Советские граждане, повешенные в населенном пункте на оккупированной территории СССР. Фото с сайта http://waralbum.ru/357425/
Программа по увековечению памяти жертв немецкой оккупации на территории России разработана инициативной группой исследователей Катастрофы. В интервью с «Деталями» Илья Васильев, один из разработчиков этой программы, пояснил:
— Некоторое время назад в Государственной Думе прошел «круглый стол», посвященный Дню Холокоста, и там мы вкратце презентовали эту программу. Суть в том, что у нас есть комплексное предложение по мемориализации жертв немецкой оккупации, и нам кажется, что если в том или ином виде наши предложения будут реализованы, станет намного проще заниматься увековечением памяти жертв Катастрофы.
— А есть препятствия?
— Скажем так: процесс увековечения жертв геноцида евреев идет непросто, особенно в России и в Беларуси.
— Почему?
— Публично о причинах не говорят, но в кулуарных беседах изъясняются довольно понятно. Я столкнулся с этим в Беларуси, где наш Фонд работает над увековечением памяти Печерского: он ведь содержался больше года в минском трудовом лагере, пока его не отправили в лагерь Собибор, где он поднял знаменитое восстание. Так вот, в неофициальном разговоре один из местных чиновников сказал: есть определенная сложность с памятниками, мемориальными досками, да и вообще со всем, что связано с памятью о погибших евреях. Всего этого, дескать, слишком много.
— Что он имел в виду?
— Ну, предполагается, что в каком-то условном регионе погибло, например, в пять раз больше белорусов, чем евреев – а мемориальные таблички, численно, устанавливаются в обратной пропорции… Потому во многих местах относятся к этому с непониманием. Публично, понятное дело, никто об этом не скажет, но проблема реальная, и от нее не отмахнешься…
Илья Васильев
Илья Васильев говорит, что в общественном сознании россиян, в целом, вообще отсутствует понимание того, что значительная часть СССР несколько лет находилась под гитлеровской оккупацией. «Речь идет о важном, недостаточно изученном, трагическом периоде истории. Даже для людей, которые что-то знают об этом, настоящим откровением оказывается тот факт, что примерно шестнадцать миллионов человек из общего числа погибших граждан СССР, были жителями оккупированных территорий и военнопленными», — говорит он. Предложенная им новая концепция была вкратце представлена в российской Государственной Думе в ходе круглого стола, посвященного Дню Катастрофы.
Васильев руководит Фондом памяти Александра Печерского, занимается другими проектами, направленными на увековечение трагедии и героизма евреев во время Катастрофы. В частности, организовал несколько выставок картин Меера Аксельрода.
— Собственно, идея говорить в России об оккупации ее территорий появилась именно благодаря Аксельроду, — рассказывает он. – Будучи в годы войны эвакуированным в Алма-Ату, Аксельрод создал цикл рисунков и картин «Немецкая оккупация», которые долгое время не выставлялись.
— Меер Аксельрод – отец поэтессы и переводчицы Елены Аксельрод, живущей в Маале-Адумим…
— …И дед художника Михаила Яхилевича. Мы организовали несколько выставок – в Москве, Нижнем Новгороде, в питерской Академии художеств, в Минске и Витебске. Разумеется, нас очень интересовала реакция публики.
-И что выяснилось?
-Мы обнаружили удивительную вещь: для значительной части населения, особенно для молодежи, само понятие «немецкая, нацистская оккупация» — уничтожение военнопленных, геноцид евреев и многое другое из того, что творилось на территории России, Белоруссии, Польши — все это, как говорится, темный лес. Многие либо знают об этом очень мало, либо считают, что все происходило давным-давно, чуть ли не во времена опричнины.
— И это послужило толчком для разработки предлагаемой программы?
— Да, мы решили предложить ряд мер, направленных на уточнение существующего восприятия, чтобы картина жизни и смерти миллионов людей на оккупированных территориях стала для нашего современника более близкой, менее абстрактной.
— Кому конкретно вы предложили вашу концепцию?
— Мы закончили разрабатывать ее в конце прошлого года, и представили на рассмотрение российских государственных и общественных структур, в чьи функции входит сбережение исторической памяти: министерства культуры, Общественной палаты, Российского исторического общества, Российского военно-исторического общества, других организаций.
