Эстетика смерти

18.11.2013
Эстетика смерти
Это поразительная исповедь уставшего и отчаявшегося человека, пытающегося поэтическими образами убедить себя в благости смерти-утешительницы:"Смерть стоит передо мной сегодня подобно выздоровлению, подобно выходу после болезни.Смерть стоит передо мной сегодня подобно аромату мирры, подобно сидению под навесом в ветреный день.Смерть стоит передо мной сегодня подобно аромату лотоса, подобно сидению на берегу опьянения.Смерть стоит передо мной сегодня подобно удалению бури, подобно возвращению человека из похода к своему дому. ...Смерть стоит передо мной сегодня подобно тому, как желает человек увидеть свои дом после того, как он провел многие годы в заключении..." Эдгар По когда-то заметил, что смерть молодой красивой женщины - лучшая тема для художественного произведения. Правда, он не был здесь первооткрывателем. Еще в средние века сокрушения о кончине прекрасного передавались прежде всего через образ погибшей женской красоты. Леонардо да Винчи писал с тоскою: "О время, истребитель вещей, и старость завистливая, ты разрушаешь все вещи и все вещи пожираешь твердыми зубами годов мало-помалу, медленной смертью. Елена, когда смотрелась в зеркало, видя досадные морщины своего лица, содеянные старостью, жалуется и думает наедине, зачем два раза была похищена".В средневековье сквозь флер христианства явно проглядывал грубый материализм, который, по словам И. Хейзинги, не мог смириться с мыслью о кончине чего-то прекрасного без того, чтобы не усомниться в красоте самой по себе. С тех пор как изящная словесность стала достоянием "широких трудящихся масс" и по сей день почти все писатели с большим "кайфом" отправляют своих героев на тот свет. Да еще и названия дают соответствующие: "Смерть Ивана Ильича", "Смерть в Венеции", "Смерть Тарелкина", "Смерть коммивояжера", "Девушка и Смерть", "Приглашение на казнь" или просто "Смерть". Разумеется, я имею в виду произведения серьезные, мирового масштаба, ибо в детективах трупы громоздятся горами, но это ни на йоту не приближает нас ни к сердечному прочувствованию смерти, ни к рациональному ее постижению.Как известно, диалектика смерти в искусстве передается через категорию трагического. О том, что эстетическая эмоция включает в себя как радость, так и скорбь, ужас, говаривал еще Юм. Без гибели нет катарсиса, очищения,- этот закон античной трагедии, как пола плаща над ребенком, навис над всей средневековой и современной литературой Запада и Востока (о Севере и Юге умолчу)... Гением смертельной литературы можно назвать Шекспира. Его герои не просто умирают или убивают других, но превращают это действие в великую эмпирическую философию, внутренне как бы наслаждаясь переходом от "быть" к "не быть".Живописцы и графики тоже не обделили смерть своим вниманием. В средние века ей посвящали чуть ли ни каждое третье произведение изобразительного искусства. Осмысление смерти происходило одновременно в возвышенном (экзестенциально-эсхатологическом) и в бытовом ключе. А для многих художников Ренессанса смерть - это чуть ли не праздник, пиршество красок и плоти (пусть и умирающей). Даже распятого Христа умудрялись писать весьма жизнелюбивыми красками. Бытовое же осмысление смерти, (например, в миниатюрах из книг типа "Искусство умирать") хотя и отличалось фамильярным отношением к курносой, но все же не теряло духовного, экзистенциального напряжения.Критический реализм XIX века перевел осмысление смерти в социальную плоскость. "Утро стрелецкой казни" Сурикова или "Казнь заговорщиков в России" и "Подавление индийского восстания" Верещагина - классический тому пример. Для живописцев-реалистов важно было не столько передать внутреннее состояние человека, сколько обличить несправедливое устроение мира. Средневековая эстетика не снижала образ смерти даже лубочно-бытовыми миниатюрами. А "высокий реализм" добился отчуждения человека от смерти, относясь к ней как к социальному акту и не более. Из генералов смерть была разжалована в унтер-офицеры и послана на Кавказ, в действующую армию.Искусство XX века вернуло смерти ее эполеты. Но сделала это скорее литература, чем живопись. Правда, русская литература еще в XIX веке сумела преодолеть детскую болезнь социального критиканства, выйдя на "проклятые" вопросы бытия. Здесь русские писатели (прежде всего Достоевский и Толстой) почти на век опередили Европу (и остальной мир). Что ни говори, но вся экзистенциальная литература нашего столетия - всего лишь зарево "Смерти Ивана Ильича" и "Братьев Карамазовых".Искусство первым заговорило о смерти любого человека, даже самого ничтожного, как о гибели целого мира. Правда, мировая культура вторичная в осмыслении самого феномена смерти - она либо плетется за буддизмом, приравнивающим смерть к жизни (ибо смерть - это новое рождение), либо за каким-нибудь новейшим учением типа экзистенциализма, для которого жизнь и смерть абсолютно равны, поскольку одинаково абсурдны. Если же подняться на более высокий уровень, отрешась от прагматической функции эстетического наслаждения при восприятии художественного описания смерти (уф-ф, еле выговорил!), то придется перейти на философские категории, как это сделал Л. Н. Гумилев в диалоге с А. Панченко "Чтобы свеча не погасла". По его мнению, "самое существенное то, что на планете Земля происходит не только накопление солнечного света путем фотосинтеза, но и творческие его преобразования в формы, устремленные к иррациональным понятиям: Истина и Красота". Правда, Л. Н. Гумилев избегает при этом говорить об одной ив главнейших проблем теории познания, суть которой можно сформулировать так: существует ли эстетика, красота, истина и т. д. вне человеческого сознания- или все это умирает вместе с вами? Умирают диалоги Платона, законы ньютоновской механики, белеющие одиноко паруса "в тумане моря голубом", умирают "гении чистой красоты", пронзительно канареечные подсолнухи Ван Гога...
Делясь ссылкой на статьи и новости Похоронного Портала в соц. сетях, вы помогаете другим узнать нечто новое.
18+
Яндекс.Метрика