«Вирус — это художник». Как пандемия заставляет всех определиться с отношением к смерти

27.04.2020
«Вирус — это художник». Как пандемия заставляет всех определиться с отношением к смерти
Удивительные энциклопедии. Однажды в мире вирусов и бактерий. Елена Ульева. Фото с сайта  https://www.clever-media.ru/books/udivitelnye-entsiklopedii-odnazhdy-v-mire-virusov-i-bakteriy/


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс / «Вирус — это художник». Как пандемия заставляет всех определиться с отношением к смерти — Discours.io


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс. Все фото с сайта  https://discours.io/articles/social/virus-eto-hudozhnik-kak-pandemiya-zastavlyaet-vseh-opredelitsya-...



Пандемия коронавируса расколола мир на две неравные части — одни, вне зависимости от своих прошлых политических взглядов, требуют от правительств взять ситуацию под контроль и вводить новые и новые, как можно более жёсткие ограничения свобод; другие, немногие — ставят свое понимание свободы и достоинства выше жизни и безопасности и противостоят этому процессу. Финско-российская художница Дженни Курпен и её муж, пожизненно осуждённый датский изобретатель и подводник Питер Мадсен, содержащийся в самой строгой тюрьме Дании размышляют о том, как коронавирус поставил нас всех в новые условия и выступают против коллективной паники и карантинных диктатур.

«Я хочу в такой балет
все танцуют, а я нет»

Дженни

Этот текст о том, как оффлайн выродился в пустошь даже в странах, где нет официального карантина и где социальная жизнь более или менее всегда была довольно умеренной и тихой, концентрировалась вокруг семьи и традиции. Он о том как бравада псевдосолидарности обратилась в уныние, беспомощность, лицемерие и слабость, о том как наш дефолтный псевдогуманизм стал благодатной почвой для культивации страха, своего и чужого.

А что, если так и было? Что, если мы просто узнали правду о себе, а вовсе не проснулись в новой реальности? Может быть, обстоятельства это возможность посмотреть на себя в зеркало? Вирус сработал как искусство — ультимативно втащил воспринимающего в зону действия своей игры, превратив в участника. Может быть даже радикальнее: 

вирус и есть художник, организовавший эту всеобъемлющую игру и раздавший зрителям фишки на выбор — Жизнь или Смерть.

Затем началось самое интересное — означаемое и означающее перемешались, и у нас больше не стало ясного понимания, что значит тот или иной выбор. Что такое жизнь? Что такое смерть? Изоляция — выживание или смерть? Нарушение изоляции — самосохранение или риск? Что важнее — собственное заражение или невольное соучастие в заражении другого? Мы вместе или каждый за себя? Где начинается смерть, где заканчивается жизнь?

Питер

Ситуация сложна, мы все это знаем. Мы все знаем, что жизнь на Земле хрупка и что в далеком прошлом она была близка к полному исчезновению несколько раз. Последнее крупное событие такого масштаба произошло около 65 миллионов лет назад и ознаменовало конец эры динозавров. Это было вызвано воздействием космического метеорита, и почти оборвало 3,5 миллиарда лет жизни на Земле. Само столкновение было случайностью, и степень разрушительности была лишь результатом точного совпадения всех обстоятельств этой случайности. Несколькими секундами раньше или несколькими секундами позже метеорит мог бы врезаться в земную поверхность вдалеке от Юкатана, но попав точно туда, к востоку от полуострова, он вступил в контакт с геологическим слоем земли, богатым минеральным гипсом, усугубив последствия массивного взрыва. Это невероятное совпадение в истории Земли уничтожило динозавров и освободило место для целой новой группы млекопитающих — существ, которых мы бы назвали крысами и мышами, и в конечном итоге они превратились в нас — homo sapiens, тебя и меня. 

Самое невероятное совпадение, вызванное идеальным сочетанием времени и места. «Дерьмо случается», — говорят некоторые. Существуют десятки возможных сценариев тотального исчезновения жизни на земле: инопланетные вторжения, извержение супервулкана, взрыв которого сдует магнитное поле Земли, солнечный ветер, стирающий с планеты атмосферу. Это более или менее невероятные сюжеты, но события такого масштаба потенциально могут и будут происходить, если только жизнь будет существовать достаточно долго, чтобы столкнуться с этими вызовами.


