– Вы знаете, к чему изначально стремится человек? – Без труда и усилия сразу сорвать плод и достичь высочайшего блага. Это изначальное стремление блестяще выражено в такой детской понятной картинке грехопадения человека, какую представляет нам Библия. И вот с тех пор, если посмотреть на историю человечества, это и составляет самую большую силу в человеческой жизни, которая направляет его все туда же: как бы достичь результата с наименьшими затратами труда.
Причем, какого труда? Если касаться труда внешнего, то здесь человек еще соглашается иногда совершить очень большую работу. Как только вопрос касается самого человека, самого себя, здесь мы оказываемся перед лицом непреступной крепости. Столько написано, столько сказано прекрасных слов о том, что такое борьба с собой, победа из побед – победа над собой. Все идет из чего-то непонятного, из какого-то внутреннего источника, который сразу не разглядишь и не разберешь.
Очень много есть представлений о человеке. А почему я говорю о человеке? Потому что педагогическая деятельность всегда связана не с кем-нибудь, а с человеком. И, не поняв того, о ком идет речь, нам трудно будет выстраивать какую-то модель своей деятельности. Так вот библейская картина грехопадения человека называет одну очень сильную вещь, присутствующую в человеческом сознании, в человеческой душе: стать богом самому по себе, – даже без Бога, противопоставляя себя Ему.
Это изначальная тенденция, которая выражается в различных направлениях и различным образом, она в богословии именуется первородным грехом. Тем состоянием человека, которое по своей сущности неверно, это неверное направление, – говорит христианство. Стремление должно быть не к этому, не таким образом. Задача не в том, чтобы получить результаты любыми средствами, и цель должна стоять не вне человека, а внутри него. Вот здесь происходит столкновение очень многих точек зрения на человека. В чем основное столкновение?
Основных тенденций две. Внехристианские концепции человека рассматривают его как существо в целом нормальное, несовершенное, которое может развиваться, которое может достигать очень больших вершин, но по своему исходному состоянию начальному вполне нормальное. Исходит из чего эта нехристианская концепция? Она исходит из очень простых вещей – из самосознания человека.
Если мы обратимся к самим себе наедине и так подумаем, то, в общем-то, ситуация такова: каждый из нас видит себя хорошим человеком, несмотря на все недостатки, несмотря на все ошибки, несмотря на такие вещи, о которых не хочется говорить. В корне, в самой сути, каждый человек видит себя хорошим. Вот где источник так называемых естественных представлений о человеке.
Бывают концепции противоположные – человек называется чувственной обезьяной, зверем. Обычно эти концепции носят маргинальный характер и не пользуются популярностью, и когда это говорится, то предполагаются другие, но не я.
Христианство в данном случае предлагает другую концепцию. Эта концепция не очень симпатизирует нашему сознанию. Она утверждает, что та история, которая рассказана в Библии, сообщает не только факт бывший, а вскрывает само существо человеческой природы и показывает ее следствие.
Христианство утверждает, что вот этот разрыв связи между человеком и Богом, который произошел в результате идеи самому стать как Бог, самому достичь всех ценностей и стать обладателем всех мыслимых и немыслимых, без исходного начала бытийного, начала без Бога. Вы помните, в Библии есть слова: «Аз есмь Сый», то есть Сущий, Бытие, Тот, Кто есть на самом деле.
Эта попытка человека, оторвавшись от Источника, достичь всех ценностей, – она порочна и приводит к искажению самой человеческой природы. Я бы обратил на это внимание, что Бог есть тот Исток, с которого все, и которым все. У митрополита Филарета Московского (Дроздова), который был не так давно канонизирован, есть интересная мысль, что человек висит или находится над бездной своего небытия. Эта мысль в других словах выражает одну идею, которая в Деяниях апостолов высказана таким образом: «И Им мы живем и движемся, и существуем».
Христианство утверждает вот какую мысль, что суть всего бытия, суть бытия человеческого, суть существования каждого человека – духовная. «Ибо Бог есть Дух». Он является исходным началом всего, из Него все, и к Нему все – это первичная идея. Эта идея присуща не только христианству, ее можно встретить в других религиях, но в христианстве есть нечто, что отличает его от всех других религий, когда мы касаемся учения о человеке. Там, повторяю вам, предполагается, что человек есть естественное проявление божества или естественное проявление природы, но все естественно. Человек только может отклониться от своего нормального развития. И отсюда начинаются различные пороки, искажения, извращения.
Христианство утверждает, что в самом корне в человеке произошло искажение – это вещь действительно неприятная. Если перевести на язык более открытый, то можно сказать даже так, что каждый из рождающихся людей, в какой-то своей глубинной сути, не нормальный. Я не знаю, кому это понравится. Мне это совсем не нравится. Я это говорю, осознаю, но внутри чувствую, что это очень трудно принять. Но если мы попытаемся обратиться как к реальной жизни отдельной личности, так и к реальной жизни человечества, то доказательства налицо. Доказательства чего? Что что-то в человеке повреждено.
На процесс развития нашей цивилизации хотя бы посмотрим, на те идеалы, которыми живет человечество, посмотрим, к чему оно стремится, – и мы встанем перед очень любопытной картиной. В конечном счете, никто не будет отрицать того, что человечество – возьмем любое племя, любой народ – конечно, стремится к благоденствию. Что под этим подразумевается? Во-первых, чтобы был мир, никто не убивал друг друга, это естественно. Какое благоденствие, когда могут голову снести с плеч? Справедливость. – Если несправедливость, то что там и говорить. Жизнь без насилия, жизнь по правде, жизнь по любви – к этому все и стремятся.
Об этом столько написано и сказано за всю историю стремления к этому и, посмотрите, что происходит: точно наоборот. Это просто поразительно. Ничто так не поражает сознание историков, когда они касаются изучения истории человечества как факта непрерывных войн, непрерывных нестроений, непрерывной несправедливости, эксплуатации, мошенничества, зависти – перечислять просто невозможно.
Более того, само развитие цивилизации носит чрезвычайно интересный характер. Ведь, кажется, с чего все начинается? Помочь человеку в возделывании окружающей природы, возделывании земли, начинаются изобретения, как это лучше сделать, как получше человеку устроиться на земле, получше построить свое жилище. Кажется, очень благие начинания.
Вы обратите внимание: ведь те кризисы, которыми мы сейчас окружены, особенно, если взять экологические кризисы: какова природа их? Все единогласно ответят: антропогенные. Человек своей деятельностью нарушил настолько всю систему окружающей жизни, что теперь мы просто не знаем, как из нее выйти и, говорят, даже выйти невозможно. Удастся, если только чуть-чуть притормозить, но и пока на это особых надежд нет. А если не удастся? Приговор подписан. Что такое, в чем дело, что случилось?
Я не нахожу другого ответа кроме, как христианского, что если бы человек не был действительно изнутри поврежден, когда и его ум направлен неверно, само сердце заражено тем, что христианство называет страстями (слово страсть от словастрадание). Что они разъединены между собой. Само тело ищет того, что противно и уму, и сердцу как таковому. Если бы не было этого разделения, трудно было бы даже предположить, откуда такие безумные шаги постоянно совершаются в истории человечества. Мы знаем – откуда, правда? От зависти, желания захватить то, что имеет другой человек или другой народ, от злобы, в конечном счете, от страстей.
Мне хочется показать одну объективную вещь. Совсем независимо от веры человека, убеждения, то, что говорит христианство о человеке – это не есть откуда-то с Альфа Центавра снизошедшая какая-то идея, и которую преподносят как истину, но которая не имеет никакого отношения к нашему человеческому существованию.
