в которые посетители кладут свои записки. Во время одного из моих визитов, я заметила в домике одного охранника объявление, адресованное англоговорящим туристам «Jim Morrison grave in at Père-Lachaise cemetery. Metro «Père-Lachaise»» (Могила Джима Моррисона находится на кладбище Пер Лашез. Метро «Пер Лашез»). Действительно, могила создателя группы «Doors» привлекает большое количество представителей «рок поколения». И судя по этому объявлению, можно предположить, что охранник устал объяснять многочисленным туристам, что Моррисон похоронен в другом месте и просто повесил объявление.
В заключении отмечу, что представленные четыре функции сосуществуют в рамках изучаемого пространства кладбища, часто пересекаются, иногда конфликтуют. Во время моей полевой работы я не видела примеров откровенных конфликтов, но, думаю, это случается. Однажды, перед самым закрытием кладбища, на его территорию вошли 8 франкоговорящих африканцев, которые вели себя своеобразно: громко говорили и смеялись, пели и пританцовывали реп. Обеспокоенный охранник вышел из домика и наблюдал за ними. Пожилая дама с лейкой в руках наблюдала также с недовольным видом и спросила у охранника: «Что им нужно?». Он ответил: «Они срезают…». На первый взгляд ничего особенного не произошло, но явно чувствовалась напряженность ситуации. Вспомним также описанный выше пример, когда работники кладбища делали замечание подросткам. В другой раз я была свидетелем сцены: парень и девушка лет 18-ти ели, сидя на соседней с могилой Гинсбурга надгробной плите. Несколько раз проходившие мимо люди делали им замечание или с осуждением смотрели на них, но это не оказало на них никакого влияния до тех пор, пока не подъехала женщина-охранник на маленькой машинке и не попросила их «переместиться на место, специально отведенное для пикников» (на скамейки возле статуи Гения вечного сна в центре кладбища).
Люди которые оказываются на территории кладбища, не всегда отличаются «подобающим» поведением. Они громко рзговаривают, громко смеются, слушают музыку на своих мобильных телефонах и даже танцуют. На одном случае хотелось бы подробнее остановиться. В одно из моих посещений, около полудня погребальная процессия остановилась на аллее между 26-м и 11-м квадратами кладбища, чтобы выслушать последние надгробные речи, перед тем как приступить непосредственно к погребению. В это же время возле кенотафа Бодлеру я увидела троих молодых людей лет 18-20, которые танцевали под музыку, включенную на мобильном телефоне одного из них. Эти трое подростков находились в 100 метрах от погребальной процессии, члены которой, однако, не могли их ни видеть, ни слышать. К сожалению, я не могу сказать, видели ли подростки эту процессию, перед тем как устроиться там для своих танцев. Но я наблюдала за ними минут пять, в течение которых их поведение менялось из-за моего присутствия. Я подошла близко к ним и села на скамейку напротив. Ожидая моей реакции, молодые люди, немного колебались, продолжать ли им свои танцы, но, увидев, что я не обращаю на них внимания (я сделала вид, что ищу что-то в своей сумке и что они мнея никак не интересуют), продолжили. Было что-то очень странное в этой сцене: по всей видимости, подростки понимали, что делают что-то такое, что не подобает делать на кладбище, и все же они это делали. На кладбище достаточно много мест, где можно укрыться от чужих взглядов, однако они выбрали для своих танцев место, которое с одной стороны не совсем скрыто (их мог видеть любой человек, проходя мимо) и не демонстративно открыто (не центральная аллея кладбища, где, конечно же, больше людей). Кроме того, их танцы не были очень активными, скорее сдержанными, и все это продолжалось очень недолго. Одному из троих позвонили, он отошел, чтобы не мешала музыка, поговорил, вернулся к друзьям и все трое ушли.
Итак, мы видим, что сложившееся способы использования изучаемого пространства делают возможным столкновение погребальной процессии с посетителями, которые обедают, смеются, срезают путь, с детьми, играющими в прятки, с фотографирующими туристами.
Таким образом, практики, не связанные со смертью, совершаются в контрасте с местом, которое изначально предназначено для совсем другого. Они являются частью своеобразного парадоксального диалога жизни и смерти. Эти практики, осознанно или нет, стирают образ смерти там, где она, казалось бы присутствует, как нигде в другом месте. Как сказал один из информаторов Колет Петонне, которая изучала, как функционирует кладбище Пер Лашез: «Это красивый парк и мертвые не особенно стесняют»