Пример — Змиёвская балка в Ростове, самое большое на территории Российской Федерации место массового уничтожения евреев. Сначала там была табличка «Здесь погибли евреи», затем появилась другая надпись – «Здесь погибли советские граждане», а потом долгие годы в судах продолжалась борьба за восстановление истины, полная взаимных претензий и компромиссов. Однако связано это не только с тем, что где-то сидят, скажем, антисемиты или чиновники, которые относятся негативно к идее выделения Катастрофы европейского еврейства в отдельную «историческую страницу». Многим людям на местах кажется, что в особом отношении к памяти о евреях есть элемент неуважения ко всем остальным, кто погиб в тот же период на той же территории. И наша программа предлагает ряд мер, которые смогли бы постепенно изменить ситуацию.
— Каким образом?
— Скажем, мы предлагаем провести мемориальную разметку местности. Условно говоря, сделать так, чтобы в каждом городе, который находился в годы войны в зоне оккупации, был соответствующий стенд с информацией, сколько местных жителей погибло, сколько было угнано в рабство, существовало ли здесь гетто. Нужны мемориальные таблички на всех местах массовых казней, расстрелов евреев, партизан, подпольщиков. Необходимы такие таблички там, где были шталаги, лагеря военнопленных, с указанием числа погибших и других важных деталей.
— Кто станет первым субъектом вашей программы?
— В данный момент она рассчитана на Российскую Федерацию, где под оккупацией находились тринадцать краев и областей, не считая частично оккупированной ленинградской области и находившегося в блокаде самого Ленинграда. Речь идет об огромной территории, от Ингушетии на Кавказе до Псковской области на западе.
Но и это еще не все. Есть огромный, неизученный практически пласт: значительная часть этой территории была «партизанским краем», хотя как-то устоялся стереотип, будто партизаны – это соединения, воевавшие в Беларуси и Украине. На самом деле, очень мощное партизанское движение было развернуто на территориях сегодняшних ленинградской, псковской и тверской областей, на Брянщине, в других регионах.
Картина Меера Аксельрода
Хотя знаменитый фильм Алексея Германа «Проверка на дорогах» рассказывает о событиях, связанных именно с этим партизанским фронтом, обо всем этом мало кто помнит. Например, в Волоколамске, который был оккупирован нацистами уже в октябре 1941 года, даже старожилы не могли рассказать мне, что здесь происходило во время оккупации. Где находилось отделение гестапо, где военная комендатура, где держали военнопленных…
— Что еще можно сделать, кроме мемориальной разметки местности?
— У нас предложений, конечно, гораздо больше – от определения отдельной памятной даты с соответствующим церемониалом, до создания Музея оккупации и просветительских мероприятий. Нужно снимать документальные фильмы, выпускать сборники документов. Ведь сегодня книг и фильмов именно на эту тему – считанные единицы.
— Проблема в том, что до сих пор не сформулировано новое понимание самого феномена «оккупированных территорий» применительно к бывшему СССР. Не секрет, что в советское время понятие «житель оккупированных территорий» имело негативный оттенок.
— Безусловно. В послевоенные годы поддерживался подобный настрой. Вообще, советская власть не всегда, скажем так, ставила во главу угла восстановление справедливости по отношению к определенным группам населения, да и к отдельным людям. Особый трагизм в том, что люди пострадали дважды: сначала выживали на оккупированной территории или в плену врага, а потом расплачивались за это после воссоединения со своими. Ведь окончательная юридическая реабилитация военнопленных была проведена только в девяностые годы — Ельцинским указом.
Сходные штампы – «предатели», «коллаборационисты» — закрепились тогда и за населением оккупированных территорий. Удивительно, но эти живучие стереотипы существуют и поныне, а системная работа по их преодолению практически не ведется! Конечно, эту ситуацию необходимо менять.
— Как?
— Надо менять советский штамп, незаметно перекочевавший в российский: главная роль отводится тем, кто ковал победу на фронте, затем в иерархии героев идут блокадники, — впрочем, и о них вспоминают, как правило, к юбилеям. Потом — труженики тыла, а все остальные будто вычеркнуты из коллективной памяти.
