«Мы замолкаем, глядя в небеса…»
Птицы появились по собственному желанию. И надо же: в самый торжественный момент! Дрожь пробежала по кончикам обнажённых нервов, заставила учащенно биться сердце и мысленно, как молитву, в минуту молчания читать стихи Расула Гамзатова:
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Не случайным совпадением, а небесным явлением назвал появление птиц директор Санкт-Петербуржского государственного казённого учреждения «Пискарёвское мемориальное кладбище» Олег Александрович Баев.
— Такие явления, — сказал он, — нечасто, но случаются в этом священном месте. И всякий раз кажется, что это кто-то из полумиллиона здесь погребённых подаёт какой-то знак живым.
— Подсказывают нам, что «не расстались печально с надеждами детства, так и умерли, крылья расправив свои, нам оставив и землю, и небо в наследство»?
— Почему бы и нет? — слышу в ответ. — Это так по-человечески. Ведь и каждому из тех, кто сегодня пришёл воздать должное защитникам нашего города в годы Великой Отечественной войны, мечтается оставить о себе добрую память на долгие времена.
…День, когда делегации Тюменской области предстояло выполнить почётную миссию — участвовать при установлении гранитной плиты на аллее Памяти Пискарёвского комплекса, выдался по-сибирски ветреным. А ленинградское небо было дождливым. Капли небесной влаги, сливаясь с человеческими слезами, стекали по щекам наследников Победы. Здесь всё тревожило память и волновало сердце. И Вечный огонь, от которого начинался путь к монументу «Мать-Родина» — шестиметровой скульптуре на шестиметровом постаменте. И сам образ застывшей в печали женщины, чьи натруженные руки распростёрты для объятий сыновей, мужа, братьев. Но их нет. Они погибли в боях у стен Ленинграда. Они скончались от полученных ран в госпиталях. Они умерли в лютую блокадную пору от голода и холода. Мать-Родина уже никогда не сможет их обнять. Под сенью гирлянды из дубовых листьев, которую она держит, покоятся её родные…
А сколько их, родных? Точных фамильных данных и данных о количестве погребённых на Пискарёвском кладбище нет: «...с декабря 1941 года по май 1942 года списки умерших составлялись лишь по количеству тел в братских могилах». Официальная цифра погребённых здесь — 490 тысяч человек. Эта цифра составлена на основании сохранившихся в архиве Пискаревского кладбища списков, «в которых ощущается отсутствие значительной части документов, утраченных в годы войны». По дороге к монументу «Мать-Родина» нас молчаливо сопровождают печальные холмы, на которых установлены таблички «1942», «1943», «1944»… Нашедших здесь упокоение отличают друг от друга лишь знаки, выбитые на гранитных плитах: красноармейская звёздочка или серп и молот. Многорядье холмов… В каждом из них — братское захоронение. Очевидцы-ленинградцы рассказывали нам о том, что нередко захоронение пополняли люди, пришедшие выкопать место последнего приюта погибшим, умершим — предать их останки земле по-человечески. Обессилевшие копальщики сами падали сюда. «Доподлинно известно одно, — цитирую строки из книги «Пискарёвский мемориал: скорбь и память» —Н.Т., — за годы блокады погиб каждый третий житель города на Неве». Доподлинно известно и о том, что «на Пискарёвском кладбище находится самое большое захоронение жертв Второй мировой войны». Тысячи судеб слились в общий подвиг народа-героя.
