В традициях русского села трудно найти черты христианства без примеси народных верований.
Тема смерти (и сопровождающих ее ритуалов) всегда была и остается очень актуальной и животрепещущей, не только выступая результирующим, финальным аккордом жизни как таковой, но и постоянно привлекая к себе внимание человека на всем ее протяжении. Смерть – центральный или один из важнейших моментов религий и мировоззрений, один из популярнейших сюжетов мифологии и культуры, множество лучших произведений культуры созданы благодаря ей. В современной медиа- и сетевой постмодернистской реальности смерть – один из популярнейших мемов. Однако, поскольку большинство обитателей интернет-реальности и пользователей соцсетей – жители мега- или просто полисов, о том, как это происходит «на самом деле», у них чаще всего смутное, максимум – виртуальное представление. В городах похороны имеют технический характер – многие просто кремируют «своих мертвецов» и потом пристраивают где-нибудь прах. А если даже и хоронят, особенно когда – как у «выдающихся» членов общества – этому сопутствуют церемонии прощания, гражданские и не только панихиды, то на этом похоронный ритуал и заканчивается.
Совсем иначе дело обстоит в российской провинции. Там похоронно-поминальные ритуалы – важный элемент «сакрального» годового цикла.
Во всех традиционных культурах существуют отдельные комплексы ритуалов, связанных со смертью, однако в современной России ситуация эта, увы, печальна – как раз в полном соответствии с характером события. Благодаря, с одной стороны, последовательной деструкции национальной, традиционной и духовной культуры, а с другой – общечеловеческим процессам постмодернистской глобализации и обмирщения российские похороны производят угнетающее впечатление. Проиллюстрирую это на примере одного провинциального села.
В деревнях и селах каждую весну перед Пасхой (и соответственно следующей за ней «Пасхой мертвых» – Радоницей) православные верующие по обычаю благоустраивают могилки почивших родственников. Красят кресты, памятники и ограды, вычищают прошлогоднюю траву, листья и мусор, обновляют цветники. Особо прилежные повторяют этот ритуал и осенью. В деревне, о которой идет речь, последние несколько лет весь преподавательский состав школы по распоряжению директора проводит «кладбищенский субботник».
Несмотря на строгий и всем известный церковный запрет, многие совмещают светлый праздник Воскресения Христова с поминовением усопших, устраивая пьяные поминки не отходя в буквальном смысле от гроба.
Однако апогей культа наступает на Радоницу, отмечаемую на следующей за Пасхальной неделе. Как история, традиции, так и народные поверья Радоницы, известные нам по этнографическим исследованиям, однозначно указывают на языческое происхождение праздника. Ведь не кто иной, как сам Христос прямо указал: «Предоставь мертвым погребать своих мертвецов» (Мф 8:21-22).
Современные неоязычники, «реконструируя» свой календарь, заявляют об очередной «узурпации» языческого праздника. По сути, языческой, пусть и в переносном смысле, Радоница является и сегодня. В упомянутом селе, как и во всей области, этот день вот уже несколько лет – выходной (хотя по общероссийскому календарю – обычный рабочий день). Отовсюду – из окрестных сел, деревень, городов – съезжаются с раннего утра родственники почтить усопших предков. Лужайка перед входом на кладбище заполнена машинами. У ворот – временный алтарь, за которым окруженный старушками священник служит панихиду. На этом, однако, «православность» заканчивается, едва начавшись.
Чуть дальше – уже «помянувшие» жители устроили перекур. Одному из них, вылезшему вперед, в «сакральное пространство» священнослужения, батюшка, на миг отрываясь от чтения, выдает: «Я тебе говорю – будешь страдать», – и продолжает требу. Ну а дальше начинается сущее «язычество». Почти все могилки по традиции сопровождают стул и стол, на который «на помин души» кладут немудреную снедь – конфеты, печенье, крашеные яйца. Можно увидеть и пачку сигарет – если покойник курил. Сами посетители кладбища распивают алкоголь и с наслаждением закусывают. Кто-то культурно, привезя все с собой, кто-то из местных алкоголиков употребляет паленую водку под «бесплатную» закуску – благо ее тут в избытке, если совесть позволяет «обирать» покойников. Помимо пьяниц, празднику рады и дети из малоимущих деревенских семей – они проворно набивают продуктами целые сумки и несут добычу домой.
К полудню ритуал, как правило, заканчивается – все расходятся и разъезжаются, кроме нескольких отменно помянувших и прилегших тут же, на травке, вздремнуть. Однако и их может прогнать с погоста дождик, который в этот день считается доброй приметой.
В этой самой деревне несколько лет назад неожиданно, от инсульта, умер мой одноклассник. Проблема была в том, что мать у него русская, а отец – аварец, и, следовательно, какой-никакой, а мусульманин, со всеми горно-племенными обычаями в придачу. Вот и пришлось несчастным родителям изо всех сил стараться угодить и нашим и вашим. Мать настояла на погребении на третий день, отпевании и последующим службам по православному обряду, отцу же ничего не оставалось, как дождаться приезда многочисленных родственников и соблюсти некоторые мусульманские традиции похорон. Поминки – публичные – тоже были безалкогольными. Вот такое смешение вер…
А год назад в Кировской области в последний путь отправился Алексей Добровольский, более известный как Доброслав – один из первых и на момент своей кончины (73 года) старейший неоязычник России. «Отдать последний долг» патриарху современного родноверия съехались последователи, ученики и почитатели со всей страны. Доброслава отправили в «Небесный Ирий» согласно его завещанию: сыновья сожгли его тело на «краде» – ритуальном костре, раздав потом по горсти пепла присутствующим. Интересно, как удалось при этом избежать проблем из-за юридически незаконного способа кремации, несмотря на присутствие сотрудников правоохранительных органов? По слухам, составляя завещание, Доброслав решил проблему «чисто по-русски» – «билет» в один конец обошелся его наследникам в некоторую сумму…
Вот как-то так и умирают наши соотечественники и современники. Вроде бы и православные по рождению, а на деле – сущие язычники или по крайней мере продукт многовекового смешения традиций.
