«Ну и работенка!» — примерно так думает каждый новый знакомый Александра Радькова, когда узнает, чем он занимается. А все потому, что работает он с телами умерших людей и устанавливает причину их смерти.
От чего умер?
Александр Радьков — заместитель начальника отдела общих экспертиз управления Государственного комитета судебных экспертиз по Могилевской области, пишет Могилевская правда.
Поступая в медуниверситет Витебска, он точно знал, что хочет заниматься судебной медициной. Страшно однозначно не было, а вот любопытно — очень. Во время учебы интерес только усилился, и во многом благодаря историям из жизни, который рассказывал студентам преподаватель — кандидат наук, профессор Михаил Федорович Яблонский. Не один детективный роман написать можно было!
В августе 2004 года молодой специалист пришел на работу и сразу же отправился в городскую больницу, где его «ждали» два трупа. Один мужчина умер после дорожно-транспортного происшествия, второй — после отравления.
— От работы патологоанатомов наша отличается тем, что к ним попадают тела с ненасильственной смертью из лечебных учреждений. А в секционную эксперта доставляют тех, кто умер не своей смертью или с подозрением на это. И если патологоанатому выдают историю болезни со всеми анализами, то эксперт об умершем не знает ровным счетом ничего, — рассказывает Александр Радьков.
Рабочий день судебных медицинских экспертов из-за вредных условий шестичасовой. Задача эксперта — не только понять, отчего умер человек, но и, если это насильственная смерть, установить истинный механизм образования повреждений.
— На выезд у нас форма, как у аттестованных сотрудников ГКСЭ, в больнице ходим в медицинских халатах, а в морге работаем в хирургических костюмах и халатах. Обязателен противотуберкулезный респиратор и особо прочные перчатки, ведь при работе с биологическим материалом есть риск заразиться серьезными заболеваниями, — объясняет эксперт.
«Привыкнуть невозможно»
По графику Александр с коллегами раз в неделю ведет прием людей, получивших травмы в драке, ДТП, дома и на производстве. А сколько раз в неделю придется контактировать с мертвыми, знает только небо. Также Радьков ездит в больницы осматривать пострадавших в ДТП, от колото-резаных и тому подобных ранений. Помимо этого в выходные и праздники он входит в состав следственно-оперативной группы Чаусского районного отдела Следственного комитета и выезжает с милиционерами и следователями на все преступления, где есть погибший. То есть работает круглосуточно.
— Больше всего интересны сложные случаи, когда нужно поработать мозгами, смоделировать ситуацию, сравнить повреждения на теле человека и его одежде, — говорит Александр Радьков. — Сложно разбираться с повреждениями после аварий, особенно в тех случаях, когда одна машина человека сбила, а вторая — переехала. Особенно тяжело вскрывать детей — к этому привыкнуть невозможно.
От некоторых рассказов судебного эксперта — мурашки по коже:
— В 2012 году в деревне Белыничского района 85-летняя бабушка убила и расчленила своего мужа. Руки и ноги положила в ведра, голову — в таз, внутренности сложила в чугун и поставила в печку. Пришлось собрать все части тела, устанавливая причину смерти. Я обнаружил черепно-мозговую травму — сначала пенсионерка убила мужа топором между глаз, как убивают животных в деревне, а потом расчленила. Из-за болезни старушка приняла мужа за кабана.
Одно из самых страшных преступлений, на которых эксперту пришлось работать, произошло в Белыничах в 2005 году. Это было убийство семьи из шести человек — двоих детей, родителей и бабушки с дедушкой. Только на месте преступления правоохранители работали тогда двое суток.
Самоубийство или убийство?
Эксперт обязательно проводит вскрытие погибших в результате суицида. Однако на практике порой выясняется, что о самоубийстве и речи не было...
— В милицию позвонила женщина и рассказала, что ее сожитель свел счеты с жизнью, ударив себя ножом в сердце, — вспоминает Александр Радьков. — При первоначальном осмотре все так и выглядело, но я нашел на руке погибшего небольшую резаную рану — как потом выяснится, он схватил нож, когда оборонялся.
