Ольга Матич: Музеи смерти. Парижские и московские кладбища

Похоронные обряды, регламентированные во многих культурных традициях, структурируют эмоции и поведение не только скорбящих, но и всех присутствующих.

Ольга Матич описывает кладбища не только как ценные источники местной истории, но прежде всего — как музеи искусства, исследуя архитектурные и скульптурные особенности отдельных памятников, надгробные жанры и их художественную специфику, отражающую эпоху: барокко, неоклассицизм, романтизм, модерн и так далее.

В книге идет речь о главных парижских кладбищах (Пер-Лашез, Монпарнас, Монмартр и Пасси), о кладбищах московских (Донское, Новодевичье, Введенское и Ваганьковское), а также об эмигрантском кладбище Cент-Женевьев-де-Буа в окрестностях Парижа. Сюжеты, связанные с кладбищем как социальным институтом и индивидуальным местом упокоения, вписаны автором в историко-культурные и политические контексты своего времени. Ольга Матич — литературовед и культуролог, профессор emeritus Калифорнийского университета в Беркли.

Об авторе

Между Пришвиным и Оливье. Культурный путеводитель по Введенскому кладбищу

Какой из склепов Введенского заслужил себе инфернальную славу вампирского места, на чьей могиле можно увидеть впечатляющую репродукцию «Острова мертвых» и почему людям, восстанавливающим памятники, приходится жить прямо среди крестов? На все эти вопросы отвечает литературовед и культуролог Ольга Матич в книге «Музеи смерти: парижские и московские кладбища», которая вышла в издательстве «Новое литературное обозрение». Публикуем фрагмент с кратким, но увлекательным обзором самых красивых усыпальниц Иноверческого кладбища.

Введенское кладбище появилось в 1771 году вследствие эпидемии чумы. Оно находится на Яузе, напротив старой Немецкой слободы в районе Лефортово. В XIX веке на нем хоронили преимущественно лютеран и католиков, потому оно и стало называться Немецким: как известно, иностранцев на Руси называли немцами — неспособными говорить понятно, т. е. Немыми.

В 1916 году московский краевед А. Т. Саладин назвал его московским Пер-Лашез — скорее всего, имея в виду европейский стиль надгробных памятников. И добавлял: «…в прежние годы Введенское иноверческое кладбище резко отличалось от православных <…> своей чистотой и благоустройством, но теперь такого резкого отличия уже нет».

В XIX столетии в Москве, как и в Петербурге, проживало много иностранных предпринимателей, особенно немцев, активно содействовавших модернизации промышленности, банковского дела и торговли. Самыми известными среди немецких коммерсантов были семьи Кноп, Вогау, Йокиш, Эйнем, Эрлангер и Феррейн; среди французов — Пло, Бодело, Депре и Демонси. На Введенском кладбище многим из них принадлежали роскошные усыпальницы, большинство которых были установлены в начале ХX века и стали его достопримечательностью.

С них я и начну, создавая своего рода список. Семейная усыпальница Кнопов, сооруженная в 1910-е годы, теперь заброшена, но ее собираются реставрировать. Людвиг Кноп (Johan Ludwig Knoop), отец русского ситца и один из самых богатых московских предпринимателей, был главным поставщиком английских паровых двигателей, прядильных и ткацких машин для русских текстильщиков, а фирма Л. Кноп, учрежденная в 1852 году, открывала новые фабрики по всей России.

Хлопчатобумажные фабрики, импортные компании и страховое общество Кноп оставил своим сыновьям. Они и установили семейную усыпальницу в виде полуразрушенного неоклассического храма с портиком. Изначально перед ним стоял бронзовый Христос работы известного флорентийского скульптора Рафаэлло Романелли.

<…> Неоклассические колонны с ионическими капителями, поддерживающие половинчатый торец под двускатной крышей, и обрубленная колонна сохранились. Однако стилобат (ступени, ведущие к склепу) отсутствует, стены загажены, урна, по-видимому, украдена, а статую Христа перенесли в музей во время антирелигиозной кампании.

<…> Неоклассическая усыпальница промышленников Эрлангеров, построенная в начале ХX века по проекту Федора Шехтеля в виде полукруглого портика, была отреставрирована стараниями Т. П. Кронкоянс в 1990-х годах (по легенде, она буквально поселилась ради этого на кладбище). Перед входом в склеп мукомольного короля Антона Эрлангера (с. 1910) стоят колонны с ионическими капителями; над арочным окном размещены рельефы двух позолоченных ангелов, держащих венок, на полукруглом синем куполе находился крест.