Факт действительно поразительный, свидетельствующий прямо о каком-то искажении нашей природы, не согласиться с этим невозможно. Если взять отдельного человека, себя самого, посмотреть, как следует, то увидим то, что сказал Хомяков: «Умом все управляется, страстью все живет». Страсть является руководящим началом. Бедный ум иногда бьется с этими страстями, ничего поделать не может, и сам как предложит идею, так все только и ахнут.
Недаром наша цивилизация уже теперешнего времени, когда уже все открылось, уподобляют гигантскому змею, заглатывающему свой хвост, и чем больше растет, тем глубже заглатывает. Вот та предпосылка объективная, которую имеет каждый человек, который бы хотел, намерен заниматься педагогикой. Педагогикой, вождением детей, то есть воспитанием детей.
Давайте посмотрим на такие вещи. Куда мы поведем кого? Вот можем мы кого-то повести, не зная, кто это? Один человек болеет одним, другой – другим, третий здоров. Кого куда вести? Представьте себе, что у человека острый аппендицит, а мы его на танцплощадку потащим, лучше не придумаешь. Ситуации всем понятна – это абсурд. Еще больший абсурд, когда у человека с психикой не все в порядке, а мы его на какой-нибудь факультет философический. Все понимаем: надо сначала узнать человека для того, чтобы вести его.
Христианское виденье человека вкратце такое: он болен. Христианство говорит, что мы находимся не на курорте и рождаемся не для курорта, увы, мы находимся в больнице. И здесь нужно быть особенно осторожным и внимательным. В больнице не то лекарство дашь – и со святыми упокой. Педагогика как раз вся связана с пониманием человека. Когда христианство говорит об исходном начале, о самой сути человека, поврежденности, то это лишь общая предпосылка, а затем начинаются предпосылки другого рода, более конкретные, относящиеся к специфике каждой личности.
На что нужно обратить внимание педагогов, чтобы он действительно был педагогом. Если христианство говорит о повреждении, следовательно, цель педагогики – сделать все возможное для исцеления. Ну, а что же еще, когда больной приходит? Вы представьте себе, до чего различные установки могут быть в зависимости от того, каким мы видим человека: здоров он или болен, – мы различно себя ведем. Обратите внимание, как в больнице друг с другом ведут себя люди больные, как они сочувствуют друг другу, никто не осуждает, что у одного болит одно, а у другого болит другое. Сочувствуют, насколько возможно, помогают, стараются найти средства, которые бы отчасти облегчили его болезнь и дали возможность исцеления.
В этом состоит самая суть педагогики. Не в том, чтобы его накачать знаниями как рождественского гуся. Знаете, как рождественского гуся сажают в мешок за какое-то время, чтобы он не двигался, пичкают его, он только глотает и ничего не может сделать, и жиреет к Рождеству. Вот такая беда случилась и с образованием. На Западе еще прежде нас началось: человека рассматривают как некий инструмент, который нужно зарядить суммой знаний, и вся ценность человека оказывается в том, насколько он знает, и что он может. Сам по себе человек разве кого интересует? Нет. Человек стал винтиком, потерял ценность.
То, чем жил древний мир, чем жило наше понимание, русское образование до 16 века, когда жили совсем другой идеей. Того же Макария Великого, который говорил, что ни на небе, ни на земле нет большей красоты, как душа человеческая, а если это такая красота, равной которой нет то я не могу оторваться от этой красоты: здесь человек оказывается величайшей ценностью. А потом плюнули: какой человек? А что он знает? Нас компьютер интересует, а не человек.
Понимаете, до чего различная будет педагогика при той или другой точке зрения. Если человек – это, действительно, красота, это величайшая ценность, – вся педагогика будет в первую очередь направлена на то, чтобы выявить эту красоту, чтобы очистить эту красоту от тех дурных наслоений, которые приобретаем мы в процессе нашей жизни. Христианская педагогика первичной целью ставит воспитание человека, задача которой состоит в выявлении этой красоты.
Нехристианская педагогика, я говорю о той, которая является единственной во всем цивилизованном мире, об этой красоте не думает. Рокфеллер открыто сказал, когда заявил в воскресной школе, – не где-нибудь, место удачно было выбрано, – что американскую розу можно вырастить во всем ее великолепии и благоухании, только беспощадно обрезая все слабые ростки вокруг нее. И это закон природы и закон Божий.
Вот педагогика: зверский закон уничтожения всего слабого, что стоит на моем пути. Культ силы, я говорю не о физической силе, хотя и это проявляет себя, дело не в физической силе тут. Какой тут человек? Нет человека. Есть волчья борьба за существование. Это животный закон. Безумство его совершенно очевидно. Он даже не понимал, когда он это сказал, он себя считал самым сильным, он себя не считал самым слабым, а если бы хоть на минуту пришла мысль, что он является таким слабым ростком, он бы тут же закрыл свой рот и не открыл бы его. Но ведь он станет слабым ростком, об этом, наверное, не подумал.
Христианство предлагает совсем другое, оно говорит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих». Христианство утверждает важнейший и величайший закон, – я говорю, утверждает, потому что мы все что-то утверждаем, – на самом деле христианство открывает, вернее, передает величайшую изначальную истину.
Вы знаете, что уже древние мыслители бились над вопросом сути бытия. Фалесовская вода какая-нибудь или воздух, или апейрон. Бьются узнать – что является сущностью бытия. А почему интересовало? Если мы узнаем суть, в чем существо, если мы будем точно знать – мы будем знать, как свою деятельность приводить в согласование с этим.
Ибо задача жизни какая? Задача основная – жить согласно с природой. Если не противоречить природе – закон мы не изменим. Поэтому всякое противление закону – к чему приводит? К тому, о чем великолепно говорит третий закон Ньютона: «действие равно противодействию» – чем сильнее будешь биться головой об стену – стенке-то ничего, а вот твоей головке будет худо.
Суть бытия совсем не вода, не апейрон, не воздух, не огонь Гераклита. Христианство – единственная религия в мире, которая провозгласила уникальную идею: оказывается, сущностью всего бытия, то есть самым основным законом этой жизни, является то, Кем является Бог. Бог есть любовь. Вот изначальный закон. Все прочие законы в той или иной степени исходят из него, соответствуют ему, проистекают из него, подтверждают его, им живут.
Христианство утверждает, что это величайший принцип человеческой жизни. Только на этом пути возможно приобретение тех ценностей, о которых всегда мечтает душа человеческая. Даже осознавая или не осознавая, даже подсознательно, но мечтает об этом и говорит. О какой любви?
Речь идет не о романтических чувствах: вспыхнуло и погасло, сегодня возлюбил – завтра возненавидел. Это разве любовь? Это игрушка. Речь идет о той любви, которая вся исходит из идеи пользы и блага каждого другого. Я еще раз повторяю изначальную мысль: «нет больше любви, как кто положит душу свою за друзей своих». Польза другого, польза других – вот принцип, закон этого бытия. Как только мы отступаем от этого закона, отступление что есть – это эгоизм, не польза других, не польза другого, а только моя, вопреки пользы других.
Все, я с пятого этажа иду на прогулку прямо в окно, а не в дверь. Я нарушаю закон. Вы представьте себе, что действительно это закон. К чему приведет нарушение закона? Еще раз повторяю: экологический кризис налицо, показывает, к чему приводит нарушение закона. Но экологический кризис – это кризис природы, а какой сейчас нравственный кризис, а к чему сейчас человечество идет, что творится в цивилизационном мире? Мы часто обращаем внимание на развитие преступности и прочих вещей, которые действительно являются свидетельством того, к чему мы идем.
Я бы хотел обратить внимание на другой факт: по некоторым статистическим данным, сейчас, наверное, половина населения высокоразвитых стран страдает тоской, унынием, потерей смысла жизни, люди не знают, что делать. Все есть, а что дальше? Не знают, что дальше.