«Здесь, под скорбными холмами Пискарёвского кладбища, покоятся и воины — уроженцы земли тюменской», — вещает диктор церемонии Татьяна Лялина. И по дороге к монументу «Мать-Родина» наша делегация, в которую вошли члены областного Совета ветеранов, сопредседатель общероссийского движения «Бессмертный полк России» Геннадий Иванов, житель блокадного Ленинграда Владимир Кноль, кланяется всем холмам… Все защитники — наши! Это родство подтверждают своим присутствием на церемонии и представители общественных организаций — Лениградского областного и Санкт-Петербуржского городского советов ветеранов, движения «Бессмертный полк» города на Неве. Мы все «соизмеряем» шаги с печальной медью духового оркестра. И равняемся на военнослужащих Западного военного округа — непременных участников торжественно-траурных церемоний, что проходят на Пискарёвском мемориале. Сегодняшние защитники Отечества стоят в почётном карауле у Вечного огня. Сегодняшние защитники Отечества несут к мемориалу «Мать-Родина» корзину с цветами от губернатора Тюменской области Владимира Якушева, венки от жителей нашего региона и областного Совета ветеранов…
Родство не по метрикам
Несмотря на то, что город на Неве переименован в Санкт-Петербург, многие его жители по-прежнему величают себя ленинградцами. С гордостью называют себя ленинградцами и наши земляки, защищавшие город в годы Великой Отечественной. Время не стёрло в их памяти ни Пулковские высоты, ни ленинградские болота, на зыбких кочках которых наскоро сколачивались деревянные заборы с амбразурами-дырочками. Помню, как во время работы над проектом «70 историй о войне» — совместным детищем парламентской газеты «Тюменские известия» и областного Совета ветеранов, житель Тюмени (в годы Великой Отечественной — командир взвода 5-й роты 1069-го стрелкового полка 311-й СД) Валентин Никифорович Барбышев, не скрывая волнения, рассказывал о том, что через эти дырочки его бойцы «наблюдали за самочувствием врага». «Фашисты держали нас в тонусе, — цитирую воспоминания фронтовика, — мы находились в постоянном ожидании налёта. Ответить им как надо, по-русски, не могли: силы были не те. Но накрепко усвоили приказ: «Забор — рубеж. Назад — ни шагу!»
— Последнее звено кольца блокады Ленинграда, — поделилась своими воспоминаниями во время торжественной церемонии председатель общества ветеранов войны и труда муниципального образования «Пискарёвка» Алла Александровна Самохвалова, — сомкнулось в населённом пункте под названием Мга. Мне, тогда десятилетней ленинградской девочке, казалось, что если наши войска отобьют назад Мгу, нам прибавят хлебные граммы и мы не умрём от голода. Каждое утро я просыпалась с одним и тем же вопросом: «Наши взяли Мгу?» — «Пока нет, — отвечала бабушка, — потерпи ещё. Скоро придут сибиряки…» И они пришли! Мы собрались сегодня здесь по скорбному и одновременно светлому поводу — почтить память сибиряков-тюменцев, благодаря которым «видна мне вся распятая Европа, которая спасалась подо Мгой».
В историю Великой Отечественной вписано народное признание: «Сибиряки отстояли у немца три столицы — Москву, Сталинград и Ленинград». Эти слова подкрепляет маршал Малиновский: «Уважение и всеобщая любовь к уральцам и сибирякам установилась потому, что лучших воинов, чем Уралец и Сибиряк, бесспорно мало в мире. Поэтому невольно рука пишет эти слова с большой буквы».
Нет, мне не показалось — так и было: цифры, прозвучавшие в выступлении руководителя тюменской делегации, заместителя председателя областного Совета ветеранов Юрия Алексеевича Ревнивых, до глубины души разволновали жителей города на Неве, присутствовавших на церемонии открытия памятной плиты. «Из блокадного Ленинграда на тюменскую землю было эвакуировано 6000 семей и 12000 детей из прифронтовой полосы. Из них — 8 тысяч юных жителей города на Неве». Язык не поворачивается назвать это… отчётностью. Юрий Алексеевич просто говорил о том, что было. «Наш край, считавшийся медвежьим, приютил, поделился последней краюшкой хлеба, зачастую замешанного на лебеде, согрел своей любовью каждого из тысяч сюда эвакуированных. Многие из них до сих пор считают Заводоуковск, Ялуторовск, Емуртлу, Нижнюю Тавду, Ембаево и другие — совсем крошечные тюменские населённые пункты своей второй малой родиной. Здесь их вернули в жизнь».
В 1941-м ленинградскому мальчику Володе Кноль не исполнилось ещё и 13 лет. Он был третьим ребёнком в семье — после братьев Александра, Ивана. Обеспечивал семью отец — Роман Михайлович. А мама занималась воспитанием младших детей — Лиды, Эли, Ирмы и как могла наводила уют в их квартире в доме, прописавшемся на канале Грибоедова.
