Бессмертия все равно не будет, сколько ни бери кредитов для его достижения, пишет главный редактор журнала Sirp Каарел Таранд.
В начале чрезвычайного положения премьер-министр Юри Ратас любил пользоваться лозунгом, что даже одна смерть - это слишком много. По положению на начало прошлой недели от коронавируса, как утверждается, умерли 55 человек, что в любой нормальной ситуации означало бы, что пообещавший предотвратить смерти глава правительства безнадежно провалил эту задачу.
Но вот сюрприз: люди в Эстонии умирали каждый год с незапамятных времен. В последние годы в Эстонии в среднем умирает немногим более 15 000 человек в год. Это увеличивает провал главы правительства еще примерно в 300 раз по сравнению со смертями, вызванными коронавирусом.
Однако хорошей новостью для правительства стали опубликованные Департаментом статистики данные, что в первые 17 недель этого года число смертей было заметно ниже среднего за последнее десятилетие, примерно на 220. Таким образом, кажется, что героическая борьба со смертью словно бы принесла некую победу и если продолжать в том же духе, то в 2043 году можно будет провозгласить эстонцев бессмертными.
Готовность к смерти
Почему я вообще заговорил о смерти? Наверное, потому, что когда я во время пандемии высказывался в защиту свободы и против превышения полномочий руководителями государствами, объявившими чрезвычайное положение, каждый раз находились те, кто называл мои слова безответственными. Простым бахвальством, которое бы сразу прекратилось, если бы смерть забрала какого-нибудь моего пожилого близкого родственника. "Тогда бы ты так не говорил, потому что ты не готов", - говорят мне те, кто представляют ответственными себя, свои нерациональные страхи или неспособность принимать решения.
Нет, я готов. Но математики рассчитали для всех, кто сам не играет в азартные игры и не несет свои деньги букмекерам, что, продолжая жить обычной жизнью и не отказываясь от прежних привычек, вероятность соприкоснуться в этом году с коронавирусом - 1:10 000. Ну и кто поставит деньги на лошадь или футбольный клуб, если вероятность выигрыша 0,01%? Только сумасшедший.
В детстве я не сталкивался со смертью близких больше, чем было обычным в семьях того времени. Но затем наступил 1988 год, и в Тарту начали восстанавливать деятельность студенческих организаций, запрещенных с первых дней красной оккупации.
Для нас в Эстонском студенческом обществе это означало, что мы после активных поисков нашли около 150 человек в возрасте 68-93 лет, которые вступили в эту организацию до июня 1940 года и еще числились среди живых. Они прожили оккупацию с небольшими вариациями, как было обычно для образованных патриотов из того поколения. Все побывали в тюрьмах и рабских лагерях в Сибири, потеряв из-за этого возможность создать семью, работать в выбранной профессии и испытывая постоянный стресс из-за утраченного.
Но вдруг забрезжил луч надежды, появилось то, в мечтах о чем прошли десятилетия лишений и утраченного здоровья. Я до сих пор считаю, что большая часть людей, которые смогли дождаться восстановления Эстонского студенческого общества и независимости Эстонии, умерли не из-за болезней, хотя какой-то диагноз наверняка вписан в каждое свидетельство о смерти. Нет, они умерли в старости от чувства облегчения и удовлетворения, что их глаза это увидели и их труд по сохранению преемственности был завершен.
А умирать они начали быстро, так что в течение нескольких лет у меня была честь присутствовать более чем на 50 похоронах. Как известно, у студенческих организаций есть давний и строго соблюдаемый обычай торжественно хоронить своих членов. Флаг, караул у гроба, оплата расходов и т.д.
Нам в Эстонском студенческом обществе повезло, что еще годами с нами оставались обучавшиеся на пастора выпускники Отто Таллинн, Харальд Таммур, Херберг Куурме, Вальтер Вааза и другие, которые уверенно проводили похоронные церемонии. При этом они долго и много говорили о жизни и борьбе усопшего, и совсем мало - о загробном мире.
В целом, могу сказать, что стоя в почетном карауле, у меня накопилось столько зачетных пунктов по специальности "искусство смерти и похорон", что их с лихвой хватило бы на приличную бакалаврскую работу. Конечно, в контексте общего миропорядка ситуация тогда была иной, чем сейчас.
80-летний предел
Отношения человечества со смертью пару недель назад резюмировал Юваль Ной Харари в опубликованном в газете Guardian эссе, в котором он расстроил набожную часть читательской аудитории мнением, что заканчивающийся кризис не вернет человечество к первоначальной трактовке смерти, не возродит смирение и готовность принять высшую волю, а скорее наоборот.
Люди в белых халатах одерживают очередную большую победу над фокусниками. Убеждение, что смерть - это техническая проблема, для которой есть техническое решение, еще больше возобладает над другими мнениями.
Харари отмечает, что последняя школа мысли, которая идеализирует безвременную, т.е. бессмысленную смерть, это национализм. Он обещает за геройскую смерть вечную жизнь в коллективной памяти народа. Все остальные относятся к смерти спокойно. До определенного предела.
Специалист по теоретической физике из Института Санта-Фе Джеффри Уэст в своей работе "Scale" (Масштаб) довольно убедительно показал, почему человек не может жить дольше 125 лет, учитывая его массу, число клеток и скорость обмена веществ. И даже этот срок достижим для очень немногих.
Всего век назад из-за высокой детской смертности ожидаемая продолжительность жизни человека была менее 40 лет. Теперь мы балансируем на пороге 80 лет. Таким образом, до проведенного Уэстом предела осталась треть, но это будет возможным только в том случае, если мы не пожертвуем возможностями всех детей, молодежи и людей среднего возраста, тратя все свои знания и ресурсы, чтобы немного продлить жизнь отдельных, часто уже брошенных родственниками дряхлых стариков.
Бессмертия все равно не будет, сколько ни бери для этого кредитов.
Кто-то вообще спрашивал у стариков из группы риска, что они сами хотят в этих домах попечения? Если бы спросили, то, возможно, услышали бы и ответ, как написал Сенека две тысячи лет назад в письме Луцилию:
"... долго этому учиться, - когда придет неизбежный срок, уйти со спокойной душою. Любой род смерти оставляет надежду: болезнь проходит, пожар гаснет, обрушившийся дом плавно опускает тех, кого грозил раздавить, море, поглотившее пловцов, выбрасывает их невредимыми с тою же силой, с какой затянуло вглубь, воин отводит меч, уже коснувшийся шеи жертвы. Не на что надеяться только тому, кого к смерти ведет старость: тут никто не может вмешаться. Этот род смерти - самый безболезненный, но и самый долгий".
Редактор: Андрей Крашевский
Источник: Vikerraadio