Я однажды в Америке наблюдал картину: гигантское поле, старые-престарые люди, лет 80, не меньше. Некоторых уже подвозят на машинах, и у них ранец такой, где клюшки, мяч, и начинается: плюх по этому мячику – и он отлетел; идет, если не может идти – автокар подвезет: играют в гольф. Я думаю: бедные, как заботятся о продлении жизни. Бедные люди, они уже эту жизнь не знают, куда деть. Статистика говорит нам: 7-8 часов в сутки сидят у телевизора, но эти люди, думаю, больше, и так: то у телевизора, то гольф, то за стол. Зачем живут? Сами не знают.
Это ощущение бессмысленности сейчас, по статистике, поражает более половины людей развитых стран. Когда человек не имеет куска хлеба – у него есть цель, которая все закрывает. А когда все есть? А когда все есть, происходит вот что: ошибка, когда думают, что будто можно найти последнюю цель здесь на земле. Один наш журналист как-то спросил мультимиллионера: «А зачем вам столько денег много?» Правда, вопрос детский, наивный. Тот серьезно задумался и ответил: «Вы правы: сейчас меня деньги не интересуют. Хотя несколько лет тому назад они для меня были целью. Сейчас меня деньги не интересуют, меня интересует совершенно другое – власть».
Я не сомневаюсь, что если бы через несколько лет этот журналист подошел к этому человеку, который получил какую-нибудь власть, может, он ему бы ответил, что я хочу еще больше власти, а если бы получил всю власть, то мы знаем – что хочет дальше человек. Хотите, процитирую: «На солнце есть пятна, а у Иосифа Виссарионовича Сталина нет пятен». Слава.
Правда, помните, что от этой славы было? Очень интересный случай проводится в Деяниях апостолов, когда Ирод сел, и все кричали: «Это не человек, это бог». Там приводится случай, конечно, уникальный, чудесный. Ангел поразил его, и он был изъеден червями. Не знаю, что там произошло, но, подумайте, какое безумство всех этих целей, самих по себе взятых. Здесь человек ненасытен, бездонная бочка, если бы это понять, то тогда бы мы во многом поняли, на что направлять основную мысль воспитания человека – научить бороться с собой.
Что мучает человека? Страсти. Неслучайно они называются страсти – это страдание. Вы же знаете: Страсти Христовы – это страдания. Любая страсть мучает человека, когда она себя проявит – так взвывает человек. Пока молчат эти тигрята, львята – все так хорошо, – а когда они возрастают и начинают терзать человека, то наступает беда. Основной смысл педагогической деятельности заключается именно в воспитании человека, научить бороться с самим собой. Знания обязательно будут, они никуда не денутся, надо же сдавать зачеты и экзамены, обязательно учить будешь. И знания будут предлагаться, без них мы никуда не денемся.
Беда заключается в том, что часто мы все внимание обращаем на знания и забываем о самом главном, на почве которого эти знания могут принести человеку пользу, настоящее благо земное. Ибо это благо, в конечном счете, находится в душе человеческой, в сердце. Знаете, русская пословица говорит: «С милым и в шалаше хорошо». Я не знаю продолжение, какое там можно придумать: «а во дворце с немилым будет тюрьма».
Сердце человеческое – центр жизни, из которого все проистекает, и которое дает подлинное благо человеку. Как достигается это благо? Это отдельная тема, но существует целая наука в христианстве, которая называется аскетика, которая учит не тому, как не есть, не пить, и не спать, и не жениться, и не выходить замуж – совсем не этому. Аскетика – это наука о правильной человеческой жизни, как правильно относиться к своим мыслям, как быть со своим умом. Я же могу объективировать себя: вот у меня возникает идея, возникает мысль – как правильно относиться к своим чувствам, к своим желаниям, к своим влечениям, к своим настроениям – мы же не предаем этому никакого значения.
Как на пыльной дороге: какой зверь не пробежит – свои следы оставляет. Любые мысли проходят через нас, мы им не ставим заслона. Неслучайно йоги говорили, что мыслью можно убить слона, не знаю, убивал кто или нет, а вот человека убить мыслью можно. Это всем известный факт. И самого себя убить можно, и сами себя мы мучаем изнутри и разлагаем. Чем? Необузданностью своих желаний, мысли, чувств.
Оказывается, преграду нужно ставить. Надо научиться человеку бороться с этим. Это очищает ум, очищает сердце, все медики вам скажут – оздоровлять тело, ибо столько мы вредим своему телу мыслями, чувствами, переживаниями, что просто и говорить нечего. Все сердечнососудистые и прочие – откуда они, в конечном счете, происходят? От наших необузданных желаний, расстройств, страстей, зла, ненависти, неприязни, зависти и т.д. Всем же это очевидно. Так чего мы хотим?
Мы должны понять, что начальный религиозный тезис о первичности духовного не есть чисто философский абстрактный тезис. Это жизненный тезис о первичности духовного начала в человеке. Отсюда все исходит. Здесь порождается моя жизнь и практически, и теоретически, все мои действия здесь, в этом центре. Как важно этот источник сделать чистым. Представьте себе: прекрасный зал, великолепные угощения, все украшено, и вдруг заходят: «А чем это здесь пахнет? Ой, нет, извините, я побежал». Действительно, пахнет чем-то ужасным, разлагающимся. Что случилось? В подполье крыса сдохла, простите, а тут щели оказались. Находиться невозможно в этом великолепном зале.
В каждом человеке присутствует это подполье. Наша внешняя жизнь сама по себе без чистого подполья не может быть нормальной, это подполье обязательно скажет о себе. Что является этим подпольем – наши мысли, чувства, желания, деяния. Ничего, оказывается, не исчезает: вот пришла мысль и исчезла. Я могу с этой мыслью соединиться, пустить в свои подполья, могу выкинуть теперь.
Мы сами разберемся и, наверное, знаем, что является этой дохлой крысой или благоуханным цветком. Что мы пустим? С чем мы соединяемся, о чем говорит христианство? Теперь даже наука подтверждает, что все эти мысли, наши чувства и переживания – это не просто ветерок пронесся, перекати-поле. Нет, запечатлевается у нас все, все идет в наше подполье и, увы, даёт часто знать о себе, что человек себе места не находит – кажется у него все хорошо, а покоя нет.
Эти вещи настолько важны для нашей жизни, для каждого человека, настолько они обуславливают восприятие всей окружающей действительности, всех знаний. Без знаний этих вещей, мне кажется, никакой педагогики быть не может. Педагогика тогда превращается в компьютерные игры. Один винтик заменяет другой винтик, нужны только винтики, а не люди.
Может быть, где-то кто-то так думает, что если он будет обрезать слабые ростки, то этим он достигнет – даже не думает, чего он достигнет, потому что безумство в полном и прямом смысле. Он забыл, что смертен, и смерть эта в любой момент может поразить его. Безумство, ибо все оценивается с точки зрения вечности. Если есть вечная жизнь – надо все оценивать с этой точки зрения. Тогда только наши действия приобретут осмысленный характер, правильный.
Христианство указывает на то, что самым главным в воспитании человека, педагогике является то, что надо показать человеку – кто есть человек, открыть смысл жизни человеческой. Этот вопрос о смысле жизни понимают даже школьники. Даже они понимают и всегда спрашивают: «А зачем, а для чего?» Как важно объяснить человеку, еще не большому, зачем он учится, для чего он учится. Если вы скажете – для того, чтобы работать, – он, знаете, какую кислую физиономию сделает: «Я вижу, как вы работаете, я не хочу так работать». Дети даже это понимают.