— Наш дом, — говорит Владимир Романович, — до сих пор стоит на своём месте. Сохранился! И каждый раз, когда я прилетаю в Ленинград, мне кажется, что вот сейчас навстречу выбегут мои ровесники. Ребята, вместе с которыми я хулиганил, бегал на киносеансы в «Аврору», рыл заградительные окопы в Пулково, замирал у радиотарелки в ожидании сообщений «Информбюро», ходил по воду к ближайшему колодцу жизни, стоял в очереди за хлебом… Но не выбегают навстречу мои ровесники. Немало их так и остались юными. Не продержались на пайке хлеба в 125 граммов, положенных иждивенцам. В нашей семье отец делил эти пайки на три части ниточкой — завтрак, обед, ужин. Каждую кроху размачивали в воде, согретой на костерке из очередного стула, табурета. Похлёбку сдабривали перцем… Не всем, как нашей семье, посчастливилось остаться в живых на дороге жизни — Ладожском озере. Эту дорогу, доставляющую ленинградцев из блокадного кольца на Большую землю, немцы бомбили беспрестанно…
В этом месте я насмелилась прервать воспоминания Владимира Романовича. Насмелилась напомнить ему о том, что по национальности он… немец. Ответ был такой:
— Мой башковитый внук называл меня русским немцем. Я родился в интернациональной Cтране Советов. Россию считаю своим Отечеством. И так считал мой отец. Когда началась война, он сказал: «Гитлер совсем сдурел — надумал пойти войной на великий народ. А мы, хоть и долго запрягаем, но победа же всё равно будет за нами!» 23 марта 1942-го нашу семью эвакуировали из Ленинграда. До Ладожского озера маму везли на саночках — она обессилела от голода. К этому времени в нашем городе уже были сварены все ремни, весь запас обойного клея. Умерших соседей в последний путь провожали до ближайшего дома. Дальше — не было сил. Оттуда их специальные похоронные бригады доставляли на Пискарёвское кладбище.
Встреча с умершими школьными друзьями и соседями невозможна. «Но вся моя жизнь, — сказал во время торжественной церемонии на Пискарёвском комплексе кавалер ордена Трудового Красного Знамени Владимир Романович Кноль, — освящена памятью о них, моих ленинградцах. И благодарностью сибирякам, которые 9 апреля 1942-го встретили нашу семью в деревне Журавли Омутинского района. Нас приютили и жалели как родных. Я — житель блокадного Ленинграда и тюменец. Расстояние между этими городами согрето моей любовью».
«Ленинградцы — дети мои». Это отеческое чувство казахского поэта Джабаева — нет, не разделила, а преумножила любовь тысяч сибиряков. Подтверждение тому — в двухтомнике «Согретые Сибирью», изданном в «Сибирском издательском доме». Эта книга, которую представителям общественных объединений города на Неве вручил Юрий Ревнивых, была названа бесценным подарком. Всё правильно: любовь и память нельзя оценить.
Ленинградцы — братья мои… 17 февраля 1942-го из Омской области, в состав которой до 1944-го входила Тюменская, к защитникам города на Неве отправился необычный поезд «Привет героическому Ленинграду!» 19 его вагонов были наполнены подарками для бойцов на сумму 2 миллиона 26 тысяч 50 рублей. Так кто-то свыше оценил сибирские ватрушки, мороженую картошку, сушеные овощи, шали для санитарок, телогрейки, варежки, носки, мыло… Эту оценку сохранил Государственный архив Тюменской области. Не для того, чтобы потом попрекнуть, мол, отправляли на фронт последнее. Так положено — для статистики. Для госучёта военной поры, когда каждому коллективному хозяйству страны предписывалось отправить на фронт лучших лошадей, обеспечить их кормами. Полный список того, чем тыл должен был обеспечить фронт, перечислить просто невозможно. В нём не только продукты питания, но и упряжь, гвозди, верёвки, вёдра, дрова… «Всё — для фронта!» — всё под метёлочку. «Всё — для Победы!»
