Возможно, самый известный анекдот о латышах
Еврейская мама дает напутствие сыну:
— Изя, твоей первой женой должна быть еврейка. Это связи и блат. У вас будет настоящая семья, дети, хороший, правильный дом. Ты займешь положение в обществе, дети вырастут, получат образование... А потом ты разведешься и женишься на русской или украинке...
— Но я же еврей!
— Русские и украинки красивые, вкусно готовят, страстные. Вы будете путешествовать, развлекаться. С ней ты почувствуешь себя настоящим мужчиной... А потом ты разведешься и женишься на латышке.
— Почему?!
— Ой, сынок, они так за могилками ухаживают!
Видео по ссылке https://www.delfi.lv/video/dzivesstils/kapu-svetki.d?id=51863135&jwsource=em
«Своеобразная taphophilia — любовь к могилам и кладбищам — регулярно выделяется как одна из характерных черт латышского поведения и латышского характера, — подтверждает этнограф Института этнологии и антропологии Российской академии наук Светлана Рыжакова — один из первых научных исследователей Кладбищенского праздника (kapusvētki). — Она выражается и в прогулках по кладбищу как обычном, часто предпочтительном времяпровождении. Это возможность в определенной мере уединиться, поразмышлять, приобщиться к священному. Обязательное посещение кладбищ и уборка могил — часть латышского этикета, и отражена она в поговорках типа «покажи мне могилу твоего близкого, и я скажу, кто ты».
В 2010 году режиссер Алвис Херманис поставил в Новом Рижском театре (НРТ) спектакль, посвященный Кладбищенскому празднику. Актер Гундарс Аболиньш, который участвовал в этой постановке посетил разные кладбища мира и видел очень разные kapusvētki в Курземе, Видземе, Латгале, а также в православном эстонском регионе Сетумаа, о чем рассказал DELFI. Редактор специализированного издания In Memoriam Зане Пилька-Каралевича посвятила в кладбищенские тренды Латвии. А мама четырех детей Анита Шиклова провела экскурсию по самому живописному кладбищу страны - Алуксненскому.
Анита Шиклова. «Я читать научилась по надписям на могильных плитах»
«В юности, бывает, подбешивает, когда родители отрывают тебя от кучи интересных дел и тащат на кладбище. Но с возрастом в какой-то момент в голове что-то щелкает и… Земля зовет. Как на улице потеплее, то русские едут на дачи-огороды, а мы с мамой — на могилки», — рассказывает Анита Шиклова. Она живет в Алуксне — городе, который многие уверенно называют столицей kapusvētki.
Алуксненское кладбище находится в уникальном месте — на полуострове, на горке в вековом дубовом лесу. «По-моему, это самое красивое кладбище на земле! — уверена Анита. — У меня к этому делу врожденный интерес: всюду, куда приезжаю, первым делом иду на кладбище. Была и на знаменитых мексиканских. А когда вышел спектакль Херманиса, я подбила весь бывший класс ехать на него в Ригу».
Гордость Алуксненского кладбища — творения мастеров времен Первой республики kroņu vanniņi: железные ванночки, в которые помещали металлические венки из покрытых разноцветной глазурью цветов — филигранной работы незабудки, розы, желуди, ветки пальм… Все запаяно в стекло. В Риге таких уже не найти. Оказывается, были мастерские, которые такие «ванночки» делали на экспорт. Фото - Марис Морканс.
Алуксне по статистике — самый неверующий край, но Алуксненское и Зелтиньское (Алуксненский район) кладбища собирают на kapusvētki тысячи латышей. «Этот праздник был у моей бабушки, мамы, у меня, теперь у моих четырех детей, — говорит Анита. — Я даже читать научилась, смахивая осенние листья с могильных плит и всматриваясь в надписи. Как сейчас помню первый текст — Zābaku dzimta (Семья Забаков). Даже в советское время традиция не прерывалась — в киножурнале «Советская Латвия» был сюжет Kapusvētki Aluksnē. И все же для латышей kapusvētki всегда были чем-то вроде тихого протеста — собирались свои и общались. То же было при немецких баронах. Нация ведь создалась в дружбе против кого-то: есть мы и есть чужие — те, кто у власти… А своим надо где-то собраться».
Активный уход за могилками начинается с весной. Каждая семья выбирает свои цветы, у каждой свой «фирменный» стиль уборки могил и дорожек: одни елочкой узор делают, другие — полосками, третьи — веером... Песок должен быть идеально чистым. Весь инвентарь остается там же — никто не украдет.