Как важно дать правильное мировоззрение, правильное понимание смысла человеческой жизни. Христианство указывает на основной закон жизни – любовь. Искренняя, не лукавая, не лицемерная, не расчет, а любовь. Христианство дает средство достижения этой цели, указывает – как и что нужно делать человеку со своей душой. Указывает на очень важную вещь, на наш подвал подсознания, в которой допускать надо через сильнейший контроль, чтобы не попала туда такая падаль, от которой потом мы не будем знать, что делать.
Это некоторые мысли, которыми я хотел с вами сегодня поделиться, но эти мысли мне кажутся чрезвычайно важными для каждого человека, кто предполагает стать на стезю педагогической деятельности. Но, я думаю, они не только важны для этого – они просто важны для каждого из нас. Я на этом закончу, поскольку и отец Василий говорил, что должен быть не монолог, а диалог, и, поэтому, те вопросы, которые вы хотели бы сейчас обсудить, давайте, попробуем.
Вопросы аудитории:
– Какое значение сейчас имеет наследие Игнатия Брянчанинова?
– Я сейчас чуть-чуть разъясню. Речь идет о русском аристократе прошлого столетия, о человеке, который обладал целым рядом незаурядных качеств. Блестящий талант, красавец как человек, любимец императора и императрицы. С карьерой было прямо вертикально. Все бросает и, несмотря на недовольство императора, буквально гнев, а затем на недовольство своего отца, который уже видел его человеком с государственным положением, уходит в монастырь. Человек этот очень образованный, он уже в 15 лет знал немецкий, французский, английский, греческий, латинский языки, с великолепным багажом. И вот он ушел в монастырь.
Он в течение своей жизни, изучая наследие святоотеческой Церкви, сделал то, за что ему всю историю существования Церкви будет великая благодарность. Он все святоотеческое наследие сумел выразить в самой его сути в нескольких томах своих сочинений. Это патрологический свод, но свод не по той схеме, по которой сейчас делаются компьютерные схемы. Нет. Это изложено живым языком, обращенным к человеку, которому он излагает то, чего мало кто касается. Он говорит там о законах духовной жизни и просто о вере. И в этом плане его сочинения представляют необычайную ценность, хотя написаны они языком началом прошлого века, хотя он и скончался в 1867 году. Но язык у него, конечно, не пушкинский, язык у него более старше, но говорю вам еще раз, что его сочинения в сжатом виде представляют собой все святоотеческое наследие, самых основных положений духовной жизни. В этом отношении он бесконечно ценен для современного человека.
– Всем известно, что Вы являетесь горячим апологетом Игнатия Брянчанинова. Не могли бы Вы рассказать о Вашей позиции в связи со спором Игнатия Брянчанинова с Феофаном Затворником о природе души.
– Вот видите, вся моя лекция прошла без единого упоминания имени Игнатия Брянчанинова. Если бы меня не спровоцировали, я бы ничего не сказал. Поэтому сказать, что я горячий поклонник – я, действительно, его глубочайше уважаю, но у меня нет страсти, что называется. Я очень боюсь страстного поклонения, преклонения перед кем-либо. Но в отношении этого спора – дело в том, что здесь надо просто посмотреть на эти две концепции, их истоки.
Многие, конечно, знакомы с философией Декарта и концепция Феофана Затворника – буквально картезианская, это очень любопытно. Декарт до того разделил человеческую душу и человеческое тело, что дошло до таких вещей, которым можно только улыбаться. Он утверждал, что никакого нет общения между душой и телом, никакого взаимодействия между ними быть не может, это совершенно разные вещи, это разные субстанции. И, например, когда его спрашивали: «А как же если я хочу поднять руку, и поднимаю ее». Декарт, не моргнув глазом, отвечает: «Бог, от века зная, что вы захотите поднять руку, уже предопределил движение вашего тела в соответствие с тем, что вы подумаете». В общем, Декарт в этом отношении был удивительный дуалист, причем в крайне выраженной форме.
У епископа Феофана как раз вот эта мысль пронизывает. Он утверждает, что душа и тело настолько различны между собой, что говорить об их подобии было бы странно, поэтому он говорит: нет, душа – это абсолютно духовная субстанция.
Точка зрения Игнатия Брянчанинова хорошо изложена в третьем томе сочинений, и он там подходит к этому вопросу тем методом, на котором живет вся наука, он дает факты. Мы же знаем: сколько теорию не строй, но пока нет фактов – это остается гипотезой. Верность любой теории подтверждается фактами. И вот он приводит огромный святоотеческий материал. Приводит их мысли, в которых прямо показывает, что, во-первых, душа и ангел как тварные существа обладают некой материальностью или эфирным телом, это тонкая материальность, ибо, говорит он, нематериален, то естьДухом в полном смысле этого слова является только Бог, а если Бог – Дух, то, следовательно, ничто не может быть названо духом.
Он приводит целый ряд других отцов, которые говорят о духовности души, о духовности ангела. Он говорит: посмотрите, как они пишут: да, душа и ангел духовное построениеимеют по сравнению с нашим телом, с этим грубым дебилом, вот откуда идет это употребление и те наименования, которые мы также встречаем у святых отцов. И он приходит к мысли иной по сравнению с епископом Феофаном: да, он говорит, субстанция души человеческой и ангела – эта субстанция не духовна, ибо дух есть Бог, а будучи тварны, все духи, в том числе и душа, имеют тонкую материальность.
Приводит массу различных достоверных фактов из истории святоотеческой жизни. Душа, оказывается, имеет подобие тела, она, даже не знаю, занимает пространство или нет, я боюсь сказать, но он приводит такие вот мысли, мне лично больше импонирует эта точка зрения. Во-первых, по силе логики и фактов. Действительно, если Бог есть дух, значит, все прочие уже духовны относительно. А что такое духовны относительно? Значит это – в какой-то степени, будучи тварной, является материальной.
– Мы понимаем, что душа материальна и в то же время, что душа смертна – как вы справитесь с этой апорией?
– Я как-то здесь не вижу апории. Поскольку это уже в руках Божьих – сделать что-то смертным или бессмертным. Совсем не следует, что душа смертна. И само тело, когда мы говорим «смертно», то это условная смертность, ибо одним из основных наших догматов является воскресение. То есть это смертность до времени, это некий процесс временный, процесс распадения тела. По существу и тело бессмертно, поэтому я здесь особой апории не вижу. Здесь сложности нет.
Другое дело, что они говорили: а сколько тогда поместится на кончике иглы ангелов или духов, если они занимают пространство и прочее. Опять-таки, парадоксы, которые исходят из слишком грубого, антропоморфического понимания природы того мира. Ясно, что тот мир – другой, мы все это воспринимаем в трехмерном или четырехмерном измерении, и сам тот мир так мыслим. Именно пространственно подобно нашему, на самом деле ясно, что это не то. Христос по воскресении Своем являлся и проходил через закрытые двери. То является, то исчезает неожиданно. То есть мы ясно имеем дело с иным миром. Каким – не знаю. Может быть, мир десятимерен, не знаю, а может, при этом само тело имеет совершенно иные свойства – мы не знаем.
Помните, Пикассо нарисовал скрипку в четвертом измерении? Смотришь на нее и не поймешь, что это за абракадабра написана. Не знаю, имел ли он видения четвертого измерения или это работала исключительно только фантазия, но совершенно очевидно, что мы не можем утверждать, что тот мир так же трех-четырехмерен, как и этот. По крайне мере, в Апокалипсисе явно сказано: «времени больше не будет». То есть, оказывается, время – категория временная. Я полагаю, что, наверное, пространство наше тоже не случайно. Кант считал, что эти категории являются не столько объективной данностью, сколько следствием устроения нашего ума. Он рассматривал совершенно иначе эти категории. Я бы вот так сказал.
– Возможно ли связывать мысли святителя Феофана с дуализмом, если он выделяет среди уровней жизни человека – душевно телесную?