Ленинградцы — гордость моя… Осенью 1941-го в Тюмень, которую в ту пору называли столицей деревень, из прифронтовой зоны прибыло оборудование 22 предприятий. Под открытое небо. А ленинградским заводам № 363 и № 194, можно сказать, повезло: их оборудование разгружалось на правом берегу Туры, где располагалась база тюменской судоверфи. Повезло и эвакуированным в наш город судостроителям из Керчи, Херсона, Зеленодольска, Москвы. Объединившись в завод № 639, они обязаны были по заданию «Наркомречфлота» наладить ежегодный выпуск 19 торпедных катеров. В годы Великой Отечественной Тюмень была ЕДИНСТВЕННОЙ БАЗОЙ ПОСТРОЙКИ ТОРПЕДНЫХ КАТЕРОВ В НАШЕЙ СТРАНЕ (выд. мной. — Н.Т.) Первая тройка торпедных катеров, сошедших со стапелей завода № 639, уже в марте 1942-го проходила пробные испытания на реке Туре. Тюменские ветераны-корабелы до сих пор добрым словом вспоминают ленинградца Вадима Михайловича Бурлакова, возглавившего инженерную службу очень секретного — боевого завода. Сибиряки благодарны и «специалистам высшей квалификации» — учителям, музыкантам, художникам, балетмейстерам, которые, эвакуировавшись в медвежий край, продолжали заниматься любимым делом: преподавали его азы местным ребятишкам.
Печаль, одетая в гранит
Камень, который «открывает дорогу» к аллее Памяти Пискарёвского мемориала, был воздвигнут в 1995-м по инициативе побывавшего здесь президента Белоруссии Александра Лукашенко. Необычное «надгробие» скульптора Никитиной запечатлело одного из 12 тысяч посланцев республики, направленных в 1941-м обучаться ремесленному мастерству в ленинградских фабрично-заводских училищах. Рядом с гранитным образом пацана или девчушки, укутанной в шаль, образ… тени: все 12 000 умерли во время блокадного голода и холода. …Из состояния нахлынувшего здесь волнения может вывести только осознание того, что эти мальчишки и девчонки не забыты.
И не забыты тысячи, не побоюсь сказать, миллионы тех, кому в 2000-м на пискарёвской аллее земляки, сослуживцы начали устанавливать памятные плиты. До 28 сентября 2016-го в этом печальном и одновременно торжественном памятном ряду насчитывалось 97 плит. Тюменская — 98-я. Я подчёркиваю это лишь потому, что вся стена аллеи «рассчитана» для 102 таких памятных знаков. Мы успели!
Успели благодаря журналисту «Тюменских известий» Геннадию Кирилловичу Иванову, которого вся Россия знает теперь как инициатора движения под названием «Бессмертный полк». В 2007-м портрет его отца — фронтовика Кирилла Матвеевича Иванова первым «прошагал» на параде Победы в Тюмени. Помните московский майский парад, посвященный 71-й годовщине Победы? Ряды «Бессмертного полка» возглавил Президент России Владимир Путин, шагающий с портретом своего отца-фронтовика. А рядом с ним шёл наш Геннадий Иванов с портретом своего отца, сражавшегося на Волховском, Северо-Западном, 2-м Прибалтийском фронтах, дважды раненного, но не покинувшего полей сражений. Потому что на Ивановых Россия держится.
— Как сопредседатель общественного гражданско-патриотического движения «Бессмертный полк России», — сказал на церемонии открытия памятной плиты Геннадий Кириллович, — я просто обязан быть в курсе дел нашего движения. Заглянул на сайт Пискарёвского мемориала, узнал, что другие регионы увековечивают здесь память своих земляков-защитников. Блокадные цепи города на Неве разрывали и сибиряки. Они тоже достойны благодарной памяти. Эту инициативу поддержали губернатор Тюменской области Владимир Якушев и областной Совет ветеранов. И вот мы здесь, присутствуем на торжественном открытии мемориальной плиты «Вечная память героям земли Тюменской — защитникам блокадного Ленинграда». По соседству с ней — плита, посвященная крымчанам. Согласитесь, для нас, сибиряков, такое соседство тоже символично.
В книге почётных гостей Пискаревского мемориала Юрий Ревнивых оставил запись: «Мы привезли в город-герой горькую и гордую память жителей Тюменской области о наших земляках, погибших, защищая Ленинград. Символом нашей памяти станет мемориальная плита, установленная на аллее Памяти Пискарёвского мемориала 28 сентября 2016 года. Из этих святых мест увозим в Тюменскую область уверенность в том, что благодарная память о наших земляках будет передаваться из поколения в поколение жителей героического города на Неве».
Уверенность в том, что ленинградцы помнят тюменцев, подкрепляет и трогательный факт передачи сотрудником архива Пискарёвского мемориала Ольгой Валерьевной Большаковой нашей делегации списка уроженцев Тюменского края, призванных на службу в Ленинграде, погибших в годы Великой Отечественной войны. Их фамилии вписаны в Книгу Памяти «Ленинград. 1941-1945».