К первому воскресенью августа наступает кульминация: как говорят жители Алуксне, в город стекается «столько народа, как в Риге».
Городок с населением чуть более шести тысяч принимает тысячи гостей не только со всей Латвии, но и эмигрантов из Англии, Ирландии, Австралии и прочих населенных латышами стран. Все гостиницы и гостевые дома забронированы с весны. Власти Алуксне притягуивают к этой дате все городские праздники. Понятно, что торговля принесет самую большую прибыль.
Мероприятие начинается с церемонии. В каплице пришедшим раздают программки со списками перебравшихся «жить» на кладбище. До выхода регулы о защите личных данных писали год рождения упокоившихся — теперь только фамилию-имя. Рядом выстраивают эстраду со стульями — лютеранский и католический священники читают проповеди, играет духовная музыка. А потом все расходятся по своим...
Парикмахеры в этот день трудятся от рассвета до заката. Дамы достают лучшие платья из шкафов. До сих пор встречается кримплен. Некоторые шьют специальные наряды. Работают все рестораны и магазины, но толпа такая, что продукты буквально выметаются. Вокруг кладбища — киоски со вкусностями. Традиционное праздничное блюдо в Алуксне — бульон с микроскопическими профитролями из заварного теста с зеленью.
«В Алуксне все с рождения знают, что принято и что не принято, что красиво и что некрасиво, — рассказывает Анита. — Ой, какой памятник красивый они своему Янису поставили! А у Берзиньшей слишком блестящий, как у русских прям! Как-то моя сестра привезла из Ирландии пластмассовые цветы — все сделали круглые глаза: искусственные только русские на могилы ставят. Поесть на могилке — это тоже традиция русских. Кстати, русское кладбище в Алуксне — совсем другое. Там украшают на Пасху и Троицу. И хоть и говорят, что «после смерти все вместе» — нет, все отдельно».
После кладбища толпа перетекает по домам родных-знакомых — садятся за столы с белыми скатертями, чествуют живых и мертвых. Вечером — непременно Зеленый бал, когда на улице играют оркестры. Может, и фейерверк. Параллельно случаются слёты одноклассников — они обычно заседают в школе, а потом еще День города и соревнования скоростных моторных лодок.
С кладбищем связана удивительная история семьи Аниты. Год назад после ухода мамы Анита узнала, что в войну та была «дочерью леса» — скрывала «лесных братьев», которые в Видземе почти не оказывали вооруженного сопротивления. «На последний праздник приехали незнакомые мне родственники — какие-то семиюродные братья, которые все рассказали, — вспоминает Анита. — Оказывается, их отец скрывался от советской власти аж до 1954 года. Объявился лишь после смерти Сталина — раньше могли расстрелять, а тут «всего лишь» сослали в Сибирь. Его спасительным местом было кладбище: услышав про очередную облаву, он бежал к свежим могилкам, на которых стояли венки, и прятался за ними. Ни одному чекисту в голову не приходило заглянуть туда — боялись покойников. А латышу кладбище, что дом родной.
Сейчас считается, что не надо грузиться мыслями о смерти, чтобы не притянуть. Но не думать об этом глупо — нельзя жить, как будто ты вечен. Нигде не написано, когда ты умрешь, а в итоге ты загрузишь своей смертью всех остальных. Недаром наши предки с молодости готовили себе гроб и вещи для погребения. Помню, как играя в соседском доме, я залезала в такой гроб — очень удобно и совсем не страшно. Жизнь и рождение — единый цикл. Это как кисть руки: есть тыльная сторона и ладонь. Смерть — часть жизни, а жизнь — часть смерти».
Гундарс Аболиньш. «Кладбища и туалеты многое говорят о культуре народа»
Исполнитель одной из ролей в спектакле НРТ Kapusvētki Гундарс Аболиньш признается, что этот праздник не был в традициях его православной семьи. Но мама, бабушка и тетя с детства брали его с собой, когда шли ухаживать за могилками. Родственники, близкие и друзья Гундарса лежат по всем центральным рижским кладбищам и в Мадоне.