– Я привел этот факт из Декарта и прочие не для того, чтобы приписать эти крайние формы епископу Феофану. Я просто показываю, каковы истоки его воззрения, что вот этот некий дуализм, это такое достаточно резкое разделение на душу и тело имеет свой исток вот оттуда. Что в святоотеческой письменности мы не находим этой резкой поляризации между тем и другим. Епископ Феофан в данном случае, занимаясь этим вопросом о душе и ангеле, он высказывает такую категорическую точку зрения, но в тоже время, будучи человеком духовной жизни и имея ясный, правильный духовный опыт, он не мог отойти от этого опыта. Он утверждал, что есть взаимосвязь между ними, и о воздействии тела на душу и души на тело. Как раз вот этой крайней формы, формы Декарта, он не придерживался, я просто говорю – откуда у епископа Феофана истоки вот этого резкого разделения, только и всего.
– А не ближе ли будет это искать в традиции христианского платонизма, чем Декарта?
– Насчет христианского платонизма – это дело, я вам скажу, не простое. Это не то, что было как широкое достаточно явление, которое мы можем называть, с каким-то доминантным смыслом. Это термин достаточно новый, которым обозначали попытку соединения отдельных богословских мыслей с определенными идеями Платона. Говорим даже не о платониках – очень многие западные философы сами пользовались идеями древнегреческих мыслителей. Гегель, например, прямо о себе говорил, что у меня почти нет никаких новых идей, которые бы я не почерпнул из античной философии.
Я не знаю, откуда епископ Феофан выводит свои идеи, хотя эта мысль ваша имеет некоторое основание. В частности, епископ Феофан прямо пишет о душе мира. Мы знаем, что эта концепция была осуждена Церковью на пятом Вселенском Соборе, и он, кажется, должен был бы знать – и знал, конечно, что это было осуждено. Тем не менее, он в определенный период своей жизни прямо пишет об этом. Я полагаю, что не исключено, что эти неоплатонические идеи в какой-то период времени находили у него свое отражение.
В связи с этим прямо хочу сказать: когда мы говорим: «святой» – это же не значит совсем, что все, что он сделал за свою жизнь, и что всегда он был святым. Человек святым становится постепенно, это процесс, не одновременный акт. И поэтому к самим сочинениям даже святых людей нужно относиться соответствующим образом, разные есть святые. Представьте себе, если бы разбойник благоразумный оставил бы по себе сочинения, и сказали бы: «Иже во святых разбойника нашего благоразумного чтения». Я думаю, что это бы никому не пришло в голову. Это нужно просто знать. Трудность в чем? Разделить эти периоды, но нужно знать.
Варсонофию Великому был задан вопрос: «А почему святые ошибаются»? И Варсонофий Великий вместо того, чтобы: «Как ты, такой-сякой!..» – начал объяснять, почему святые тоже ошибались. И объяснил, почему, так что я не удивляюсь. Он объяснил это как: что многое они приняли от своих учителей, не проверив затем в молитве. И эти принятые за истинные положения они потом и говорят, не осмысливая, а просто автоматически.
Я думаю, у епископа Феофана есть целый ряд таких вещей, вроде души мира, об ангеле, что это дух, еще есть кое-какие вещи, которые явно им заимствованы и, видимо, не были им проверены в свое время.
– Что есть хула на Духа Святого, которая не прощается в будущем веке? И почему простится хула на Сына человеческого?
– Относительно этой мысли объяснения отцов единодушны в понимании этого вопроса. Речь идет вот о чем. Что разумеется под хулой? Хула – это отрицание и подчас бывает даже отрицание, окрашенное в эмоциональные тона. Отрицание может иметь своим истоком разные вещи.
Возьмите, например, какую-нибудь деревеньку в Индии, где живут люди, которые вообще ничему не учились никогда, и которые ничего не знают, кроме своего культа небольшого, своих обычаев. Ни о каком христианстве, ни о чем они не знают. Если прийти и сказать, что там какой-то Христос – они, конечно, Его отвергнут без всяких разговоров. Для них Христос – заблуждение. Можно привести сколько угодно подобных примеров. Люди часто отрицают то, что они не знают, потому что они об этом ничего не знают. И самого Христа могут не признать ни за Бога, ни за Спасителя. Они ничего о христианстве не знают, более того: «А, эта та вера, которую англичане проповедуют. Все ясно. Эта вера ложная, потому что мы знаем – кто такие англичане».
С одной стороны, ошибка, ясное заблуждение, отвержение Христа. С другой стороны – чем оно вызвано? Незнанием, даже убеждением, если это проповедовали эти злостные англичане, которые нам принесли столько зла – ясно, эта религия неверная, и их Бог ложный. Хула? Формально – да, а по существу что?
Повторяю еще раз: у всех толкователей одно: хула на Духа Святого – это сознательное противление человека тому, что он видит, что это есть истина на самом деле, что это есть правда. Истина, а я не хочу ее принять. Ах, Лазаря воскресил, теперь уже ясно – кто Он. Четверодневный смердит – убить и Лазаря. – Вот что такое хула на Духа Святого. Пророк Исайя по этому поводу очень хорошо пишет: «Горе тем, которые горькое называют сладким, черное – белым». Вот в чем проявляется хула – сознательное противление истине, правде, справедливости, которую человек видит.
Почему эта хула не простится ни в этой жизни, ни в будущей? Потому что сознательный человек не ошибается, он сознательно идет, и пока он находится в этом состоянии сознательного противления, никто простить не может. Прощают что? «Ах, извините, я вам наступил». Я же ненароком наступил, а здесь – сознательное противление истине.
И мы видим, что там где нет сознательного противления истине, там происходит часто удивительное обращение. Замечательная история с Савлом: «Савл, Савл, что ты гонишь меня?» Посмотрите, какое было обращение. Хула была? Гонителем был, да. Он Духа Святого не похулил, он был искренне убежден, что эту ересь нужно искоренить, потому что разрушают закон Моисеев, а выше ничего нет. Сам Бог обращает тогда человека.
Вот в чем состоит хула на Духа Святого, и почему прощаются те хулы, а это не прощается ни в этой жизни, ни в будущей.
– Не могли бы вы богословски обосновать возможность или необходимость педагогической деятельности для женщин. Известно, что Василий Великий возражал против этого.
– Во-первых, почему возражал Василий Великий. Каждая эпоха имеет свои особенности, и в то время таких школ, как теперь, не было. И хотя мы находим там иногда очень образованных женщин из мира светского, мира власти, тем не менее, с его точки зрения появление женщины в качестве учителя было бы таким нонсенсом, который бы мог подорвать сам авторитет христианских истин, именно как педагога. Эпоха была не та, тогда было не время. Вот причина.
А если говорить о педагогической деятельности женщин, то что значит – богословское обоснование? Я думаю, что каждая мать уже есть педагог. Тут обосновывать даже нечего. И если она не будет таковой, то это будет не мать, а родительница. Она должна быть в первую очередь педагогом своих детей, если она может быть педагогом своих детей, то, наверное, она может быть педагогом и других детей.
А богословские какие тут обоснования. Мне кажется, богословски можно только подискутировать с теми, которые против такого понимания. И хотел бы узнать, почему с богословской точки зрения против. Вот это было бы неплохо, а так я не вижу никаких принципиальных возражений против педагогической деятельности женщин. Более того, даже вижу, что там очень много «за». Особенно, когда касается школьного возраста, мне кажется, душа требуется, в первую очередь, женщины.
Как раз, если говорить по существу, то женщина есть не что иное, как выражение сердце человеческого, в то время как мужчина больше – ума. Я думаю, один ум без сердца все-таки не достаточен. Он может дать знания, но не даст соответственного развития души и сердца, а это будет печально. Я полагаю, что поэтому должна быть совместная педагогическая деятельность всюду, должны быть и женщины, и мужчины, чтоб развивался и ум, и сердце.