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс


Разрушение магнитного поля произошло с Марсом, и сегодня его атмосфера настолько тонка, что продолжительность жизни земного человека, такого как мы с тобой, на его поверхности составляет менее полуминуты без скафандра. 

Глобальная пандемия, вирус, который с нашим сегодняшним очень мобильным образом жизни, распространяется по планете и может уничтожить наш вид в течении недель, месяцев или лет — менее яркий, но более реалистичный вариант подобного развития событий. Представьте себе нечто столь же заразное, как Корона, столь же смертоносное, как Эбола или, возможно, ВИЧ. Это вполне возможно, вполне вероятно и может произойти хоть завтра.

Игнорируя этот страх, как и большинство других переживаний, с которыми мы ничего не можем поделать, в глубине души мы все знаем — он вполне оправдан. Сейчас, в эпоху глобальных передвижений, когда COVID-19 надирает наши глобальные задницы как никогда прежде в истории человечества, страх перед подобной версией Армагеддона процветает. 

А ведь страх — материал, из которого возводится каждая тирания и любое ущемление гражданских прав.

Страх перед евреями, страх перед коммунистами, страх перед терроризмом. Страх — отличный строительный материал для тоталитарных систем. Это было основой диктатур с доисторических времен — страх перед чужим племенем, страх перед Внешним. Гитлер построил нацистскую Германию из страха перед расовой нечистотой. Страх стал причиной начала холодной войны; в недавнее время страх перед мусульманами и терроризмом подпитывал постоянно ускоряющееся отступление от наших с трудом завоеванных гражданских прав и постоянно усиливающийся надзор. 

Никто не знает о вас больше, чем Гугл и Фейсбук. Например, если вы почувствуете странный зуд в половых органах, то первым вы расскажете об этом не вашему ближайшему другу, а Гуглу.

И теперь, дамы и господа, тираны и диктаторы, теперь у нас есть новый страх — страх глобальной болезни. 

Это классическая дилемма — конечно, мы вынуждены предоставить нашим властям необходимые инструменты наблюдения и контроля для борьбы с терроризмом и предотвращения нападений до того, как они произошли. Очевидно, мы нуждаемся в специально обученных мужчинах и женщинах в форме с оружием в руках, которые могли бы профессионально защитить нас от насилия такого рода. 

Конечно, государство может, а иногда и должно иметь правовые инструменты для обеспечения карантинов, закрытия границ и предотвращения больших скоплений людей, чтобы остановить распространение вируса, но никогда не следует доверять государству, наивно полагая, что его представители застрахованы от известного искушения властью, разлагающей ее обладателя. Власть, подобная той, что сегодня распространяется по всему земному шару, может и наверняка будет использована не по назначению, если этот процесс не остановить. Всякий раз, когда конституционная демократия должна притормозить и дважды подумать о каком-либо новом законе, противоречащем конституции, вы можете быть уверены, что мы находимся в опасной зоне потенциального злоупотребления. 

В конце концов, именно для этого существуют конституции — именно для того, чтобы защитить нас от наших правительств.

Сегодня эти правительства прорывают священные границы и табу, установленные нашими конституциями в более спокойные времена. Так, мы обнаружили антитеррористические законы, применяемые не против «хладнокровных изготовителей бомб», а, например, против экоактивистов. Внезапно меры, принятые во время острого кризиса и предполагавшиеся быть временными, станут постоянными, поскольку, как обычно, «вы никогда не знаете, когда наступит следующий кризис, и мы должны быть готовы».

Страх всегда является идеальным оправданием. Некоторые из чрезвычайных мер, которые в настоящее время проходят слушания в парламентах, вполне могут оказаться действенными способами сдерживания распространения вируса, другие окажутся пустыми жестами, предназначенными исключительно для демонстрации силы и власти. Важным примером является закрытие границ между странами, где множество людей уже было заражено с обеих сторон. Эффективность этой меры примерно та же, что и эффективность водонепроницаемых отсеков укрепленного носа «Титаника» — если корабль уже имеет пробоины, степень водонепроницаемости конструкции больше не имеет значения. Таким образом, сдерживание распространение вируса будет столь же успешным, как первое плавание всемирно известного лайнера компании White Star. Закрытие границ и изоляция как новый феномен общественной жизни сами по себе требуют осмысления, и даже не имеет особого значения, что медицинское сообщество, способное компетентно оценить реальный уровень потенциальной опасности, осуждает закрытие границ как неэффективную меру. Однако эта бессмысленная мера, предпринятая слишком поздно, уже после повсеместного распространения вируса, становится исключительно политическим вопросом, разделившим мир.