— А как к вашей активности относятся власти, при том, что сами они не торопятся исправлять положение?
-Мы встречаем позитивную реакцию. Но давайте подойдем к этому вопросу немного с другой стороны. Благодаря деятельности ряда энтузиастов и организаций, в первую очередь, наших коллег из Научно-просветительного центра «Холокост», удалось довести до некоторых россиян информацию о том, что Катастрофа – это про гибель евреев, а не про «клей для обоев».
Проводятся всевозможные мероприятия, семинары, но при этом их деятельность все равно остается на глубокой периферии общественного сознания, не очень его задевая. Вот почему так важно добавить к уже сделанному и сказанному нечто, с чем обычный россиянин мог бы внутренне солидаризоваться, почувствовать себя эмоционально вовлеченным. История с Александром Печерским – лучший тому пример. С одной стороны, он попал в лагерь, как еврей, с другой – как военнопленный, советский офицер, и ему удалось объединить вокруг себя других узников, организовать восстание, сражаться и выжить. И это сочетание сработало, вокруг этой темы образовалось согласие специалистов, историческое сообщество, ветеранов, органов власти, обычных людей, и теперь, благодаря фильму «Собибор», эта история известна едва ли не каждому школьнику.
Фильм впервые рассказал широкому российскому, а точнее, вообще русскоязычному зрителю по всему миру, о лагерях смерти, о том, что туда посылали евреев для промышленного уничтожения. Эту тему удалось сделать достоянием самых широких слоев российского и русскоязычного общества. Резонанс, вызванный фильмом, в конечном итоге способствует решению многих задач, в том числе реализации уставной цели того же Центра «Холокост» – созданию в России Музея Холокоста.
— Сейчас такого музея нет?
— Нет, но ведется довольно бурная полемика по этому поводу, в самом еврейском сообществе. На упомянутом круглом столе в Госдуме об этом спорили сопредседатели НПЦ «Холокост» Илья Альтман и Алла Гербер.
Дело вот в чем. В большей части европейских стран оккупация носила, скажем так, «облегченный» характер. На этом фоне облавы на евреев, их депортация в лагеря смерти казались и кажутся по сей день квинтэссенцией ужаса войны. А на оккупированной советской территории СССР все было иначе. Подобные зверства, массовые истребления, уничтожения целых населенных пунктов немцы творили еще разве что в Югославии и, частично, в Польше. Поэтому, когда заходит речь о музее Катастрофы, у многих возникает вопрос: а где же тогда Музей сотен сожженных деревень? Музей миллионов погибших мирных жителей других национальностей? Даже когда РЕК устанавливает мемориальные таблички в местах массового расстрела евреев, это зачастую сталкивается с предубеждением местных жителей, и основная причина негатива – в том, что рядом не устанавливают таблички о расстрелянных неевреях.
А вот если переосмыслить практику мемориализации Холокоста, – разумеется, никоим образом не умаляя его уникальность, не растворяя жертв Катастрофы в общей массе погибших – еще и как важнейшую часть единой картины зверств нацистских оккупантов против советских граждан, ситуация, надеюсь, изменится. Мне кажется, доказательство верности такого подхода в том, что об этом одновременно заговорили самые разные люди. Так, на том же думском «круглом столе» замечательный историк Арон Шнеер предложил создать в России музей жертв нацистской оккупации. Эта же идея в другом оформлении присутствует и в нашей концепции. А важнейшей частью такого мемориального комплекса должен, конечно, стать музей-мемориал Холокоста. В рамках единой программы увековечения жертв оккупации гораздо легче будет добиваться, скажем, придания государственного статуса Дня памяти жертв Холокоста, 27 января.
— Вы думаете, это возможно?
— Главное – найти комплексное решение, сделать так, чтобы вопрос об увековечении жертв нацистской оккупации, в том числе евреев, был не причиной для конфронтации, а исходной точкой общероссийского согласия.
Марк Котлярский, «Детали». К.В. Фото: Reuters
Другие фотографии предоставлены Ильей Васильевым
Автор Марк Котлярский