Актер Гундарс Аболиньш. Фото: Марис Морканс
«С каждым годом могилок все больше. Стараюсь прийти и позаботиться, чтобы цветочки свежие были, очиток шестирядный высажен и полит, кустики подрезаны, плитка на месте — это само собой, — рассказывает Гундарс. — Помню, когда учился в школе, мы ходили в магазины с похоронными принадлежностями — на Матиса и на Суворова — такие небольшие посольства смерти, где густо пахло клеем и формалином. Смотрели, шарахались, выбегали, возвращались, снова шарахались...»
Гундарсу нравится теория, что где-то далеко есть планета, такая же как Земля, куда переселяются все, кто от нас ушли — Viņsaule или Aizsaule («тот свет», «за солнцем»), которые так часто упоминаются в латышских дайнах. Этот свет зовется Pasaule («под солнцем»): «Когда мои родители ушли, я себя успокоил тем, что это временно — через некий срок мы снова увидимся. А пока прихожу на кладбище, выключаю телефон и общаюсь. Такое отношение помогает сохранять вертикальную связь с предками, что делает нас крепче. Воспоминания держат вместе, а иначе ты пыль. Мои дети знают, где бабушка и где прабабушка спят. Я им так говорю, что не зарыты, а спят».
Гундарса расстраивает, что латыши, вместо того чтобы как раньше «кормить велей» (в Veļu laiks, период между днями Микелиса и Мартиньша с 29 сентября по 10 ноября латыши оставляли угощение для душ умерших), перешли на чужеродный Хэллоуин: «Это самый глупый праздник, какой можно придумать. Зачем так шутить со смертью? Ее надо уважать, быть с ней в хороших отношениях, а не провоцировать! Этот праздник, как и День Валентина, созданы, чтобы кому-то что-то продать. Ко мне на Хэллоуин пришли разрисованные дети с родителями — я конфет не дал, зато промокшим в дождь родителям налил по 50 грамм. Они сказали: у вас лучший дом — хоть где-то нас угостили, а детям и не надо конфет, у них животы и зубы потом болят».
Ко мне на Хэллоуин пришли разрисованные дети с родителями — я конфет не дал, зато промокшим в дождь родителям налил по 50 грамм. Они сказали: у вас лучший дом — хоть где-то нас угостили, а детям и не надо конфет, у них животы и зубы потом болят».
На kapusvētki Гундарс впервые попал случайно, оказавшись в этот день в Мазирбе и отправившись со знакомыми на маленькое кладбище. Позже, исследуя разные кладбища Латвии при подготовке к спектаклю, он поразился, как маленький и тихий праздник в Курземе отличается от шумных и многолюдных празднеств в Видземе и Латгале: «В Алуксне, Зелтини, Варакляны у кладбища стоят машины с голландскими, британскими, немецкими, русскими, белорусскими, латвийскими номерами. В Варакляны к празднику варят настоящее латгальское пиво, пекут деревенские хлеба с трещинами на корке, привозят душистый мед, кучу безделушек сакрального характера. Все одновременно: Иисус — на кресте, пиво — в бочке».
По наблюдениям Гундарса, «на каждом сельском кладбище есть хоть одна бабушка, которой за 90 лет, она плохо слышит и видит, с трудом ходит, но всех помнит... А например, под Кулдигой есть два кладбища через дорогу — католическое и лютеранское. Там праздники отмечают в разное время, а люди — те же. Там один бывший сотрудник прокуратуры может рассказать про каждую могилку: тот убил этого — жертва и убийца лежат рядом, а вон те муж и жена не лежат рядом, потому что у жены был любовник… И так часами».
В Риге кладбищенский праздник есть, но поскольку латыши перебрались в город лишь в середине 19-го века, у большинства семейные могилки на селе — туда и едут. «Что празднуют? — рассуждает Гундарс. — Прямого ответа нет. Скорей всего, это стремление родственников друг к другу, связи ведь все слабее. Мы тесно общаемся с коллегами по работе, друзьями, а родственники отходят на второй-третий план. Скажем, в Италии принадлежность к фамилии — святое. У нас уже нет, но некий инстинкт самосохранения, наверное, не дает этому стремлению совсем заснуть. Потому люди и едут за 200 км. Приятно наблюдать, как молодые люди ухаживают за старичками — помогают присесть, встать, пройти. Все поколения рядом не часто видишь. Свадьбы чаще проводят в новых традициях, похороны — печальное событие, а тут — все рядом, весело и светло».