– В чем отличие между верующим образованным человеком и глубоко верующим человеком, но необразованным?
– Смотря о чем идет речь, о каком различии. Вот эти различия уже указывают, что один верующий, но необразованный, другой не верующий, но образованный. Видите уже, какие различия. Видимо, центр вопроса направлен на что-то другое. Какое это имеет значение для его, может быть, духовной жизни, его спасения. Если в этом суть вопроса, то тогда можно об этом поговорить, конечно же. В чем различие? Что такое образование? По самой идее, конечно, образование – это знание того, что нужно делать.
Я хочу сказать вот о чем, чтобы вопрос более ясен был. Какова задача богословия, в чем сущность богословия? Богословие как таковое является инструментом Церкви. Задача же Церкви заключается в одном и единственном, ради чего она утверждена Христом – спасении человека. В этом задача богословия – в изучение пути этого спасения. Научения заповедям, о которых сказал Христос, понимания откровения, которое возвещено через Евангелия апостолами.
Мы сейчас рассуждали о некоторых вещах, когда спрашивали, что такое противление Духу Святому. Что это такое? Вот это задача богословия – дать ясные, основанные на святоотеческом опыте и святоотеческой мысли, изъяснения пути, цели и средств спасения человека. Если разуметь здесь под образованием вот это, то я вам скажу так: Василия Великого сравнивали с кораблем огромным, который нагружен всякими драгоценностями. Это был великий ум, человек колоссальной эрудиции, и в то же время верующий человек и не только верующий, даже святой.
В чем же разница между верующим и необразованным, и наоборот? Необразованный верующий человек живет теми знаниями элементарными, которые он усвоил от кого-то. Это неверно, что он совсем ничего не знает. Любой необразованный верующий человек кое-что знает, но эти знания бывают не очень велики, но для него лично они, может быть, и достаточны. Другое дело, когда этого человека вопрошают: «Почему ты веруешь и какие основания для твоей веры»? Помните, апостол Петр так и пишет, что «вы должны быть готовы каждому вопрошающему вас дать ответ с кротостью и благоговением». К сожалению, этот человек не сможет дать надлежащего ответа.
Кстати, этим пользовались в прежние времена, атеистические, у нас в стране. Вы знаете, как выстраивали: подходят к какой-то бабусе и ей вопрос: ха-ха-ха, что она ответила! Действительно, это замечательно: тяжеловес боксер и маленькая девочка: смотрите, ха-ха-ха, какой удар дала, он даже не почувствовал.
Мы прекрасно понимаем, что духовная жизнь человека состоит из выполнения заповедей Евангелия и покаяния – это верно, это знает даже самый необразованный человек. Но как только мы оказываемся перед лицом того мира, который нас вопрошает, нам нужны знания, объяснения, аргументация, доказательства. Поэтому неверующий человек, хотя и высокообразованный, он не знает, куда идти. Вот он – неверующий. Спрашиваю: «Какой смысл вашей жизни?» Сразу вопрос: «Ты неверующий? Значит, атеист». А вы знаете, кредо атеизма какое? – Верь, человек, что тебя ожидает вечная смерть. Ах, вечная смерть – тогда не все ли равно, как мне жить. Это смысл жизни – бессмыслица. Если каждая личность не имеет своего вечностного существования, если все кончается со смертью тела, какой же смысл тогда в этой жизни, в этой деятельности, скажите? Скажет: «для других». Простите, они также погибнут, и все умрут. Зачем тогда подкидывать дрова в костер?
Недаром Калигула – был такой император Римской империи – сожалел только об одном: «Ах, как жалко, что у всего римского народа не одна голова, одним бы махом я как ссек бы, а тут казнишь каждый день, а их полно опять».
– Отличие вероучения о спасении православного от католиков и протестантов.
– Если кто интересуется этим вопросом, я бы очень посоветовал прочитать, во-первых, замечательные статьи Алексея Степановича Хомякова. Во втором томе его сочинений у него есть три письма западных исповеданий, в которых он великолепно показывает все различия восприятия христианства. То есть самого Бога и отношения человека к Богу в католицизме и протестантизме с одной стороны и в Православии – с другой стороны. Эту же линию уже в богословском лексиконе с богословским обоснованием дает другой видный мыслитель уже нашего времени, впоследствии Святейший патриарх Сергий в книге «Православное учение о спасении».
Какая основная у них мысль? Понимание спасения в западном христианстве, европейском христианстве, правовое. То есть там отношения строятся между человеком и Богом по форме тех отношений, которые существуют у земного человека с земным законом, с земными властями. Человек работает – ему платят, еще лучше работает – его награждают, дают ему героя, так что можно иметь заслуги, а можно иметь сверхзаслуги.
В католической Церкви эта идея заслуг пронизывает не только их догматическую систему, но выражается во всей аскетике – заслуги и сверхдолжные заслуги. Вот это понимание порождает, естественно, какое чувство у человека? Вы подумайте, мы ничего почти доброго не делаем и то, когда что-нибудь сделаем – сразу у нас мысли такие: «Я не фунт изюма». Как хорошо говорил святитель Феофан Затворник, замечательная фраза, я не могу ее не сказать: «Сам человек дрянь дрянью, а все твердит: «Несмь, якоже прочие человецы»».
Вот эти чувства и порождающие их мысли совершенно не соответствуют тому Евангельскому духу, тем принципам Евангелия, о которых мы все время твердим. В корне уже заложенная идея: я могу заслужить, более того – я могу сделать больше, чем нужно. Юношу помните богатого? Сказал Христос: «Хочешь быть спасенным – исполни заповеди. Ах, исполнил. Хочешь быть совершенным – иди, раздай имения и иди за Мной». И это истолковано в западном христианстве, в католицизме, как возможность совершения должного и сверхдолжного.
В Православии совершенно другое понимание. Что дает совершение заповедей, которые необходимы? Исполнение заповедей, лучше сказать, понуждение себя к исполнению заповедей дает возможность человеку наконец-то увидеть себя, кто я есть на самом деле. Я думаю, я прям святой, а тут мне сказали, что я дурной, я на него разозлился. Наградили другого – я позеленел, сделал что-то – я его осудил. Человек проступок сделал – я тут же всем: «Вы слыхали?» И так на каждом шагу. Я настолько уверен, какой я хороший, что я, наверное, от самого себя сбегу. Вот что дает исполнение заповедей – познание себя.
Что дает это познание? Оно мне показывает, кто я есть на самом деле. Самое важное, что нужно для человека – чувство реального видения себя, смирение. Это чувство помогает мне увидеть, что мне нужен Бог Спаситель. Недаром Христос сказал: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные». Я начинаю понимать, наконец, что я не могу избавиться ни от тщеславия, ни от зависти, ни от чревоугодия, ни от лукавства, ни от лицемерия, никак не могу – Христос мне нужен. Вот откуда начинается христианство, откуда начинается христианин, вот что такое исполнение заповедей.
А что дальше говорит Православие? Вот это смирение человека – это попытка исполнить заповедь постепенно, по мере этого смирение начинает очищать человека страстей. Что такое совершенство духовное? Совершенство это и есть очищение, это есть бесстрастие. Человека ругают, а он благодарит, тот тебе не знаю, что делает, а он за него молится. Как сказал Христос: «Добро творите ненавидящим вас, молитесь за обижающих вас».
Совершенство – это очищение от страстей. Вот что такое совершенство. Спасение приобретает каждый человек, кто увидел что он есть червь, а не человек, как говорил пророк Давид. Мы видим пример на кресте, когда разбойник только вздохнул: «Господи, достойное по делам нашим приемлем. Помяни меня во Царствие Твоем» – и это уже дает спасение. Христом мы спасаемся, не сами. То совершенство духовное достигается правильной аскетической жизнью, в результате которой, по мере смирения человека, Господь постепенно очищает его от страстей.