В итоге женщина сама призналась, что это она ударила сожителя ножом. Начиналось все банально — вместе выпивали, поссорились. Он схватил ее за волосы, а она взяла нож... Когда поняла, что гражданский муж не дышит, хотела списать все на самоубийство.
Бывают ситуации и противоположные, когда с виду стопроцентное убийство оказывается самоубийством. В тот вечер Александр приехал на вызов в частный дом в составе следственно-оперативной группы. Во дворе у сельчанина лежал мертвый сосед с ножом в сердце. Многие ли бы усомнились, что это убийство? Но вскрытие показало, что это не так.
— Человек, который хочет себя убить ножом, как правило, поднимает одежду и практически никогда не может нанести удар с первого раза — себя, как ни крути, всегда жалко, — объясняет эксперт. — В данном случае так и было. А когда милиционеры стали опрашивать мать погибшего, выяснили, что он несколько дней пил, дома снял со стены все иконы и фотографии, говорил, что слышит какие-то голоса, которые приказывают ему, что делать.
«Отключаешь чувства»
Судебный медицинский эксперт, в отличие от коллег общего профиля, постоянно сталкивается со смертью и с человеческим горем, и на работе видит только больных или мертвых людей. Александр не скрывает, что это очень тяжело эмоционально, и привыкнуть видеть смерть каждый день нельзя.
— Когда заходишь в секционную, отключаешь чувства. Человек на столе для тебя — объект исследования. Но когда заканчиваешь работу, встречаешься с родственниками, будто раздается какой-то щелчок, и ты уже становишься другим, — объясняет эксперт.
Педагоги в университете учат студентов-медиков: «Для нас тело покойного — объект исследования, но для близких — это родной человек. Вы должны работать по максимуму щадяще».
— По возможности мы стараемся все так и делать, — говорит Александр Радьков. — Ведь каждый хочет проводить в последний путь любимого человека достойно, запомнить его таким, каким он был при жизни. Но, например, при убийстве на исследование иногда приходится забирать голову. В таких случаях мы объясняем родственникам ситуацию, и хоронить покойного приходится в закрытом гробу.
Так же хоронят человека и в том случае, когда от тела практически ничего не осталось после пожара. Но останки все равно поступают на экспертизу. Основное — взять кровь на карбоксигемоглобин, чтобы понять, дышал человек перед смертью угарным газом или нет, был при жизни в очаге пожара или посмертно.
Пророческие сны
Работа у судебного медицинского эксперта каждый день новая, и всегда тяжелая. Нередко приходится оставаться после работы и дома тоже продолжать — рисовать схемы и писать заключения. Каждую экспертизу нужно закончить строго в 30-дневный срок. Не успеешь написать заключение сегодня, завтра будет двойная нагрузка.
В месяц каждый эксперт вскрывает примерно по 10 трупов, но когда коллеги уходят в отпуск нагрузка увеличивается. Саша помнит один летний день, когда вскрыл пятерых человек — двое погибли в ДТП, один человек упал с высоты, еще двое погибли в результате убийства.
Кошмар любого судебного медицинского эксперта — увидеть на столе в морге человека, которого знал:
— Когда работал в Белыничах, к сожалению, пришлось вскрывать мужчину, с которым мы были хорошо знакомы и часто общались. Он иногда шутил: «Шурка, если я помру — меня не вскрывать!» Он погиб после травмы, полученной в дорожно-транспортном происшествии, не справился с управлением на закруглении дороги...
Бывает, что эксперт видит пророческие сны:
— Накануне может присниться дорожно-транспортное происшествие, и я уже понимаю, что приду на работу и узнаю, что в аварии погиб человек.
Радость и отдушина Александра Радькова — дети, а их у него трое. Очень радует папу младшая дочь, которой всего лишь годик.
— Когда прихожу домой, о работе и тем более о смерти не думаю, — улыбается Александр.
Автор Мария Хлыстова