Гундарс любит посещать кладбища разных стран: «Кладбища и туалеты многое говорят о культуре и традициях народа. К примеру, в Вене есть целый музей похоронного искусства. Сейчас его перенесли поближе к центральному кладбищу — отдельному городу, через который идет автобусная линия с остановками и расписанием… Как ни странно, но праздник, подобный латышскому, я видел в эстонском районе Сетумаа, где в церкви небольшого поселка под Печорами служил мой родственник, православный батюшка. Там на кладбище люди ставили на могилы столики с отпиленными ножками, накрывали выпить-закусить, садились на скамейки и рыбацкие раскладные стульчики и отмечали. А священник ходил по кругу и освещал. Пока всех обойдешь, уже с трудом ходишь...»
Этнограф. «Если kapusvētki с чем-то сравнивать, то с японским праздником О-Бон»
Так получилось, что российская этнограф Института этнологии и антропологии РАН Светлана Рыжакова стала одним из первых научных исследователей Кладбищенского праздника, который до того выпал из поля зрения фольклористов (он не упоминался в народных песнях) и из фокуса теологов (он не входит в церковный календарь и не совпадает с языческим земледельческим циклом). Практически одновременно со статьей Рыжаковой вышла и книга латышских ученых Лауры Узуле и Виты Зелче «Latviešu kapusvētki: identitātes rituāls». «Бывают моменты, когда вдруг все начинают обращать внимание на что-то, что было всегда, но вне центра внимания», — объясняет это совпадение Светлана.
Откуда пошел праздник? В своей книге Cultura Lettica Светлана приводит версию актеров Нового Рижского театра: «Пастор-немец привык к тому, что по воскресеньям латыши послушно посещают церковь. Однажды зашел, а церковь пуста! «Где латыши?» — удивленно воскликнул он. Оказалось — все на кладбищах, поминают своих усопших. Тогда пасторы решили, так сказать, держать руку на пульсе и вместе с ними праздновать кладбищенские праздники».
Латышский стиль кладбища
По версии этнографа Светланы Рыжаковой
ОградыОтсутствие металлических оград. Лучше низкий кустарник
ЦветыОтсутствие искусственных цветов
РельефСохранение естественного рельефа. Не поднимать могилу над землей
ЗеленьВыращивание живых цветов и озеленение
КлассикаОбразец стиля в Риге: Лесное кладбище (Meža kapi). Открыто в 1909 году
СтолицаСтолица Кладбищенского праздника: Алуксне
Версия самой Светланы Рыжаковой посложнее. Первое найденное ею упоминание праздника в прессе датировано 1831 годом: владелец усадьбы Бирини граф Людвиг Август Мелин вложил в Видземскую консисторию 1800 талеров с условием, что «плоды» будут разделены как дары милосердия и чести — Новый завет детям и взрослым и день Яна, когда на кладбище Кримулды был проведен кладбищенский праздник…
По мнению этнографа, в появлении традиции сыграли роль несколько причин. Это и отмена крепостного права (в Курземе — в 1817 году, Видземе — в 1819 году), давшая свободу перемещения крестьянам. И активное обращение народа к образованию, в том числе на латышском языке. Во второй половине XVIII века, когда действовал запрет на проведение собраний в молельных домах и церквях, гернгутеры (последователи чешского реформаторского гуситского движения) летом приходили на кладбища и читали там проповеди, создавая позитивную атмосферу среди крестьян. Обычай чистить, убирать и украшать кладбища сформировался как раз в Видземе, в областях, бывших под сильным влиянием гернгутерского движения.
«Солнышко тихо смотрит нам в глаза, словно удивляясь и вопрошая, что мы, облачившиеся в праздничные одежды, пришедшие сюда без покойного, делать будем?» — приводит Светлана Рыжакова описание праздника 1865 года в Доббельне.
«Самое интересное и уникальное, что Кладбищенский праздник — это не о смерти. Хоть на нем и вспоминают людей, ушедших за год в приходе, — говорит Светлана Рыжакова. — Если уж с чем-то его сравнивать, то с японским праздником О-Бон, который тоже отмечается в августе. Это праздник, когда люди возвращаются домой, повод побыть вместе, семейная память. В христианской культуре к этому близко Рождество, но там каждый собирается своей семьей, а тут все вместе».