В самом склепе — мозаичное изображение Иисуса Христа, выполненное в мастерской Владимира Фролова по эскизу Кузьмы Петрова-Водкина: Христос идет по вспаханному полю, бросая в него зерна. К сожалению, мне не удалось увидеть панно, так как вход был заперт.

Полуразрушенная усыпальница Николая Кельха (с. 1893) в стиле модерн была построена на деньги его очень богатой вдовы Варвары Базановой-Кельх, наследницы золотых приисков и заводов. Ажурный склеп из позолоченного металла построен по проекту архитектора Льва Кекушева; сейчас металл проржавел, окна выбиты, внутри мусор.

Усыпальница семьи Амлонг, построенная архитектором Федором (Фердинандом) Амлонгом, и сейчас в хорошем состоянии. Впрочем, мне неизвестно, была ли она в прошлом реставрирована или нет. Под карнизами расположены декоративные закомары с небольшими фальшивыми пилястрами, на полукруглом куполе стоит крест. В позолоченной арке над входом, который мы на фотографии не видим, по-немецки написано: «Семья Амлонг».

Обрусевший Федор Романович был профессором архитектуры в Казани и построил там несколько известных зданий. Фердинанд Фульда был владельцем торгового дома, занимавшимся химическими товарами и мелкими металлическими изделиями. Покровительствовал Московскому музыкальному обществу. Перед его склепом на ступенях, закрыв лицо руками, сидит плакальщица, а вокруг расположены семейные могилы.

Сын Фердинанда Роберт Фульда стал спортивным деятелем, организовал в Москве первый футбольный клуб; в 1920-х он уехал — кажется, в Швейцарию, где и умер в 1944 году. Его прах, однако, захоронили на Введенском кладбище. Из мавзолея знаменитых московских аптекарей Феррейнов выходит молодая женщина; в одной руке она держит букет, а другой рукой подносит цветок к женскому портрету — скорее всего, жены Карла Феррейна Софии.

Перед мавзолеем стоит усеченная колонна на постаменте с его именем по-немецки. В середине XIX столетия Феррейн приобрел аптеку на Никольской улице, ставшую после революции Аптекой № 1.

Приехав в Москву, как и Феррейн, в середине XIX века, Фердинанд Эйнем сначала открыл кондитерскую на Театральной площади, а в 1867 году основал, вместе с Юлиусом Гейсом, знаменитую кондитерскую фабрику Эйнем (в 1920-х переименована в Красный Октябрь). Эйнем умер в Берлине (1876), но завещал похоронить себя в Москве.

Вместо большого склепа, как у многих богатых предпринимателей, на его могиле стоит знакомое нам надгробие в виде черного часовенного столба с фальшивыми спиралевидными колоннами и многопластными арками, полукруглыми и килевидными. Надпись на памятнике выполнена по-немецки. В другом месте кладбища под таким же черным часовенным столбом лежит француз Люсьен Оливье (с. 1883), автор рецепта знаменитого салата оливье и хозяин московского ресторана Эрмитаж, где салат и подавали.

В самой большой усыпальнице Введенского некрополя похоронены Георг Лион (1863–1909) бельгийского происхождения и Александра Рожнова (1849–1912) — владельцы знаменитого магазина парижских мод «А-ла Тоалетъ» на Кузнецком Мостуf. Усыпальница из темного камня, отреставрированная и выкрашенная в белый цвет, выполнена в виде полукруглой, окруженной колоннадой площадки, к которой ведут ступеньки. Спереди стоит массивная невысокая каменная ограда с усеченными колоннами и другим декором.

Посередине колоннады установлен Остров мертвых — мозаичная репродукция картины знаменитого Острова мертвых швейцарского символиста Арнольда Бёклина. На ней изображена лодка, переправляющая гроб в пространство смерти, а в воде имеется множество отражений, которые есть и в мозаичной версии: гребца обычно ассоциируют с Хароном, перевозчиком душ умерших через реку Стикс, а стоящая фигура в белом символизирует смерть.