Как у гражданских единиц, частных лиц, у нас появилось серьезное обязательство — напомнить своим политикам об отмене чрезвычайных мер по окончании кризиса, не позволить им напитаться сладким вкусом неограниченной власти.

Кажется, лучше всего об этом говорил Томас Джефферсон:

«Свобода — это когда правительство боится своего народа, тирания — когда народ боится своего правительства».

Дженни

Мы умеем жить на войне, умеем сконцентрировать все наши ресурсы для решительного броска, умеем затянуть пояса и совершить невозможное ради эфемерной или реалистичной цели. А потом война становится повседневностью, тягостной и вязкой.

Независимо от персонального отношения к ситуации, к потенциальной опасности заражения других и своего собственного, независимо от отношения к разным стратегиям государств и отдельных людей, ты — участник. Многие события довирусной эры как будто бы радикально и необратимо делили общество на лагеря (украинские события, миграционный кризис и др.), но даже тогда оставалась возможность не участвовать, не высказываться, не занимать позицию. 

Сегодняшняя штука не оставляет такого выбора. Стало казаться, что фундаментально люди отличаются друг от друга только отношением к смерти, только этот последний предел стал по-настоящему решающим.

Неожиданно огромное число людей оказались абсолютно иррациональны. Стало заметно, что интеллект, образование, опыт — всего лишь нефункциональные наросты на омертвевшей оболочке хтонических организмов. Они узнали, что смертны. Вопреки базовой интенции, карантин читается как проблема, а не решение — он превратился в конвейер по производству истерики, паника самоизолирующихся вернула к жизни коренную ксенофобию, страхи перед внешним. Страх рисует другого как источник угрозы нашей личной безопасности, а не союзника по общей борьбе с внешней угрозой. В этом контексте государство становится не гарантом защиты населения, но медиатором, надсмотрщиком и палачом, наказывающим другого за потенциальную опасность для нас самих.


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс


Иллюстрация: Дженни Курпен / Дискурс


За считанные недели вирус стал главным мировым страхом, свежие исследования констатируют повышающийся градус паники, рост числа самоубийств и преступности, апокалиптический контекст любой активности. Потеря субъектности как результат утраты контроля над своей жизнью раздувает открытую агрессию из тлеющего бессилия.

Милитаризированная стабильность приносит информацию о механизмах заражения и способах сопротивления, но имеет ли практическое значение действенность этих мер или важно только формальное их наличие?

Централизованное сопротивление вирусу не решает медицинскую проблему, институционализация борьбы становится всего лишь инструментом успокоения. Всеобщая мобилизация во имя победы над болезнью оправдывает любые средства и любые жертвы. Усиление слежки, легитимизация ограничения свобод поддержано существенной частью населения самых разных стран мира. Кажется, что чем жёстче антикризисные меры, тем спокойнее воспринимается сам кризис.

Парадоксальным образом, даже те, кто ещё совсем недавно скептически относились к своим государствам или публично ассоциировали себя с оппозицией, внезапно утратили веру в возможность эффективной самоорганизации и, погрузившись в тотальное взаимное недоверие, с готовностью делегировали эти права властям.

Централизация внезапно стала залогом безопасности в индивидуальном восприятии представителей антивирусного мейнстрима. Обмен личных прав на иллюзию безопасности, очевидно, стал чем-то вроде безусловного рефлекса неповоротливого и уязвимого общественного организма.

Доступные сегодня результаты исследований говорят о том, что более 90% опрошенных считают нарушение гражданских прав во время борьбы с эпидемией допустимым, и лишь менее 10% боятся радикального усиления государства.

Разрушение социальных связей, аннулирование социального измерения человека, добровольное заключение в невидимую тюрьму как залог спасения — оправданная жертва или оксюморон? Кем мы выйдем из этой тюрьмы? В каком мире окажемся? Захотим ли выходить?

Фрагмент колонки за авторством Питера был продиктован им Дженни из тюрьмы по телефону.


Дженни Курпен

                                                                                     Студенческое портфолио / Бриф для издательства Дискурс
Делясь ссылкой на статьи и новости Похоронного Портала в соц. сетях, вы помогаете другим узнать нечто новое.
18+
Яндекс.Метрика