В советское время праздник, по сути дела, оказался единственным дозволенным религиозным мероприятием вне культовых зданий. Но произошла его трансформация — с 1960 года в июле-августе были установлены светские дни поминовения (Mirušo atceres diena), которые сохранили почти всю атрибутику старых кладбищенских праздников, только без Слова Божьего и с идеологической частью
Вот как праздник в Балвы описывался в газете «Циня» за 1963 год: «Вывесили красивый лозунг перед входом на кладбище. Шествие начинается от клуба. Молодежь идет пешком, старые едут на машине. Все участники кладбищенского праздника обходят трижды вокруг кладбища. Пионеры шли с венками и цветами. Торжественную часть открывает председатель сельсовета. В своей речи он вспоминает похороненных тут за прошлый год людей и павших в Отечественной войне. Выступают представители школы и обычные люди. Пионеры исполняют хоровую песню. Оркестр играет после каждой речи. Потом все возлагают цветы и венки. Выходят с кладбища, и опять все трижды обходят вокруг кладбища». В 80-х годах традицию вернули в прежнем виде — с присутствием умеренного религиозного контекста.
Журнал. «Насколько это правильно — так держаться за усопших? Не очень»
По многочисленным просьбам читателей издательство Santa сделало уже четыре спецвыпуска журнала In memoriam, посвященного кладбищенскому празднику и тематике в целом. Расходится он многотысячным тиражом.
«Кладбище у нас как святыня, о чем свидетельствуют многочисленные латышские традиции — ежегодные кладбищенские праздники летом, дни поминовения умерших, свечные вечера, время велей осенью, — признает редактор Зане Пилька-Каралевича. — Не зря говорят, что о мертвых мы вспоминаем и посещаем их чаще, чем живых. Скажу честно, сама я возглавила выпуск с большим удовольствием. Кладбищенский праздник в родном Виляны отмечала с детства. Семья наряжалась в лучшее, садились на запорожец и ехали на два кладбища, где собиралась вся родня. Встречи, показы мод, последние новости, хихиканье по поводу подвыпивших знакомых, экскурсия по могилкам, своеобразным музеям достижения каждой семьи… Крутое и очень радостное событие! Никакого плача и посыпания головы пеплом».
Подробно рассказывается о том, какие работы необходимо проделать в предверии Кладбищенского праздника: укрепить и протереть памятник щеточкой и тряпочкой — сперва с мылом, потом без. Восстановить буквы. Снять ржавчину с железной скамейки или покрасить деревянную. В тренде — практичные стеклянные памятники и скамеечки, но стоят от 1500-2000 евро. Если надо — сменить крест, зарыв старый в землю. Высадить цветы и рассаду (самая популярная — очиток шестирядный) в удобренную за три месяца до того и посыпанную сосновой корой землю. В латышской традиции — покрывать территорию белым песком, но сегодня многие выбирают практичную гранитную крошку или даже плитку.
Психолог предлагает держаться «золотой середины». Да, кладбище — это важно. За каждым человеком стоит его род и история всего народа, и отношение к кладбищам выражает отношение к предкам и корням. Вполне адекватно осознавать то, что мы не вечны, и время от времени приходить на кладбище. При этом неправильно, если Кладбищенский праздник — единственный повод собраться всей семьей. Также она скептически относится к тем, кто идет на похороны «из приличия». Даже если при жизни с ушедшим не поддерживали контактов. «Мертвому человеку от других уже ничего не надо, — говорит психолог. — Внимание, общение и интерес близких ему нужны при жизни».
Редактор In memoriam Зане Пилька-Каралевича считает, что на кладбище надо прийти хотя бы пять раз в году, а анекдот про последнюю жену-латышку — это не совсем уж шутка: «Так и есть. Хоть раз в жизни этого мужа в порядок приведут!»
Это вторая статья проекта KOД.LV, которым портал DELFI знакомит русскоязычную аудиторию с самыми любопытными и массовыми увлечениями, традициями и тенденциями латышского мира. Теми, что составляют современный код нации. Как понять, почему накануне Лиго латыши ходят на спектакль "Дни портных в Силмачах"? Чем затягивают в тёмные залы латвийские картины "Свингеры" и "Души в снежном вихре"? Над какими своими качествами смеются типичные латыши? Почему они так неравнодушны к шлягерам и интеллектуальным играм? И, наконец — помните, для чего последней женой надо обязательно взять латышку?
@mrserge @zhanett Alūksnes kapusvētki ir izdaudzināti Latvijā. Alūksni atpazīst arī pēc tiem. Skat. @zurnalsIEVA pic.twitter.com/tBfWsLUvB2
— Alūksnes novads (@aluksnesnovads) December 8, 2013