Остров мертвых был в большой моде в начале ХX века, его репродукции сплошь и рядом встречались в домашних интерьерах. Василий Кандинский, например, упоминает Бёклина в своей работе «О духовном в искусстве».

От Лиона начинается французский маршрут — к усыпальницам предпринимателей Пло, Бодло, Демонси и Депре. Швейцарец Леон Пло (с. 1905) поставлял машины, железо и чугун, в том числе и строителям железных дорог, а его отец (Francois Plaut) владел крупной суконной мануфактурой. Жена Леона Софи (с. 1905) держала модный магазин на Кузнецком Мосту, который славился своими дорогими магазинами.

Дети поставили родителям неоклассический склеп с портиком под двускатной крышей и с двумя колоннами; женщина у входа напоминает плакальщицу. Эпитафия на французском гласит: A nos parents regrettes. (Склеп находится почти рядом с усыпальницей Фульда.)

Начиная с 1875 года фабрика Т. Эмиля Бодло и Ко (Baudelot) производила косметические и парфюмерные товары, например популярный одеколон Лила Флёри. Семейная усыпальница Бодло выполнена в виде колоннады, но не полукруглой, как у Георга Лиона, и менее удачной в архитектурном отношении. Между колоннами сидит женщина с приподнятой головой, а над ней по-французски выгравированы имена Эмиля Бодло (с. 1916) и его жены Пелагеи (с. 1913), сбоку — имена их родственников.

Владелец модных магазинов Александр Демонси возглавлял торговое общество «Демонси и сыновья»; его сын Карл, родившийся уже в Москве, был доктором медицины и профессором Харьковского университета. На их семейном участке стоит огромная кирпичная часовня с фальшивыми колонками поверху и ажурной чугунной дверью с правой стороны. Даже полуразрушенное, это необычное произведение архитектора Бориса Шнауберта производит сильное впечатление. Внутри часовни находится алтарь с католическим распятием.

Легенды Введенского. Работники самого красивого кладбища Москвы — о местной мистике, лихих девяностых и сверхъестественной справедливости

Фирма К. Ф. Депре, основанная в первой половине XIX столетия, стала самой известной московской виноторговлей. Капитан Камилл Филипп Депре был ранен в Бородинской битве; женившись на Анне Рисс (из французских купцов), он остался в России и открыл свое дело. О его портвейне, хересе и коньяке мы знаем в том числе и из русской литературы: в «Былом и думах», «Анне Карениной» и у Чехова встречаются отсылки к Депре; известно, что у него покупал вино Гоголь.

<…> Среди памятников Введенского кладбища возвышается склеп над могилой знаменитого хирурга, доктора и профессора медицины Александра Овера. Он, в частности, сыграл ключевую роль в борьбе с московскими эпидемиями холеры. Из любопытного: Овер лечил умирающего Гоголя и входил в консилиум врачей, которые пытались диагностировать его болезнь.

Склеп темно-розового цвета был построен Овером еще до смерти (1864). Спереди он напоминает неоклассический портик с фальшивыми колоннами у входа. Между узкими окнами сверху расположена колонна, а над ней — фа- мильный герб. Завершает строение подобие стрельчатого купола, теперь заросшего, а изначально там стоял крест. Во время антирелигиозной кампании 1930-х усыпальница использовалась как склад и до сих пор остается в большом запустении.

Аварийное состояние иностранных мавзолеев Введенского кладбища, увы, не редкость. На иноверческом кладбище есть и братские могилы французских и немецких военных. Солдатам Наполеона, погибшим в России, посвящен большой обелиск из розового гранита; он окружен цепью, которую поддерживают стволы старых пушек. Рядом находятся могилы летчиков авиаполка «Нормандия — Неман», погибших во время Второй мировой; останки их были перевезены во Францию. Там же — могила немецких военнопленных времен Первой мировой войны.

Автор Станислав Наранович


                          


Матич Ольга. Музеи смерти
https://www.nlobooks.ru/books/kritika_i_esseistika/23649/

Как хоронили на Новом Донском кладбище. Фрагмент книги Ольги Матич «Музеи смерти: Парижские и московские кладбища»
https://gorky.media/fragments/kak-horonili-na-novom-donskom-kladbishhe/

Ольга Матич: Музеи смерти. Парижские и московские кладбища
https://www.labirint.ru/books/814810/