Кем он становится? Мы видим, кем становятся эти люди, какую приобретают они любовь. Что Исаак Сирин пишет, отвечает на вопрос: что есть сердце милующее – это есть возгорение о скоте, о пресмыкающихся, о гадах, о самих врагах истины. Так что без слез не может смотреть ни на какое страдание их. И если десятикратно в день он был бы сжигаем за любовь к людям – не удовлетворился бы этим.
Вот что такое совершенство. С чем оно сопряжено? Сисой Великий перед смертью как солнцем светился, смотреть на него нельзя было, – умолял Бога время на покаяния дать ему. Когда собравшиеся говорили: «Сисой, тебе ли каяться?» – что он ответил, помните: «Не знаю, братья, положил ли я хоть начало покаянию моему». Чем ближе к Богу, к этой абсолютной святыне, тем больше несовершенства видит и ощущает человек.
Знаете, ночью все кошки серые, говорят французы – и верно. Почти полумрак, так все мы такие чистенькие, а ну-ка свет дайте – оказываюсь я забрызганный в грязи. Вот что такое совершенство, а вовсе не какие-то сверхдолжные заслуги, какая дикость. Из этой дикости что рождается? Мнение о себе, гордыня. Франциск Ассизский говорил о себе: «Я не сознаю за собой ни одного согрешения, которое я бы не искупил исповедью и покаянием». Сисой молится время на покаяние дать ему, а Франциск не осознает никакого согрешения. Он был верным сыном католической Церкви и знал, что если он оставит все, он получит сверхдолжное и приобретет сверхдолжные заслуги. Эта беда в католицизме, которая проявилась резко в великих святых католической Церкви. Эта беда чисто логически привела к еще большим странностям, я мягко скажу.
В протестантизме – я вам скажу краткую формулу, вам станет все ясно: верующему грех не вменяется в грех, мы все святы святостью Христовой. Так что, действительно, теперь прямо в рай, только ножки поднимай.
Существуют разные жанры. Песнь Песней – это поэзия. Откровения блаженной Анжелы – совсем не поэзия. Тот же Карсавин пишет, что она была очень проста, недостаточно образованна, язык ее был очень примитивный и простой, но она искренне выражала то, что у нее было. Тут непосредственно исповедь своей души, а если это так, то, что она пишет, может только привести в изумление каждого читателя. Я нисколько не удивляюсь. Кстати, я прочитал Лосева немножко позднее, чем откровения блаженной Анжелы: действительно, там поэзия, а здесь изложение реальных переживаний. Если таковы переживания той, которую называют блаженной, святой, то стоит задуматься, какой же характер носит эта святость. Как нужно относиться к подобному роду вещам.
Самый главный вопрос, который стоит при оценке католической святости, католической миссии – это вопрос о критериях. По какому критерию мы будем оценивать, и есть ли таковы критерии. Оказывается, такой критерий есть. Мы берем не отдельные случаи – отдельный случай ничего не значит, по той простой причине, что иногда летчики падали без парашюта с многокилометровой высоты и не разбились. Это совсем не доказательство того, что теперь нужно всем прыгать без парашюта, дело не в случае.
Когда я привожу пример Сисоя Великого, то вовсе не потому, что это случайно, а это единое и общее направление всей святоотеческой мысли. Пимен Великий что говорил: «Поверьте, братья, куда будет ввергнут сатана, туда буду ввергнут я». Что пишет Исаак Сирин: «Воздаяние же бывает уже не добродетели и не труду ради ее, но рождающемуся от них смирению. Если же оно оскудеет, то первые (добродетель и труд ради нее) будут напрасны». Вот вам все сверхдолжные заслуги. Мысль о сверхдолжных заслугах вы нигде не найдете у святых отцов. Более того, они постоянно говорят, что самое страшное, что есть в человеке, являющееся источником всех заблуждений и падений человека, это мнение о себе. А это мнение – в чем проявляется? В разных формах.
Григорий Синаит пишет, от чего рождается прелесть, он говорит: «От двух вещей: от мечтательности и от сладострастия». Когда посмотришь на католических мистиков, то вполне соглашаешься. Посмотрите, что это такое. Когда распятый Христос обнимает ее рукой, блаженную Анжелу, когда она видит себя в лоне Святой Троицы, когда Дух Святой ей шепчет: «Дочь моя, возлюбленная моя, Я люблю тебя больше, чем ты Меня, и ни в ком Я не был так: ни в апостолах, ни в пророках, как в тебе». Выше апостолов и пророков – это откуда идет, это что на самом деле? Это ли не слишком?
А что творится с Терезой Авильской, какие вещи, а с Катариной Сиенской? Достаточно одной только фразы, когда она пишет: «Исполните волю Божью и мою». Это пишет королю Франции и папе Григорию XI. Что пишет? «Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращенный». Это она так пишет, которой исполнилось 20 лет. Она чувствует, что с ней должно что-то произойти, и что она начинает делать? Начинает повторять нежнейшую молитву, с которой она непрерывно ходит, обращенная ко Христу: «Сочетайся со мной браком в вере».
Изумительная молитва, лучше не придумаешь. Вы говорите, что там нет эротики? Это неправда, там такая эротика, что удивительно, достаточно одной фразы Терезы, чтобы понять сразу. О Христе как она говорит: «Возлюбленный», зовет таким свистом, что не услышать это невозможно. «Изнемогает душа моя от желания». Простите, но во всей святоотеческой традиции всех времен вы никогда не найдете таких вещей.
– Вопрос о мытарствах…
– Я знаю, что тема о мытарствах – наиболее часто смущающая людей. Когда не видят разницу между чистилищем и мытарствами – на самом деле совершенно разные вещи. Идея чистилища была оформлена, исходя из католического понимания покаяния. По католическому пониманию любое покаяние должно завершаться актами удовлетворения. Если человек покаялся, но не принес соответствующего удовлетворения, которое должно выражаться в конкретных делах: подать милостыню кому-то, больным что-то сделать, поклонов столько-то совершить, не важно. Если человек покаялся, но не принес соответствующего удовлетворения, куда его?
Покаялся – в рай? Нет, он удовлетворение не принес. В ад? Нет – он покаялся. Вот эти гигантские головы и придумали третье, что никогда не было известно. Этот пургаториум, где эти люди отбывают. Это удовлетворение, повинность, наказание, благодаря которому они потом спасаются. Вот это третье состояние.
Мытарство – что это такое? Во-первых, нет никакой идеи, что человек за свои грехи там приносит какое-то удовлетворение в форме наказаний. Идея совершенно другая. В мытарствах каждый человек ставится перед лицом конкретных страстей, и происходит дело весьма тяжелое: что победит у человека. Если он – раб страсти, то перед лицом этой страсти, перед лицом самого Бога происходит то, что человек все-таки отдается страсти. Даже перед лицом самого Бога происходит падение человека, он отдается туда, а не Богу. Рабство страсти низвергает человека в лоно этой страсти. Так происходит постепенное высвечивание человека перед каждой из страстей.
Почему Церковь особое внимание обращает на молитвы за усопшего? В эти сорок дней происходит тяжелейшее борение души человеческой. Мы уже здесь знаем, что такое эти борения, но мы здесь мы как зерцалом в гадании. Страсть вспыхнула и исчезла, то говорит, то молчит, а там во всей силе является перед лицом человека. И здесь обнаруживается, кто ты есть, что побеждает в тебе. Вот что происходит на мытарствах, а не истязание человека за то, что он не сделал.
Теперь в отношении важного вопроса о ценности молитвы. Что это значит? Совсем не сверхдолжные заслуги. Это очень важный момент. Что такое молитва и каково ее действие? Возможно ли одному человеку за другого молиться, что значит – молиться? – Помочь ему. Бессмысленно было бы, если бы не было помощи. Оказывается, мы своими молитвами можем помочь другому человеку. Почему были сильны молитвы святых? Христос сказал: «Сей род изгоняется молитвой и постом».
У нас почему бессильны молитвы? Потому что они большей частью болтаются, а не молятся. Нет молитвы, она не сопряженная с этой аскезой, понуждением себя, с постом. Что такое – с постом? То есть правильной аскетической жизнью. Молитва действенна тогда, когда она сопряжена с подвигом. Одна из причин поклонов: хоть чуть-чуть себя человек наклонит, с подвигом молитва соединенная приобретает особую действенность. Ибо молитва тогда исходит не просто от головы и не просто от сердца, а от души и тела исходит.
Как происходит помощь? Церковь есть организм, а что в нашем организме? Как может одна клеточка помочь другой? Помните, апостол Павел пишет: «Страдает ли один член – страдает все тело, радуется ли один – радуется другой». Мы теперь знаем прекрасно уже, в конце 20 века, что состояние каждой нашей клеточки не просто относится к ней самой, а воздействует на состояние всех других клеточек и, в первую очередь, на самые близкие. Посмотрите: воспаление кожи, волдырь – на самые близкие особенно действует состояние этой клеточки. Так вот молитва – это и есть ни что иное, как подвиг, помощь, как кровь переливается из одной клеточки в другую, так здоровая кровь помогает.
Я сказал, что на мытарствах человек ставится перед лицом страсти, и он побеждается, – не отрекается, не противопоставляет себя Богу, – а побеждается. Молитва близких, сопряженная с постом, молитва с подвигом может помочь человеку. Как мы помогаем больному, старому или немощному, так и здесь молитва есть то живое действо, общение между нами, которым мы можем реально помочь своему ближнему человеку. Никакого правового элемента, никакого законничества нет. Молитва, то есть подвиг, труд. Тот, кто молится, свою кровь отдает за того человека.
А характер мытарств? Когда Макарию Александрийскому было это явление, ангел ему явился и сказал: «Все, что ты видел здесь, знай: все не так, а самый слабый образ того, что там есть, но все не так». Это, конечно, образы. Кто хочет действительно помочь усопшему, он должен хоть эти сорок дней пожить по-христиански, не записками просто отделаться. По монастырям и храмам записки подал и все – и сходим в ресторанчик, помянем. Что проку от этого? Если Бог «спасает нас не без нас», то уж тем более наша молитва за человека бездейственна без нас, нельзя так делать.
– Ваше отношение к идее возможности монархии в России?
– Иван Александрович Ильин пишет: «Лучшая власть та, которая создает инструмент, при котором наверх могут выходить лучшие люди». Он называет этот принцип аристократическим, от слова «аристос» – значит лучший. Лучшая власть та, при которой могут к управлению выходить лучшие люди. А теперь дальше нужно смотреть, при какой структуре власти этот принцип наилучшим образом будет работать. Я даже спорить не хочу.
Я лично думаю не о монархии, не о демократии, я бы думал о том, вот была бы такая власть, чтобы лучшие могли подниматься, а не проходимцы и прочие, которые подкупами, ложью, обманом, агитацией умеют выйти наверх. Вот для меня какая лучшая власть, а как, какая она будет, – монархическая, демократическая, – меня это вообще не интересует, потому что я знаю: беззакония творились и при монархии, и при демократии. Ибо грех одинаково действует при любом строе, а вот найти механизм, при котором бы выдвигались лучшие – это было бы прекрасно.
– Как вы относитесь к соединению Церквей: православной, католической и протестантской?
– Владимир Соловьев говорит, что это произойдет перед лицом антихриста. Я бы чуть-чуть его откорректировал. Если это произойдет, то только по одной причине: если все они уверуют в антихриста. Но ни по какой другой.
Что такое соединение? Мы даже не представляем себе, что это такое – соединение Церквей. Эта фраза иногда произносится, а не понимаем, что это значит. Тут много различных моделей единства. Что такое соединение с католической Церковью? Рим же не может отказаться от того, что именуется папством. Поэтому католическая модель единства одна: все должны прийти к престолу папы. Не может оно отказаться от этого. Вот какая католическая модель. Если Православию это понравится, то пожалуйста, только это будет беда.
Какая протестантская модель единства, в чем заключается? В том, что все Церкви, то есть христианские общества, все они как есть, со всеми своими учениями и лжеучениями, нужно признать за Церкви. То есть что все мы уже составляем одну Церковь. Они так и говорят: «Все мы составляем одну Церковь». И только упорство этих несчастных богословов и епископата не дает нам возможности сказать об этом открыто. Задача какая? Открыто, наконец, заявить о нашем сущностном единстве всех. Если кому понравится такая модель.
Мне она лично совсем не нравится. Я бы не хотел объединиться с англиканами. Какое англиканское учение о Евхаристии? Ответ председателя комиссии: «Вы знаете, я считаю, я верю в пресуществление. Но это учение нельзя рассматривать как общепринятое в англиканской Церкви, и, вообще, у нас нет единого учения об Евхаристии».
Пью кофе с епископом англиканским, он меня убеждает в чем: оставим Бжество – Христос – Человек, идеальный Человек, которому нет равных, вот кто Христос. В академию приехал один знаменитый текстолог-новозаветчик, посидели минут пять, он меня начал убеждать: Христос, конечно, не воскрес, что вы – никакого Воскресения не было.
Я потом посмотрел: оказывается, в англиканской Церкви нет учения ни о чем. Человек верит непонятно во что, но считает себя членом Церкви. Основной принцип англиканской Церкви – принцип всеобъемлемости, то есть я – все и вся. Что было бы с Церковью, если бы она была такой изначала? Эти бедные люди, которые собирали Вселенские соборы, спорили об одной йоте. Чем они занимались? Такой чепухой: воскрес Христос – ладно, не воскрес – и не надо. Бог Он – ну и хорошо, не Бог – ну и пожалуйста. Какая красота, какая свобода.
Один из них, Робинсон в своей книге «Быть честным с Богом» договорился до того, что личного Бога нет. Был взрыв, негодование на ламбетской конференции. Из президиума архиепископ Кентерберийский ответил: «Друзья, вы не беспокойтесь, он же человек, Робинсон, он же имеет право на личное богословское мнение». Вот и все. Он это право и осуществил. Вот в этой своей книге. Оказывается, уже богословским мнением является даже, если и в Бога не веришь. Бога нет – это одно из личных богословских мнений. Вот теперь подумайте. Я бы мог привести еще ряд примеров – что такое объединение с протестантами. Это будет такой ковчег уж какой-то, Ноев. То есть такой – чистый с нечистым, что вообще ничего не разобрать.
Вот я полагаю, что это может случиться, потому что то, что мы видим сейчас в западном протестантском мире – становится достоянием всего христианского мира, лишь в разной степени, там потеряна идея истины.
Слово ересь ни разу за всю эпоху не было произнесено. Простите, было произнесено один только раз – когда осуждали апартеид в Южной Африке. В отношении же всех прочих вещей: как хотите, так и учите, это ваше мнение, а это мое мнение, это его мнение – и все равны. Нет истины – есть мнение. И это с такими Церквями соединяться? Да что же тогда будет с Церковью? Какой же она столп и утверждение истины?
Вы только подумайте, когда сама идея истины выброшена. Нет истины – есть мнение. Все это закон, поэтому говорить о соединении католической Церкви и протестантской Церкви с православной Церковью – для православного сознания нонсенс полный. Это будет полнейшая деградация и ниспровержение всего того ценного, что мы пока еще имеем и храним.
